Большим пальцем он нащупал в кармане серебристый пульт, гладкий, как фонарик, с единственной черной кнопкой.

Лейн продолжал сыпать перлами:

– …Демократия – это четыре волка и одна овца, решающие, что будет на обед. Свобода – это овца с пистолетом, которая послала волков куда подальше. Правительство, вгрызаясь в нас, покушается на нас, на наши права. Эта атака на Бюро переписи была попыткой восстановить справедливость.

Двери лифта открылись, выпуская Тима в холл. Все сотрудники канала, начиная от охранников и заканчивая буфетчиками, собрались вместе и смотрели интервью на огромном экране на западной стене. Одна женщина стояла, замерев на месте, и соломинка в пакете с соком застыла в нескольких сантиметрах от ее разинутого рта. Четверо полицейских в форме наблюдали за происходящим в холле; кроме того, судя по сумкам, пристегнутым к поясам, здесь было много полицейских под прикрытием.

Тим прошел путем, который мысленно себе наметил, держась на границе поля зрения видео.

Голос Лейна отражался от мраморного пола и голых стен:

– Перепись – это механизм экспансии государства. В этой стране сегодня на уплату налогов идет больший процент наших доходов, чем когда-то платили крепостные.

– У крепостных не было доходов, – пискнула Йюэ.

Лейн даже не потрудился услышать ее:

– А федеральный банк – это еще более тяжкое преступление нашего правительства.

На лице Йюэ появилось фирменное решительное выражение:

– Вы здесь чего только не говорили, но так и не ответили на мой первый вопрос. Вам вообще жалко, что семнадцать маленьких мальчиков и девочек погибли, что мертвы шестьдесят девять мужчин и женщин?

На лице Лейна появилась кривая улыбка:

– Дерево свободы нужно время от времени поливать кровью тиранов.

Тим пересек холл, засунув руку в карман и держа большой палец на кнопке пульта.

– Патриоты и тираны, – пробормотал он. Прижав подбородок к груди, он подошел к вращающейся двери. Быстрый поворот – и Тим уже был на улице.

Толпа снаружи приливала и отливала. К курткам были приколоты красные ленточки. Кто-то негодующе бормотал. Мужчина в пушистой шапке-ушанке смотрел интервью, открыв рот, и его щеки блестели от слез. Тим отсчитывал шаги: четыре… пять… шесть…

На семнадцати экранах появилось семнадцать крупных планов Мелиссы Йюэ. Ее рот был крепко сжат, а глаза блестели.

– Вы так и не ответили на мой вопрос, мистер Лейн.

На тихой улице в двух кварталах от телестудии фургон без опознавательных знаков причалил к обочине. Тим положил большой палец на кнопку пульта. Рядом с ним женщина тихо плакала на груди у мужчины.

Казалось, Лейн почувствовал неожиданный прилив энергии. Его тело напряглось. Он наклонился вперед, и семнадцать изображений повторили это движение в унисон. Лейн ткнул пальцем в стол.

– Ладно, сука. Жалею ли я, что они умерли? Нет. Нет, если благодаря этому…

Тим нажал на кнопку, и голова Джедедайи Лейна разлетелась на мелкие кусочки.

19

Воздух в конференц-зале был, казалось, наэлектризован. Роберт и Митчелл вышагивали с двух сторон от стола, в то время как Аист сидел между Рейнером и Аненберг и, греясь в почти невыносимой жаре камина, пытался справиться с судорогой в левой руке.

Рукава тонкого черного свитера Аненберг были закатаны до локтей, но кончики ее воротничка торчали идеально ровно. Тим несколько раз поймал на себе ее изучающий взгляд.

Дюмон стоял, по-отцовски положив руку на плечо Тима. Тим не возражал. В другой руке Дюмон держал пульт. Он нажал на кнопку, и на экране появилось лицо Лейна.

Эпизод шел в замедленном режиме. Сначала глаза Лейна вылезли из орбит. Потом его голова надулась, как шарик, и разорвалась. Челюсть снесло одним куском, а череп раскрошился, и его части начали медленно осыпаться вниз, причем Лейн продолжал сидеть в кресле, галстук был туго затянут под воротничком, а один палец яростно вдавлен в стол.

