Рядом с мечом мастер положил ножны с богатой золотой насечкой.

Облачившись с помощью Риальта, очень ловко застегнувшего все пряжки, в свои новые доспехи, Конан с удовольствием прошелся по комнате. Он любил это ощущение железной тяжести на своем теле — так он еще острее чувствовал свою силу, и кровь невольно вскипала в жилах от предвкушения битвы.

Мастер подал ему щит, и Конан, вынув меч из ножен, несколько раз со свистом взмахнул им в воздухе.

— Мне кажется, что я родился в этих доспехах! Мастер Кларс, ты — король всех оружейников! Ну, теперь-то я потешусь на Большом Турнире, посмотрю, что за рыцари сражаются во имя Светлого Митры!

— Но сначала ты опробуешь оружие и доспехи в схватке со мной. Не надо, чтобы тебя раньше времени видели на Священном Ристалище — там сейчас множество приезжих рыцарей пробуют свои силы и хвастают ловкостью на потеху простому народу. У проклятого Ферндина развелось слишком много прихвостней, и они тоже наверняка вертятся там, высматривая слабые места противников. Никто не знает, каков он в бою, говорят всякое — и что владеет мечом, как знатный рыцарь, и что не выдержит первого же поединка. Но я не сомневаюсь, что противник он опасный! А сейчас, Риальт, проводи гостей на задний двор и скажи подмастерьям, чтоб туда не совались — иначе шкуру спущу! Подождите меня там, я скоро приду.

Конан еще вчера понял, что ему предстоит не просто герцогский турнир, а нечто гораздо более серьезное и опасное. А после суровых слов мастера Кларса предчувствие смертельной схватки жаркой волной прошло по всему телу, заставив руки крепче сжать кожаные петли щита и рукоять меча, ноги — напружиниться, а глаза — вспыхнуть голубыми холодными искрами.

То, что мастер Кларс назвал «задним двором», было идеально ровной площадкой, со всех сторон огороженной крепким деревянным барьером. Здесь можно было опробовать коня, доспехи или провести настоящий бой, не опасаясь лишних глаз — со всех сторон площадку окружали глухие стены построек и высокие деревья густого сада.

Сюда и привели конюхи могучего вороного жеребца и игривую гнедую кобылу. На спине жеребца красовалась плотная попона, защищавшая бока и ноги благородного животного. На его голову был надет налобник с прорезями для глаз, а кожаному седлу с позолоченными стременами мог бы позавидовать любой барон. Конь нетерпеливо скреб землю копытом и тряс головой, позвякивая уздечкой. Конан обошел вокруг него, любуясь упряжью. Все было сделано на редкость добротно, украшено чернью и блестящими металлическими накладками. Осмотрев подковы и оценив чистую работу кузнецов, аккуратно подпиливших копыта, он, несмотря на тяжелые доспехи, легко вскочил в седло и пару раз проехал по кругу, проверяя, все ли удобно. Конь, словно разделяя удовольствие своего хозяина, бежал по площадке, словно не чувствуя на широкой спине тяжести седока.

Бёрри, стоя рядом со своей кобылой, любовно похлопывал ее по крутой шее и восхищенно приговаривал:

— Ай да старина Кларс, надо же, за одну ночь все сделал! Ну, Ферндин, теперь берегись!

Конюхи вывели во двор еще одну лошадь, для мастера Кларса. Широкая в кости, золотисто-рыжая кобыла смирно стояла, пока на нее надевали сбрую. Из неприметной боковой двери вышел сам мастер, облаченный в доспехи. Они, как видно, побывали во многих схватках здесь, на заднем дворе, их отделка, когда-то богатая, изрядно побилась и помялась, но меч, висевший в ножнах у бедра Кларса, производил нешуточное впечатление.

— Ну, киммериец, сейчас ты мне покажешь, на что способен! Правда, сила у тебя такая, что ты ненароком можешь и пришибить старого Кларса, но здесь — не герцогское ристалище, держись спокойно и хладнокровно! Давай, начали! — Он взял из рук сына шлем, надел на голову, вскочил на лошадь и отъехал в противоположный конец двора.

Подмастерья, не в силах сдержать любопытства, подглядывали за ними из-за чуть приоткрытых дверей и углов хозяйственных построек. Звон стали, топот копыт и резкие выкрики мастера Кларса, требовавшего от Конана все новых приемов боя, заглушали их восхищенные голоса. Но, когда мастер остановился и отдал щит Риальту, их тут же словно ветром сдуло.

