— Мне хочется обыграть эту идею насчет косоглазого медвежонка, — сказал Бретт.

Бобби смотрел на шефа, посасывая леденец.

— Плюшевый медвежонок с косыми глазами — как вам? — спросил Бретт.

— Ну-у… — неопределенно протянул Бобби.

— А когда на него надеваешь очки, глаза становятся нормальными.

Бобби почувствовал некоторый интерес к этой идее.

— Представьте: ребенок целует медвежонка в носик, потом надевает на него очки, и вдруг глаза медвежонка становятся нормальными.

— Ну и как мы это сделаем? — поинтересовался Бобби.

— Не знаю. Кто у нас дизайнер, я или вы? С таким вот уютным медвежонком мы сможем изрядно оторваться…

— Исправление зрения… — задумчиво сказал Бобби.

— Да, исправление стробизма, — кивнул Бретт. — В медицине косоглазие называется "стробизм".

— В Америке миллионы детей носят очки, — сказал Бобби. Он начал улавливать возможные выгоды этой идеи.

— И они ненавидят эти очки, — поддержал его мысль Бретт. — А мы им покажем, что носить очки полезно. Они сами увидят, что очки делают для медвежонка. Они исправляют его зрение.

— По-моему, круто, — сказал Бобби. — Все ассоциации оптометристов нас поддержат.

— Ну и кому мы поручим работу над этим медвежонком?

— Лэйни, — сказали они в один голос.

Бретт потянулся к телефону.

В этот жаркий душный день Лэйни явилась на работу в очень короткой зеленой мини-юбке, темно-зеленой кофточке с открытым верхом и зеленых босоножках в тон наряду. На правой руке красовалось золотое кольцо в форме сердечка. Лэйни была без чулков, а ее светлые волосы были собраны в узел на затылке и закреплены зеленым пластмассовым гребнем. Она выглядела слегка вспотевшей, чертовски привлекательной…

— Ну, вы же знаете, Лэйни — очень сексуальная женщина, — сказал Бобби.

…и уязвимой. Косящий глаз придавал ей удивленный вид. Бобби сперва испугался, что собственный изъян зрения заставит ее встретить косоглазого медвежонка в штыки, но Лэйни сразу ухватила суть идеи, тут же принялась развивать ее, и даже быстро сделала несколько набросков, как должен выглядеть медвежонок в очках и без.

— В конечном результате Толанды выпустили медвежонка именно в том виде, каким его нарисовала Лэйни?

— Я плохо помню эти наброски.

— Не могли бы вы вспомнить, как именно Бретт изложил Лэйни свою идею?

— Он сказал ей то же самое, что и мне.

— И как она к этому отнеслась?

— Я же сказал. Она встретила ее с энтузиазмом.

— Но что именно она сказала?

— Я не помню.

Что-то этот Бобби Диас слишком много не помнил. Интересно, он не родственник той самой Розы Лопес, которая заявила, что видела, как О.Дж. Бронко перед совершением убийства припарковал свою машину на улице? Перед совершением убийства…

— Как закончилась эта беседа?

— Бретт сказал Лэйни, чтобы она принималась за работу. Сказал, что он хочет получить эскизы к концу месяца.

— К концу сентября прошлого года?

— Да.

— Чертежи, пригодные для работы?

— Я не помню, просил ли мистер Толанд приготовить чертежи.

— Вы видели эскизы, которые Лэйни предположительно представила в конце месяца?

— Нет, не видел.

— Видели ли вы какие-либо эскизы, представленные Лэйни?

— Ну, я видел эскизы, но я не знаю, кто их сделал, Лэйни или кто-то другой.

— Когда вы впервые увидели эти эскизы?

— Перед тем, как мы сделали пробный экземпляр.

— Когда точно это произошло?

— Когда я увидел эскизы? Или когда мы сделали пробный экземпляр?

— Эскизы.

— Не помню.

— А когда вы сделали медвежонка?

— Пробный экземпляр?

— Да.

— Где-то в мае.

— В мае этого года?

— Да. Мы его сделали к пятнадцатому числу.

Я вспомнил слова Лэйни о том, что она придумала своего медвежонка в апреле.

— Лэйни Камминс уволилась из фирмы «Тойлэнд» в январе, так?

— Кажется, да.

— Она обсуждала это с вами?

— Что? Уход из фирмы?

— Да.

— Я не помню.

— Но ведь вы — главный дизайнер фирмы, разве не так?

— Да, верно.

— И она работала в вашем отделе…

— Да.

— Так как же она могла не сообщить вам о своем уходе?

