Глава 8

Телевизионные каналы, словно сговорившись, показывали одно и тоже: уроки химии, квантовой механики, теория биномов, прикладная физика, атомная инженерия, астрономия, алгебра, основы математики, — непрерывный поток учебных программ, необходимый для каждой нормально учащейся семьи. Мада, раздражаясь, выключила телевизор. Неужели так было и раньше? Да, вспомнила она, и тогда тоже. Научный подход. Если предмет не имеет научной ценности, то он, просто не принимаясь во внимание, сбрасывается со счетов. Танцы рассматривались с точки зрения контролируемого движения и физического развития. Пение предназначалось для развития голосовых и речевых возможностей и демонстрировало гармонию ладов и мелодий. Текстовые программы были просто курсами разных наук, показываемыми в виде лекций.

Но зачем ей это теперь?

Скрупулезно, с любовью, она подбирала интерьер своей квартиры, пробовала разные варианты… Она прошла по комнатам, перебирая пальцами тонкие кружева и мягкий шелк. Теперь во всем этом она находила неповторимое и мягкое очарование. Сколь много упущено ею в прошлом? Были ли учеба, постоянная тренировка ума, самосовершенствование действительно смыслом и целью существования людей? Нет, понимала она, вспоминая влюбленных в поезде, свои собственные увлечения; все это, конечно, больше, нежели удовлетворение потребностей естества.

Ошибка, размышляла она, откинувшись в мягком глубоком кресле. Один маленький ошибочный кирпичик, положенный в строящуюся систему в самом начале колонизации. Чей-то выдающийся яркий ум решил, что концепция всеобщего образования станет панацеей от всех бед и болезней общества. Но ведь не в таком уродливом виде, как это происходит сейчас. Дилемма: либо человек учится, стараясь получить профессиональный диплом, напрягается из последних сил, забывая о нормальных потребностях и простых человеческих радостях, — либо он опускается на дно общества, презираемый и попираемый всеми и каждым. Конечно, уровни нищеты, безграмотности и ограниченности тоже разнятся, как и смыслы жизней людей труда и интеллигенции; рабочий всегда видит реальные плоды своего труда, а ученый только расчищает пути чужих ошибок, пытаясь найти что-то свое и делая похожие.

Например, репатрианты, набор с того же Лоума. Этих людей можно было бы с большой выгодой использовать на тяжелых физических работах, которые так же требуются обществу, как и интеллектуальный труд. Необходимость и полезность выполняемой работы поднимали бы людей в собственных глазах, помогали им жить и развиваться внутренне. Конечно, проще было унижать и третировать их, хотя это было и низко и антинаучно. Эти люди были подлинной бомбой, которая рано или поздно взорвется.

Она автоматически провела руками по телу, расправляя складки одежды, почувствовала все линии, изгибы и тепло. Прикосновения разбудили воспоминания и чувства, испытанные ею недавно в поезде. И тут же мысли снова вернулись к мужественному незнакомцу.

Растущее нетерпение заставило ее поднять трубку телефона; пальцы послушно набирали знакомый номер. Лицо сиделки, появившееся на экране, было стерильно очищенным от эмоций:

— Да, мадам?

— Пожалуйста, расскажите о состоянии пациента 9-18.

Лицо чуть отдалилось: сиделка набирала запрос на внутреннем компьютере.

— Идет процесс восстановления, мадам. Повреждения были серьезными, потребовалась операция. Были внутренние разрывы селезенки, почки и кишечника. Переломы ребер и прободение легкого.

— Как долго он будет выздоравливать?

— Сейчас пациент находится в послеоперационном сне, и процесс выздоровления идет нормальными темпами. Он…

— Как долго?

— Несколько дней, мадам.

— Прекрасно. Пришлите его ко мне, как только он будет здоров.

Нет причин для волнений, думала она, опуская трубку. Нетерпение юности, решила она, улыбнувшись. Стремительность, необдуманность. Ей оказалось довольно просто организовать постоянное осторожное наблюдение за раненым с помощью своих людей. Они сопровождали его в лабораториях, в палатах, в операционной; и в ее апартаменты. В больнице его заменили другим, менее заметным человеком, а она отправила его в закрытую частную лечебницу, где он находился полностью в ее власти. Когда же он понадобится ей и зачем?

