Изменить стиль страницы

Достопочтенный господин, умоляю вас, опишите в точности, как повар готовил дикобраза.

Я поймал себя на мысли, что мне уже и самому стало невыносимо интересно. Но я мог все испортить. Мне нужно было стонать и плакать.

— О, горе! — с новой силой завопил я. — Всесильное Небо, за что?..

Ли Као сочувственно похлопал меня по плечу.

— И подумать только, что такая трагедия постигла единственного из моих правнуков, кто не дурак и имеет сердце, — всхлипнул старик. — Но ты прав, мы должны установить причину. Сначала повар удалил глаза, вытащил желудок и внутренние органы. Пока же он резал мясо ломтиками, мой бедный правнук собственноручно очищал их от каждого сгустка крови. Потом мы варили мясо в чистой речной воде…

— Не снимая кожу?

— Конечно, не снимая. Затем достали и положили на разделочную доску.

— Деревянную?

— Милостивый Будда, я прекрасно знаю, что, используй мы доску из керамики или металла, это убило бы всех нас! — сердито проворчал мастер Ли. — Дальше повар тончайшими палочками вытащил каждую ворсинку и иголку, нарезал мясо более мелкими ломтиками (естественно, квадратными) и поставил вариться в котел со свиным жиром. И только потом добавил соус и обжарил мясо в масле. Мы внимательно следили, чтобы в котел не попало ни единой пылинки. После этого повар обмакнул в соус кусочек бумага и поднес его к пламени свечи. Лишь когда он стал легко воспламеняться, процедура была закончена, и мы подали мясо к столу.

Ни единого изъяна. Ни одной ошибки. Мир купца трещал по швам. Он закрыл лицо руками, и, как ни странно, сейчас он напоминал мне Яркую Звезду, когда она увидела, как нарушили правила ее священного танца. Конечно, страсть толстяка была не столь благородной, но такой же искренней. Ли Као подошел ко мне и, пока не видел толстяк, поднял меня на ноги. Теперь я рыдал у него на плече, а он все так же утешительно хлопал меня по спине.

— Сколько людей погибло? — в конце концов спросил купец.

— Только моя невеста! О, горе! — опять заорал я.

— Только она из двухсот человек гостей, — всхлипнул мастер Ли. — И ведь я сам выбирал дикобраза! Я сам готовил соус! Правнук лично удалял все сгустки крови! И именно от того нежнейшего кусочка, что он протянул своей любимой, она умерла! А я… я…

— Подождите! — воскликнул купец и схватил меня за плечи. — Мой бедный мальчик, когда ты очищал мясо, какой палочкой ты пользовался?

Я был тронут до глубины души.

— Какой палочкой? О Небо, я не помню, — ответил я.

— Ты должен вспомнить! — настаивал толстяк. — Была ли это серебряная палочка?

— Да, была, — задумчиво произнес я. — Теперь я вспомнил. Это была палочка из чистейшего серебра, хотя когда остался последний кусочек, она упала, и я взял другую.

— Серебряную? — Толстяк затаил дыхание.

Я сдвинул брови, и мне показалось, что за эти секунды прошла вечность. Пора было заканчивать спектакль,

— Золотую, — наконец ответил я.

Настоятель всегда учил меня не судить о людях по их внешности, и купец оказался наилучшим тому примером.

Весь его грузный облик говорил о том, что этот человек ставит собственные интересы превыше всего на свете. Однако он не стал радоваться спасению своего мира. Толстяк зарыдал вместе со мной, и слезы потекли по его щекам.

— Бедный мальчик, — запричитал он, — мясо дикобраза не переносит золота. Это вызывает мгновенную смерть. И будто по наваждению именно золотой палочкой ты взял последний кусочек. Именно его ты и положил на тарелку своей любимой, и теперь…

— Теперь она умерла! Я убил ее! — заорал я пуще прежнего. — По моей глупости погибла моя невеста!

Я упал в обморок. Лежа на крышке гроба, я незаметно для всех открыл флакончик с эликсиром восьмидесяти зловоний, прикрепленный с другой стороны, и комнату стала наполнять жуткая вонь.

— Только подумать, мой правнук стал причиной такой ужасной трагедии! — сокрушался мастер Ли.

