Она вышла из комнаты и быстро стала подниматься по винтовой лестнице.

Юджин и Вивьен все еще болтали у себя в комнате. В ванной Чармиэн безобразным голосом продолжала напевать что-то из «Богемы». Фейт незамеченной дошла до своей комнаты, где поставила флакончик на полочку среди прочих лекарств и на всякий случай обтерла его платком. Она чувствовала себя совершенно спокойной, словно не сделала ничего необычного, но вот головная боль, кажется, снова усилилась, и она приняла пару таблеток аспирина, прежде чем спуститься в Желтый зал.

Там никто не обратил на нее внимания, и она скромно прошла вдоль стеночки и села у окна. Барт, стоявший у буфета рядом с подносом, на котором Рубен Лэннер подал шерри, обратился к ней, вопросительно побалтывая бутылкой с ликером:

– Фейт?

Но та отрицательно помотала головой. Пенхоллоу потребовал себе полный стакан, другой стакан взяла Клара. Все стаканы были, как всегда, разномастны. Несчастному Барту достался малюсенький наперсточек из клубного набора. Фейт, безразлично глядя перед собой, мечтала, что, когда они с Клеем поселятся отдельно в Лондоне, вся посуда у них будет в одном стиле...

От визита Финеаса у Пенхоллоу заметно улучшилось настроение. Даже невероятный вельветовый жакет, который был на Обри, не вызвал на сей раз у старика ничего, кроме грубого смеха... Пенхоллоу заявил, что уже много лет он не чувствовал себя так превосходно, как сегодня. Когда пришло время обеда, он придвинул свое кресло к торцу стола, туда, где место главы семьи давно уже, из-за отсутствия на обедах отца, занимал Раймонд. Раймонд молча уселся между Чармиэн и Юджином. Казалось, мрачное, потерянное выражение лица Раймонда вызвало явное неудовольствие у Пенхоллоу. Братья Раймонда были здорово удивлены, что всегда ровный Раймонд был явно не в своей тарелке. Но хотя Пенхоллоу решил, что сын расстроился из-за места за столом, в действительности тот вовсе не обратил на это внимания, а неотвязно думал о странном сегодняшнем разговоре отца с Финеасом.

Когда Раймонд вошел в комнату, где шла эта беседа, он с удивлением натолкнулся на взгляд Финеаса, полный откровенной ненависти... Стало ясно, что Делия, напуганная разглашением ее девичьей тайны, прибегла к помощи брата, а значит, вынуждена была напрямую рассказать тому все, о чем ранее он мог только догадываться. Конечно, для Финеаса было весьма оскорбительно, что его сорок лет держали в неведении, а теперь навалили на него обязанность вести пренеприятные переговоры; и его злость на мерзавца и нахала Пенхоллоу, сломавшего жизнь его сестре, как-то странно перешла и на Раймонда, который, как и Финеас, был, в сущности, всего лишь жертвой...

– Хэлло, Рай! – сказал тогда Пенхоллоу сыну. – Вот сижу с твоим дядей, который сорок лет жил спокойненько, а теперь чего-то взвился... Зачем ты ездил к Делии, болван?

– Мне надо было знать правду, – сказал Раймонд.

– Ах, какой у меня непочтительный сын! – гадко усмехнулся Пенхоллоу. – Разве можно не верить отцу? А Делия, как я уже тебе объяснял, была маленькой глупышкой, неспособной хоть что-нибудь обдумать и пережить самостоятельно. Конечно, она все бы выплеснула еще тогда своему братцу, да он небось и слушать ее не пожелал. Он же у нас такой нежненький котик, ему страшно претят всякие треволнения... Ты же знал обо всем, Финн, скажи? Я уверен в этом. Ей-Богу, у вас в семье был один-единственный мужчина – да и то моя Рейчел!

Финеас облизнул пересохшие губы. Вся его ненависть к Пенхоллоу, столько лет ожидавшая своего часа, была готова наконец выплеснуться... Но его страх перед всяческими скандалами оказался сильнее, и Финеас удержался...

– Я думаю, что теперь бесполезно заниматься пустыми обвинениями, – заметил Финеас осторожно. – Я приехал сюда сегодня только затем, чтобы выяснить, какова была цель этого... гм!.. небольшого саморазоблачения? Почему вы рассказали о своем... гм!.. прегрешении юности, да еще человеку, некоторым образом представляющему собой итог этого... гм!.. поступка, в обстоятельства которого я не желаю углубляться?