Как возлюбленный?

Она попыталась быть честной сама с собой, вспоминая свои чувства и ощущения, реакцию на его сильное тело. Он нравился ей, и она очень хотела быть с ним… Тот факт, что она мало знала о нем, тайна, окутывавшая его появление и поведение, только усиливали ее влечение. Прихоть, решила она. Романтика! Но почему она должна отказывать себе в этом? Сдерживать себя?

Она повернула голову на звук открываемой двери. На пороге стоял Дек Брекла. Он улыбнулся, входя и прищурился, привыкая к полумраку комнаты.

— Сумерничаем, Мада? Значит, тебе не нужен свет дня, а хочется приглушенных тонов и полумрака, так? — Он слегка коснулся ее щеки, здороваясь. — Интересно, почему?

— Ты по делу?

— Да; надо поговорить.

Он не спеша выбрал кресло, уютно расположился в нем, вытянув ноги и положив руки на подлокотники.

— Тебе известно, что Крелл ушел в отставку? Он считает, что этого требует состояние его здоровья. Фактически, за ним сохраняется статус и все привилегии члена Совета; просто у него не будет права голоса на заседаниях.

Он подождал немного и вкрадчиво спросил:

— А ты никогда не задумывалась о преимуществах такой отставки?

— Нет.

— Может статься, ты еще сделаешь это.

Она усилием воли подавила поднимающуюся волну гнева:

— Я не считаю подобный вариант приемлемым для себя. Это все, о чем ты намеревался поговорить со мной? Если так, то тебе лучше уйти; это не та тема, которая волнует меня сейчас.

— Чтобы обладать реальной силой и властью, Совет должен быть жизнеспособен, деятелен и мудр. Если мы топчемся на месте, то прогресс нашего общества под большим вопросом. Скажи мне откровенно, что бы ты чувствовала и как бы ты поступала в молодости, зная, что твоим честолюбивым мечтам не суждено сбыться?

Она встретила его пытливый взгляд:

— Мне бы это не понравилось.

— Наверняка.

— Ты считаешь, что каждый член Совета должен вовремя уходить, достигнув определенного положения и выдохшись как реформатор?

— Я думаю, что это — оптимальный выход. Мы достигли какой-то промежуточной точки успеха и затормозились; нам необходимы свежие умы, чтобы решать проблемы по-новому, с нетрадиционной точки зрения. Ты — мудрая женщина, Мада. И наверняка выберешь для себя самый оптимальный путь, решая эту проблему.

Интересно, скольким людям до нее он уже предложил подобное? Крелл — не выдержал, сдался и ушел; сколько последует за ним? Напуганных угрозой призрачной опасности и откровенной враждебностью предложения? Но Совет был, все-таки действующим, а Варгас один противопоставлял многим свои амбиции и склонности. Если Технарх задумал осуществить единовластие, диктаторство, то она не собирается помогать ему в этой затее. Но в этом случае следует быть очень осторожной в своих словах и поступках.

— Я подумаю над твоими словами, — сказала она. — В них есть доля правды; молодые должны видеть и иметь свой шанс. Но что остается тем, кто уйдет? Они будут продолжать…

— Все для них останется по-старому, — произнес он быстро. — Уверяю тебя, в этом случае они не потеряют ничего, кроме права голоса. Все остальное будет за ними сохранено.

Он поднялся, расточая обаяние и улыбки:

— Я рад, что наша беседа состоялась. Я люблю тебя, Мада, и мне было бы воистину горько видеть тебя в беде. Будь мудрой. И ты не пожалеешь.

— Не пожалею до тех пор, пока твое обещание относительно сохраняемых привилегий будет работать? Исключая право голоса, конечно?

— Я даю тебе слово чести. — Он взглянул на часы. — Мне необходимо поторопиться. Скоро заседание Совета. Ты придешь, Мада?

— Нет. Мне надо о многом подумать.

— Тогда — удачи тебе, Мада. — Он снова коснулся ее щеки, прощаясь. — Чудесно. Все просто великолепно.