Посылал ли Хмельницкий к Хану Крымскому представление на показ, о том не известно. Но Энил говорит, будто бы Хан приложил свою записку к Королю и Магнатам. «Помыслите сами, до чего довело вас высокомерие. Прощайте и ожидайте нас скоро в Варшаве и Кракове.»

Пленники, Косяковский, Червинский и Оссолинский взялись доставить Королю и Магнатам представление, и Гетман отпустил их на честное слово, что чрез две недели доставят ему ответ, а в противном случае сами явятся и перескажут мнение Правительства. Но ответа и возвращения этих трех пленников Гетман ждал напрасно. Это было только честное слово, и рыцарские подвиги Поляков прежних времен вышли тогда в Польше из употребления.

Владислава уже не было в живых. От каменной болезни и от лихорадки, он скончался в Меречи. Извещая о том Хмельницкого Воевода Адам Кисель писал к нему следующее: «Тебе и сподвижникам твоим не безизвестно, что я один из Сенаторов покровительствуя вере, церквам, правам Российским, состарелся в сем попечении и желаю умереть в нем. После битвы под Кумейками никогда не обагрял рук в крови своих единоверцев и непричастен постигшим их бедствиям: они последовали вопреки воли и моих представлений. И так, я имею право на твою доверенность. Прошедшее предадим забвению, война и изчадия ее, голод, язва, суть наказания, посылаемые свыше, и речь посполитая почувствовала их в полной мере. Желать продолжения оных на гибель отечества, ест дело беззаконное; мщение Божеское следует отклонять молитвами; свое укрощать раскаянием и пещись о заживлении, а не о растравлении ран. В междоусобной брани, славнее для победителя влагать в ножны меч свой, нежели обнажать его на новое поражение. Хмельницкий! Не оскорбляй величия Божия, не нарушай спокойствия общего; отошли Татар в их улусы, распусти козаков, отправь посланников своих в Варшаву с изъяснением истинных причин возмущения вашего и обид, нанесенных войску и тебе самому. Удостоверь речь посполитую в верности, впредь никогда неизменяемой. А я клянусь Святою Церковью, общею матерю нашею, клянусь всеми священными правами древнего родства с народом Русским: что буду споспешествовать делу вашему со всякою готовностию, со всевозможным тщанием. Единственное желание мое-доставить праведное успокоение земле и отечественной вере от тех зол, в которых они толь долгое время стенают.»

Так, движимый любовию к отечеству, единоверец Хмельницкого, Брацлавский Воевода и Сенатор Адам Кисель увещавал Гетмана и надеялся примирить обе стороны. В душе свой сам Гетман желал прекращения кровопролитий; его трогательное представление доказывает его чувства: но предшественники его испытали на себе честь Поляков времен Сигизмунда и Владислава, и он был дальновиднее Косинского, Наливайки, Павлюги, Остряницы.

Получив известие о смерти Короля, Хмельницкий еще более озлобился на Поляков. Король Польский Владислав IV, по словам нашей летописи, имевший всегда патриотические мысли о народе Русском, намерен был окончить борьбу козаков с Поляками утвердить древние права народные, объявить Малороссиян народом вольным, каким всегда были они, присоединившимся как равный к равным, отнюдь не завоеванным. Таковы были намерения Владислава. Но Примас Иеремий Вишневецкий и другие Мигнаты не хотели слышать о мире. Бурно волновался Сейм, послов Хмельницкого выгнали. Опечаленный таким поступком-так сказано было Гетману-Король, не видя способов наказать бунтующих Панов, впал в задумчивость, в печаль, и скончался. Еще хуже было подозрение Хмельницкого на Примаса, который, будто бы злобясь на Короля за письмо к Барабашу, чрез духовника Урабана отравил его. Но как бы то ни было, Хмельницкий горько заплакал, велел по всем церквам во всей Малороссии править о душе Королевской сорокоусты и панихиды, и вписать его в церковные поминальные субботники, приписав к имени Владислава: «пострадавшего правды ради за народ благочестивый».

Между тем возобновил войну.

В это время козаки перехватили за Киевом Стародубца Григория Климова, отправленного от Севского Воеводы Леонтьева к Адаму Киселю. Гетман велел отобрать от него бумаги и уведомил Воеводу, что посланец его, хотя и не к нему Гетману отправленный, принят и препровожден обратно с честью; письмо к Киселю будет отослано, а Климову вручена на имя Царя, Светила Русского, грамота, которая была бы верно доставлена.» Хмельницкий извещал Государя об одержанных победах над врагами веры и свободы, о взятых в плен Польскик военачальниках, о желании видеть над своею землею Самодержца, подобного ему, Христианского, православного; совитовал немедленно обратить оружие на Поляков, и удостоверял в готовности своей, и войска козацкаго, оказать России возможные услуги. На словах, поручил гонцу донесть Воеводам Севским, чтоб Государь снабдил Запорожское войско денежным жалованьем, возпользовался бы удобностью отобрать от Поляков Смоленск, и надеялся б на помощь Козаков и Хана, который обязался три года воевать за Малороссию против Польши и Литвы. Гетман подозревал Царя на этот счет еще в Мае, но успокоил его Путивльский Воевода Плещеев, объявив, что находящиеся на границе Русские войска собраны против Крымцев, а не Козаков не смотря на то, Гетман продолжал не доверять, и укорял Плещеева в тайных сношениях с Поляками.