— А, ну да. Конечно, она сообщила. Я думал, вы хотите спросить, не говорила ли она со мной о причинах ухода или там о том, что она собирается делать дальше…

— Ну и как?

— Я уже сказал — я не помню.

— Виделись ли вы с ней после ее ухода? После того, как она уволилась из фирмы?

Диас заколебался.

— Вы с ней виделись? — уже настойчивее переспросил я.

— Не помню, — сказал он.

По-испански это звучало бы "No me acuerdo".

Что, согласно исследованиям одной юмористической передачи, в большинстве испанских диалектов означает "Нет".

Ясно?

Si.

По мнению Гутри, так называемая женская свобода была самым крупным мошенничеством за всю историю человечества — разумеется, по отношению к женщинам. Сперва мы — под «мы» в данном случае понимается сам Гутри и все прочие мужчины Америки — убедили женщин, что они вполне заслуживают того, чтобы пользоваться такой же степенью сексуальной свободы, что и мужчины. Феминистки тут же клюнули на эту удочку. Почему это мужчина всегда решает, когда уместно заниматься сексом, а когда нет? Почему женщина не может выступать инициатором сближения, если ей того хочется?

Почему женщина не может требовать секса, и вообще, быть равной с мужчиной во всех вопросах, касающихся секса?

Мужчины, подобные Гутри, искренне одобряли такой подход.

Мужчины, подобные Гутри, соглашались, что это просто нечестно, что женщин во все эпохи использовали и/или оскорбляли в сексуальном плане и никогда не позволяли ничего решать самим. Мужчины, подобные Гутри, соглашались, что это отвратительно. Они искренне сожалели о сложившемся положении вещей и желали сделать все, что в их силах, чтобы женщины смогли наслаждаться равными с мужчинами сексуальными правами. Это означало, что женщина может первой идти на сближение и выступать активной стороной в половом акте, и все это безо всякого для себя позора, унижения или порицания. Женщинам казалось, что это великолепно.

Наконец-то они получили свободу! Мужчинам тоже казалось, что это великолепно: теперь они могли трахаться гораздо чаще, и с гораздо меньшими проблемами.

А если теперь не было ничего плохого в том, чтобы лечь в постель с мужчиной, когда того, так сказать, душа пожелает, то почему бы не сделать следующий шаг и не жить вместе с мужчиной, устраивающим тебя и в духовном, и в сексуальном плане? Действительно, почему бы и нет?

Мужчины поддержали этот новый подход. Если в средневековье мужчина не мог, так сказать, забраться женщине в трусики до обручения, а иногда и после него, теперь мужчина и женщина получили возможность устроить своего рода испытательный период, который, если они друг другу подойдут, может закончиться свадьбой. Но теперь, когда женщины добились свободы, у них отпала всякая нужда даже думать о такой старомодной, стесняющей форме взаимоотношений, как брак. Зачем, когда можно просто снять квартиру на двоих и жить там вместе, деля поровну расходы? Да здравствует свобода! И равенство тоже.

Гутри всей душой поддерживал освобождение женщин.

Еще он всецело одобрял тот факт, что женщины почувствовали себя настолько уверенно и раскованно, что стали выходить на улицу чуть ли не голыми или в таких нарядах, которые мало чем отличались от нижнего белья. Возьмите какой-нибудь журнал мод — тот же «Вог», «Эллу» или "Магазин Харпера", и вы сразу увидите там фотографии женщин, которых можно назвать одетыми лишь с натяжкой. А ведь еще несколько лет назад за такие фотографии могли арестовать даже издателя «Пентхауза». Но теперь это всего лишь свидетельство нового общественного положения женщин и их свободы. Слава тебе, Господи!

Менеджером яхт-клуба на Силвер-Крик оказалась рыжеволосая женщина по имени Холли Ханникьют — Гутри нашел это имя очень милым. В те времена, когда Гутри только начинал свою карьеру в Городе Большого Яблока,[5] костюм мисс Ханникьют сочли бы весьма неприличным. Она была одета в жакет и короткую обтягивающую юбку. Никаких чулков, голые загорелые ноги. Когда мисс Ханникьют разводила их чуть пошире, взору заинтересованного зрителя открывался вид на Майами в солнечный денек. Под жакетом у мисс Ханникьют не было ничего, кроме ее самой, и потому когда она наклонялась над столом, в вырезе возникал вид на гору Святой Елены, что высится над Вашингтоном и отлично видна даже в дождливый день. Гутри Лэмб почувствовал себя так, словно вернулся во времена своей молодости и бульварных порнографических журнальчиков.