Сняв шлем и тряхнув слипшимися от пота волосами, мастер, отдышавшись, подъехал к Конану:

— Вижу, ты — прирожденный воин, как я — прирожденный оружейник! Я еще не встречал человека, который владел бы всеми приемами, какие ты мне показал! Слезай с коня, раздевайся, а я пошлю Риальта к Лису: с сегодняшнего дня ты — мой гость! И не спорь, не спорь — так для тебя будет лучше. Я и сам люблю Старого Лиса, пропустить у него стаканчик — настоящее удовольствие, но постоялый двор — это постоялый двор, войти туда может всякий. Думаю, ты меня понимаешь. Эй, Бёрри, поставь свою Зольду в мою конюшню и тоже перебирайся сюда — я предупреждал, что теперь ты мой: хватит, потешил гуляк в харчевне!

Он спешился, и конюхи тут же приняли повод его спокойной лошади. Горячий вороной жеребец, все еще возбужденный схваткой, ржал и пытался встать на дыбы, но и его вскоре увели со двора.

Риальт помог снять доспехи и, передав их подбежавшим мальчишкам-ученикам, отправился в заведение Старого Лиса. Мастер Кларс, Конан и Бёрри не спеша шли по саду, и оружейник говорил:

— Я хорошо знаю молодого герцога и характер его изучил достаточно. Он горячий, вспыльчивый, но, когда это нужно, сохраняет непоколебимое спокойствие и выдержку. Он всегда знал, чего хочет, и мог этого добиться. А теперь вдруг все полетело кувырком, появился этот Ферндин — и герцога как подменили! Нет, тут дело нечисто! Я даже думаю, не обошлось без колдовства. Ты, киммериец, будь начеку, у тебя нынче страшный противник! Эх, если бы я мог дать в придачу к своей силе свою ненависть! Если бы мог!

ГЛАВА 7

Его разбудил осторожный стук в дверь. Сон улетучился сразу, сменившись холодной ясностью пробудившегося сознания. Да, уже утро, скоро взойдет солнце и начнутся все эти дурацкие церемонии с поклонами и жертвоприношениями. Ферндин резко сел, спустил ноги на мягкий ковер и одним махом осушил заранее приготовленный кубок вина с растворенным в нем крошечным кусочком кеубы — плотной красноватой массы, изготовляемой в подземных кельях нелюдимыми жрецами Сета.

Сет — вот кто истинный владыка этого мира, могучий загадочный змей, хозяин жизни и смерти! Лишь он достоин поклонения и почитания, а не этот безликий идол, которого слабые людишки ублажают невинными жертвами! Митра, Податель Жизни, Изобильный Бог, и Солнце — око Его… Чего только не выдумает человек, лишь бы урожай на его поле мог прокормить семью и коровы хорошо плодились!

Ферндин усмехнулся, чувствуя, как жар кеубы разливается по всему телу, наполняя члены молодой силой и легкостью. Сколько же ему лет? Трудно сказать… Пожалуй, не меньше восьмидесяти. А зеркало отражает черноволосого мужчину с жестким хищным лицом, которому больше сорока никак не дашь. Славный уголок это захолустное герцогство, славный и очень богатый! Скоро он, Ферндин, станет его полновластным хозяином, тогда можно будет подумать о других праздниках для народа и других богах! Вернее — Боге! И уж, конечно, не ягнят и фрукты будут приносить ему в жертву, а таких вот тепленьких смуглых овечек, как та, что досматривает последние сны на его ложе. Какие же славненькие служанки у этого простофили Оргельда!

Он подошел к спящей девушке, резко отбросил покрывало и, заглушив жадным поцелуем испуганный вскрик, бешено овладел бьющимся телом — это кеуба, клокочущая в крови, требовала выхода.

Удовлетворив неистовый порыв утренней страсти, он оставил разметавшуюся на ложе, совершенно обессилевшую девушку и, быстро одевшись, вышел за дверь.

Не глядя на слуг и испуганных служанок, почтительно уступавших ему дорогу, он прошел прямо в покои герцога. Оргельд стоял у большого зеркала и поправлял вышитый воротник парадного наряда, надевавшегося лишь раз в году, в праздник Изобилия Митры.

Старинный головной убор из голубого бархата, расшитый золотом, оттенял красоту светлых волнистых волос, падавших на плечи. Широкая куртка с пышными рукавами, перехваченными голубыми лентами чуть выше локтя, и короткие штаны сверкали в свете восходящего солнца богатой золотой вышивкой и драгоценными камнями.