Камера быстро сделала полный круг, поймав ползущих техников, парней из охраны и Мелиссу Йюэ, которая смотрела на все это с выражением неподдельного изумления. Склизкий кусок чего-то серого налип ей на лицо, прямо под густо накрашенным глазом.

Дюмон остановил пленку. Аненберг сделала резкий вдох, ее грудь дернулась, а губы приоткрылись, но она быстро справилась с собой, и на ее лице снова воцарилось обычное выражение а-ля «я все это уже видела». Рейнер побледнел, а на его скулах выступили красные пятна.

Роберт прошел мимо Митчелла, и они хлопнули друг другу по рукам:

– Гений, мать его.

Лицо Митчелла раскраснелось от возбуждения:

– Потрясающе! Я и забыл, что взрыв в наружных слуховых органах может создать огромное внутричерепное давление и спокойно вскрыть черепушку.

Роберт подошел к Тиму и сжал его в крепком объятии.

Тим отступил на шаг назад:

– Что дальше? Победные объятия, а потом мы польем Рейнера лимонадом из сифона?

Его реплика потерялась в общем гуле; однако Дюмон ее заметил и пристально посмотрел на Тима своими печальными голубыми глазами.

Рейнер пробежался по каналам. Везде передавали последние новости:

– …возможно, из соперничающей экстремистской организации или агент ФБР…

Аист поднял руки, как бродячий проповедник:

– Началось!

– Это привлечет общественное внимание, – сказал Рейнер, – и усилит страх возмездия.

– Нас уже заметили, так что теперь мы можем попридержать коней и наносить не столь громкие удары, – добавил Дюмон, – все и так будут знать, что это наших рук дело.

Человек с улицы – мужчина с бородкой в дутой куртке – говорил репортеру за кадром:

– Послушай, друг, нормальный ход. Ублюдок, улизнувший от закона по какому-то… – следующие два слова были стерты – …получил наказание, которого заслуживал. Я отец троих детей, и я не хочу, чтобы по улицам разгуливал парень вроде этого. – Теперь он наклонился к камере и стал похож на строгую мамашу. – Эй, послушайте, кто бы ни замочил эту сволочь, – отличная работа, парни. – Он показал два больших пальца, и камеру выключили.

– Ну, – подметила Аненберг, – теперь у нас есть моральное право.

– Не надо снобизма, Дженна, – сказал Рейнер. – Мы хотим не просто услышать слова поддержки от судей и скользких репортеров.

– Да, от скользких репортеров, которых мы так ненавидим.

Рейнер проигнорировал этот укол.

– К нашей следующей встрече я подготовлю полный отчет по прессе – скажем, в пятницу вечером.

Тим взглянул на портрет, за которым был сейф и лежала папка с делом Кинделла. Рейнер проследил за его взглядом и подмигнул:

– Два дела мы отработали. Осталось пять.

– Вы, ребята, – произнес Дюмон, – можете собой гордиться.

– Да, – кивнул Тим.

Роберт и Митчелл ждали его у «тойоты». Проходя мимо, Тим обратил внимание на чистые кружочки на грязных задних номерах прямо вокруг болтов. Это означало, что номера недавно сменили. Роберт поймал руку Тима, пожал ее, и Тиму показалось, что ему сейчас вырвут плечо.

– Поехали освежимся, – предложил Роберт.

Аист минуту постоял, словно ожидая, что его тоже пригласят, потом забрался в свой фургон и уехал.

– Давай, – подхватил Митчелл. – Надо пропустить стаканчик после операции – это традиция, которую мы не должны нарушать.

Роберт вытащил из машины телефонный справочник, поднял его и отпустил руки. Справочник упал, раскрывшись на разделе: «Магазины спиртных напитков».

Роберт посторонился, и Тим, поколебавшись, скользнул на переднее сиденье. Братья залезли в машину с обеих сторон от него и захлопнули двери.

Тим сидел съежившись – могучие плечи Мастерсонов зажимали его с обеих сторон – и с облегчением думал; какое счастье, что Роберт и Митчелл – по крайней мере, формально – на его стороне.

Митчелл остановился у магазина спиртных напитков и зашел внутрь. Через несколько минут он появился с большим коричневым пакетом, бросил его на заднее сиденье, снял черную куртку, сунул пачку Кэмела за рукав белой футболки и забрался обратно в машину.