– Это тебя, Рай, назвали итогом! – заметил Пенхоллоу.

– Я это понял, – сказал Раймонд. – Но дядя ждет ответа. Я тоже.

Пенхоллоу затрясся в беззвучном хохоте.

– Вот уж не думал, что от всего этого я получу такое огромное наслаждение! – заявил он. – А что касается цели, так у меня ее не было. Сказал, вот и все!

Финеас сжал свои слегка трясущиеся пальцы.

– Я хотел бы получить от вас гарантии, Адам, – сказал он, – в том, что эта история не пойдет гулять дальше!

– Вы таких гарантий не получите, – нахально отвечал Пенхоллоу.

У Финеаса, в добавление к пальцам, задрожал еще и голос:

– А вы представляете положение моей сестры, если хоть одно слово об этом вылетит у вас изо рта?

– Вы имеете в виду СВОЕ СОБСТВЕННОЕ положение, не правда ли, Финн? – презрительно бросил Пенхоллоу. – Очень вам нужны переживания Делии! Вам интересна только ваша личная респектабельность!

– Хорошо, а как же я? – спросил Раймонд угрюмо.

– А ты учись со мной разговаривать почтительнее!

– язвительно сказал ему Пенхоллоу. – Может быть, если ты будешь вести себя паинькой, я буду держать язык за зубами!

Раймонд молчал, тягостно воображая себе собственное будущее под гнетом отца...

– Насколько я понимаю, женщина, которая некогда находилась в услужении у моего отца, а затем служила у вас нянькой и кормилицей, тоже осведомлена в этом деле? – спросил Финеас. – И я настаиваю, чтобы в отношении нее были приняты самые суровые меры, дабы исключить...

– Да неужели вы можете на чем-нибудь настаивать? – удивился Пенхоллоу, постепенно разъяряясь.

– Вы находитесь в моей вотчине, и имею честь сообщить вам, что в Тревелине один человек имеет право настаивать, – это я, Пенхоллоу! Вы что же думаете, мне надо предложить старой Марте хорошенькую взятку? А может быть, вам сделать это самим, из своих денег? Вы ведь так их берегли всю жизнь, свои денежки? Для чего же, как не для этого? Я вовсе не буду против – попробуйте поговорить с Мартой.

– Ну что ж, если вы так хорошо знаете характер этой женщины, и считаете, что она заслуживает доверия, то я преклоняюсь перед вашими познаниями! – язвительно поклонился Финеас.

– Я не только характер ее знаю, по правде сказать, так что вы преклоняетесь совсем не перед тем, о чем думаете! – отрезал Пенхоллоу.

И Финеасу пришлось это проглотить. Раймонд развернулся и вышел из комнаты, не зная, сколько еще времени будет продолжаться эта мучительная беседа. Была ли у Пенхоллоу другая, тайная цель, но вся эта история здорово повеселила папашу...

А теперь, сидя за столом, по отличному настроению отца Раймонд понял, что тому удалось здорово насолить Финеасу. В сущности, папаша просто тешил свое необузданное самолюбие, причем делал это совершенно по-варварски, ведь он знал наверняка, что брат и сестра Оттери будут завтра сидеть у него за праздничным столом...

–...Итак, кто же будет у тебя на празднике? Опять викарий с супругой, и миссис Венгрен наверняка испортит нам все веселье? – спрашивал тем временем Конрад.

– Черт меня побери, если я сам этого не сделаю! – со зловещей веселостью объявил Пенхоллоу. – Слышишь ты это, Фейт, дорогая?

Фейт спокойно занималась поглощением пищи, поскольку была почти уверена, что очередного кошмара на сей раз не будет... Она кротко подняла глаза и прошептала:

– Конечно, Адам, я слышу...

Тут Рубен Лэннер, который очень неодобрительно наблюдал за тем, как жадно расправляется Пенхоллоу с омаром, заметил, что ракообразные на ужин способны причинить такой вред пищеварению Хозяина, который сделает невозможным его дальнейшее участие в торжестве.

Но это замечание Лэннера привело лишь к тому, то Пенхоллоу дружелюбно послал его куда подальше и потребовал себе новую порцию омара. После этого он решил еще немного позлить Раймонда и объявил на весь зал, что сегодня послал Обри обналичивать чек.

– Что-то ты, папа, пошел рысью! – заметил Барт. – Помнится, не так давно ты уже обналичивал чек?