Она вдруг, как змея в броске, протянула руку и со всей силой схватила меня. Вывернула мне руку за спину, вцепилась так, что я и шевельнуться не могла, только вскрикнула от нестерпимой боли:

— Анна! Перестань! Больно же.

— Ну вот, послушай, — прошипела мне в самое ухо. — Послушай, Мария. Я веду свою игру, так что ты уж лучше не вмешивайся. Никто ничего не должен знать, пока я сама не скажу, а когда они узнают, будет слишком поздно.

— Собираешься переспать с ним?

Она неожиданно выпустила мою руку, я потерла плечо и локоть — болит по-настоящему.

— Я его заставлю на мне жениться, — тихим голосом произнесла Анна. — И если ты кому-нибудь хоть словом проболтаешься, я тебя убью.

Теперь я куда внимательней наблюдала за Анной. Было ясно, она вертит им, как хочет. Остались позади долгие зимние месяцы сближения в Гринвиче, а теперь, когда вышло солнышко и мы прибыли в Йоркский дворец, она вдруг пошла на попятный. И чем сильнее сестра отстранялась, тем дальше завлекала ухажера. Стоило ему войти в комнату, она бросала улыбку — словно стрелу пускала прямо в яблочко мишени. Весь ее облик, казалось, зовет, источает желание. Но Анна тут же отворачивалась и больше на него не глядела, сколько он ни оставайся в комнате.

Он состоял в свите кардинала Уолси, и предполагалось, что ему следует ждать его милость, пока тот наносит визит королю или королеве. На деле это означало следующее — юный лорд слонялся по покоям королевы и флиртовал с любой дамой, которая пожелает с ним разговаривать. Понятно, он глаз не спускал с Анны, а она проходила мимо, не глядя, и танцевала с бесчисленными кавалерами. Роняла перчатку, позволяла ему ее поднять, садилась рядом, не произнося ни слова, вернула ему его поэмы, сказав, что не может помогать дальше.

Она явно решила постоянно уклоняться от встреч, и молодой человек никак не мог взять в толк, что же делать, как снова ее заполучить.

В один прекрасный день он подошел ко мне:

— Мадам Кэри, скажите, не обидел ли я чем вашу сестру?

— Не думаю, нет.

— Она раньше так мило мне улыбалась, а теперь от нее все чаще веет холодом.

Я на минуту задумалась, никогда у меня не получались быстрые ответы. Сказать правду — с тобой играют, как кошка с мышкой? Но я знала — Анне такой ответ ни к чему. С другой стороны, можно поступить по-другому, и сестра будет довольна. Я поглядела на него с подлинным состраданием — на мгновенье. Потом одарила улыбкой сестер Болейн и ответила, как подобает даме из семейства Говард:

— Дело в том, милорд, что она боится проявить слишком много тепла.

Я заметила — его наивное мальчишеское лицо осветилось надеждой.

— Слишком много тепла?

— Она же всегда так добра к вам, милорд.

— Да, да, я ее верный раб.

— Мне кажется, она боится слишком к вам привязаться. Он наклонился поближе, будто выхватывая слова прямо у меня изо рта:

— Слишком привязаться?

— Привязанности опасны для мира в душе, — тихо произнесла я.

Он вскочил, отошел от меня, снова вернулся:

— Так я ей нравлюсь?

Я улыбнулась, слегка отвернула голову — ложь никогда мне особенно не удавалась. Но от него так легко не отделаешься. Опустился передо мной на одно колено и впился глазами прямо в лицо.

— Скажите же мне, мадам Кэри, — умоляюще начал он. — Я не сплю ночами. У меня пропал аппетит. Я измучен душой. Скажите мне, вы думаете, она меня любит? Вы думаете, она сможет меня полюбить? Ответьте, сжальтесь над беднягой.

— Не могу вам ответить. — И вправду, что я могла сделать. Ложь бы застряла у меня в горле. — Спросите ее сами.

Он подпрыгнул — словно заяц из кустов, за которым гонятся собаки:

— Спрошу, непременно спрошу. Где она?

— Играет в шары в саду.

Больше ему ничего не надо, распахнул дверь и выскочил из комнаты. Я слышала только стук каблуков по каменным ступеням. Джейн Паркер, сидевшая напротив, недоуменно взглянула на меня.

— Хочешь покорить еще одно сердце? — Она, как всегда, попала впросак.