— Я слышал об отравлении мясом дикобраза, но, признаться, никогда не видел, как это происходит, — еле слышно произнес толстяк. — Это очень ужасно?

Солдаты и все, кто были в комнате, подошли поближе, с тревогой глядя на гроб.

— О да, — прошипел Ли Као. — Сначала она покрылась красными пятнами. Затем эти пятна позеленели.

Эликсир действовал безотказно, и ужасный смрад распространялся повсюду.

— Брррр! — Главный стражник закрыл рукой нос.

— Дальше отвратительный зеленый цвет стал черным, — не умолкал мастер Ли.

— Черным? — боязливо прошептал купец и отвернулся.

— Ну, говоря точнее, черным с зеленовато-фиолетово-желтыми пятнами по краям, — объяснил Ли Као, — а потом появился запах.

— Запах? — закашлялся главный стражник.

— Я не могу подобрать слов, чтобы описать этот отвратительный смрад, — с дрожью в голосе ответил мастер Ли. — Гости бросились врассыпную, мой же правнук набрался смелости и прикоснулся к телу невесты. О, ужас! Его пальцы вошли в ее тело, потому что ее гладкая и некогда столь прекрасная кожа превратилась в желе, из которого сочился зеленый гной. И запах… от этой жуткой вони собаки бились в агонии и даже птицы падали на землю!

Почему-то в следующую секунду таможенный двор опустел.

Вскоре мы тоже выбежали на улицу, шатаясь и закрывая руками нос.

Все остальные были здесь. Эликсир восьмидесяти зловоний вызывает дикую тошноту, и всех просто выворачивало наизнанку. В конце концов люди понемногу пришли в себя и решили выбросить нас в море вместе с гробом. Но, к счастью, Ли Као убедил их этого не делать, взывая к патриотизму, дескать, окажись этот фоб в воде, рыбу в Китае можно будет не ловить еще три тысячи лет. В итоге они согласились со стариком и, дав нам телегу, пару лопат и перепуганного до смерти монаха-слугу, наказали идти на кладбище, где хоронят прокаженных. Монах шел впереди, стуча в гонг и постоянно повторяя:

«Нечистая!», и при первой же возможности сбежал. Что, надо сказать, сделал и наш купец. Он схватил сундуки и поспешно отплыл подальше от страшного места, где люди не умеют правильно готовить дикобраза. Правда, один из его сундуков оказался нашим гробом, с которого чья-та шаловливая рука вовремя убрала траурное покрывало.

Мы же спокойно сорвали это покрывало с сундука, и я с нетерпением открыл крышку.

Внутри на холстине лежала небольшая сумочка, я высыпал ее содержимое на ладонь и в недоумении уставился на нее.

— Булавки? Мастер Ли, толстяк нанял целую армию солдат, чтобы сторожить дешевые железные булавки?

— Великий Будда, да этот малый работал не один! Он, наверное, представлял гильдию самых богатых людей Китая! — воскликнул Ли Као.

Я не понимал ничего. Старик отдернул холстину, достал оттуда странный предмет (каковых тут, как выяснилось позже, оказалось двести семьдесят штук) и начал осторожно прикреплять к нему булавки. Они в свою очередь каким-то чудодейственным образом легко прикреплялись друг к дружке: каждая следующая к концу предыдущей.

— Десять, — молил мастер Ли, — только бы десять. Если он выдержит десять булавок!

Семь… восемь… девять… десять… одиннадцать… двенадцать… тринадцать… четырнадцать!., пятнадцать!., шестнадцать!., семнадцать!!!

Восемнадцатая булавка упала на землю, и Ли Као обернулся ко мне, улыбаясь во весь рот и сияя, как звезда.

— Десятый Бык, заморские торговцы готовы продать душу ради китайских компасов, которые являются таким чистейшим магнитом, что выдерживают по десять дюймовых булавок. Здесь же сотни компасов, выдерживающих семнадцать булавок! Мой мальчик, в течение жизни мне, конечно, не раз удавалось отхватить немалый куш, но по сравнению с этим!.. Лу Юй, мы только что стали самыми богатыми людьми во всей Поднебесной! — с гордостью сказал он.