29 Августа войска наши выступили от Пилявцев в Галицию. На походе, Гетман отрядил в обе стороны над дорогою по нескольку партий, приказав им отащать города и села от Жидов и Поляков, возстановлять прежнее Русское правление, возвращать права, свободу и обычаи; в тех же занятиях и сам проводил время на походе. Поляки и Жиды, которые, неповелевая народом, занимались торговлею и промыслами, были ремесленниками-остались на местах без всякого притеснения. Броды, город обширный и торговый, наполненный почти одними Жидами, оставлен был свободным, признан Малороссиянами полезным для них самих, по оборотам и заработкам, в нем производимым окрестными жителями. И только взята была с Жидов весьма умеренная контрибуция сукнами, холстом и кожею, для пошития мундиров обуви на войско регистровое, да незначительны: провиант для продовольствия.

На походе, к Гетману прибыли Бояре Молдавские: Ваница, Каруза, и двое других. Они подали от Господаря Липулы письмо, в котором была жалоба что Господарь Валахский, соединясь с Ракочием, Князем Венгерским, без объявления войны, без всяких претензий напал на Молдавию, разорил страну, и самого Липулу согнал с правления. С согласия Султанского, просил он помощи у Хмельницкого, по близости от Молдавии на сей раз победоносных войск Козацких, им Хмельницким командуемых с такою громкою славою, каковая во все стороны распространилась, а особливо Турков восхищает, яко гнушающихся всегда вероломством и нестоянством народа и Правительства Польского; но сами Турки помогать ни кому теперь не в состоянии, по причине ненадежного положения их с соседними державами, а паче с Венатами и Египетскими Беями.»

Хмельницкий принял благосклонно посланников и отвечал Господарю письменно, а Боярам на словах, чтоб доставили ему письменное заверение от Порты о испрашиваемом от страны, находящейся под Султанским покровительством; а без того никакие правила политики, никакие законы народного права не позволяют ему входить в чужую землю с вооруженною силою. Когда же получит он заверение письменное, тогда готов защищать правого против врагов, столь безсовестных и вероломных, а до того времени предлагает Господарю приехать с штатом своим в Могилев на Днестре, и жить там как гостю, под охранением тамошнего гарнизона.

Достигнув города Львова, недавно оставленного Польскими Военачальниками, Гетман осадил его со всех сторон. Престарелый Христофор Арциссевский, искусный в военном ремесле, служивший прежде в артиллерии, был начальником гарнизона. Но город был укреплен посредственно, войска в нем было мало; запасов съестных не было. Нельзя было устоять осажденным. А Гетман имел уже у себя достаточное число инженеров и артиллеристов: многие пленные иностранцы вступили к нему в службу; они открыли траншеи против замка и города. Пальба оттуда была слаба; несколько сот бомб и ядер, туда брошенных, причинили многие разорения: жидовская синагога вспыхнула; от нее загорелись купеческие лавки; граждане выслали депутатов с просьбою к Гетману о пощаде города. Они объявили, что никогда не хотели запирать ворот, что одни войска оказывали сопротивление, что эти войска не в городе, а в замке, и что граждане не только с ними не согласны, но терпят от них великое угнетение и безпрестанные своевольства. Согласись насчет контрибуции, которую должно было потребовать в пользу войска, Гетман взял у них, сорок девять заложников, и заняв город, приступил к замку. Арциссевский упорно защищался; козаки встащили на костел несколько пушек, и начали ядрами громить внутренность замка. Бомбы летали туда из траншей. Наконец Арциссевский выставил белое знамя; выслал депутатов, и просил пощады, отдавая замок и все запасы на волю победителя. Капитуляция была подписана, и гарнизон отпущен в Польшу обезоруженный, и на договоре, не служить никому из них, ни рядовым, ни чиновникам, противу Козаков. В противном случае, кто будет взят в плен с оружием в руках, казнь безчестная, то есть виселица, тому будет наградою. Город по условию выдал Гетману и Хану сто тысяч битых талеров, сукон семьдесят пять поставов, много съестных припасов и других мелочей для войска.