Я улыбнулась — столь же ядовитой улыбкой — и сказала словно невзначай:

— Одни женщины привлекают мужчин, другие — нет.

Он обнаружил ее на лужайке для игры в шары, где сестра элегантно, с заранее обдуманным намереньем проигрывала сэру Томасу Уайетту.

— Я напишу сонет в вашу честь, — пообещал поэт. — Вы отдали мне победу с непередаваемой добротой.

— Нет, нет, у нас честное состязание.

— Если бы мы играли на деньги, мне бы пришлось, без сомнения, развязать кошелек. Вы, Болейны, проигрываете только тогда, когда на кону ничего достойного нет.

Анна улыбнулась:

— Следующий раз вы поставите на кон все свое состояние. Видите, я уже убаюкала вас, и вы думаете — бояться нечего.

— Состояния у меня нет, но могу предложить свое сердце.

— Не хотите ли прогуляться со мной, — громко, куда громче, чем намеревался, воскликнул, прерывая галантный разговор, Генрих Перси.

Анна изумленно вздрогнула, будто не заметила его раньше:

— О, это вы, лорд Генрих.

— Дама играет в шары, — сказал сэр Томас.

Анна улыбнулась обоим мужчинам разом:

— Я разгромлена наголову, лучше мне пойти прогуляться и обдумать стратегию борьбы. — И она протянула руку лорду Генриху.

Он повел ее прочь от лужайки, по извилистой тропинке, ведущей к скамейке под большим тисом.

— Мисс Анна, — начал он.

— Слишком сыро, чтобы сидеть, правда?

Он немедленно скинул плащ, постелил на каменной скамье.

— Мисс Анна…

— Нет, слишком прохладно, — заявила она и поднялась.

— Мисс Анна! — воскликнул он, на этот раз чуть сердито.

Анна помедлила, повернулась, одарила его самой соблазнительной из своих улыбок.

— Ваше сиятельство?

— Я хочу знать, почему с недавних пор вы так холодны со мной?

Она помолчала минутку, потом, отбросив привычное кокетство, поглядела на него — лицо такое серьезное и прекрасное.

— Я не хотела быть неласковой, — медленно начала она, — я просто пытаюсь быть поосторожней.

— Правда? Я так мучился!

— Я вовсе не желала вас мучить. Мы оказались слишком близко, так оставаться не может.

— Почему? — прошептал юноша.

Она обвела взглядом сад, поглядела на реку, проговорила тихо:

— Я думала, так будет лучше — для меня, а может, и для нас обоих. Наша дружба сделалась слишком тесной, я чувствовала себя неловко.

Он отступил от нее, потом снова приблизился.

— Я бы в жизни не причинил вам никакого неудобства, — заверил Генрих Перси. — Хотите, поклянусь, что это будет просто дружба и даже тени скандала на вас не упадет.

Она взглянула на него сверкающими черными очами:

— Пообещаете, что никто и никогда не скажет, что мы влюблены друг в друга?

Он, не говоря ни слова, отрицательно мотнул головой. При этом дворе, где каждый только и мечтает о скандале, как можно такое пообещать.

— Пообещаете, что мы никогда друг в друга не влюбимся?

— Конечно, я люблю вас, мисс Анна, — раздумчиво произнес он. — Нежно, как положено придворному.

Она улыбнулась, будто довольная его ответом:

— Я знаю, это просто весенняя игра и больше ничего. Я тоже, конечно, вас люблю. Но эта игра опасна, если игроки — привлекательный мужчина и молодая девушка. Тогда многие сразу скажут — они просто созданы друг для друга.

— А такое говорят?

— Да, когда мы танцуем. Когда видят, как вы глядите на меня, как я улыбаюсь в ответ.

— А что еще они говорят? — Он завороженно следил за рассказом.

— Говорят, вы в меня влюблены. Говорят, я влюблена в вас. Говорят, мы по уши увязли в любви, а думаем, это просто игра.

— Боже. — Он вдруг будто прозрел. — Да, ведь это правда.

— Но, милорд, что вы такое говорите?

— Каким же я был дураком. Давным-давно уже в вас влюбился, а сам все время думал — это просто забава, вы меня дразните, ничего серьезного.

— Для меня все куда как серьезно, — ласково на него глянув, прошептала она.

Юноша застыл под взглядом этих темных глаз.