Изменить стиль страницы

Таких заключенных в СЛОНе на 1 мая 1930 г. было около 20.000 человек. Все это люди с характером, чувством собственного достоинства и с сильной волей. Одни из них во время сидения под следствием в ОГПУ объявляли голодовки, другие скандалили со своими следователями, третьих ОГПУ подозревало в большем, чем знало о них. За все эти они расплачиваются в СЛОНе. Расскажу об одном случае, имевшем место на острове Соловки в 1928 году, когда ИСО направило на лесные работы в Овсянке 100 таких заключенных. Все сто человек, по прибытии в СЛОН попали случайно не на самые тяжелые лесные работы, как это было предписано коллегией ОГПУ, а на так называемые общие. Случилось это по халатности заключенного Знаменского Николая, заведывавшего столом нарядов первого (в то время, а теперь четвертого) отделения СЛОНа. Знаменский всячески выслуживался перед чекистами, ревностно работал и был в ИСО на хорошем счету. Но промахнулся. За такую халатность ИСО понизило Знаменского до простого канцелярского работника в отделе труда, а сто человек «злостных» каэров срочно поместило в 14-ю запретную кремлевскую роту и организовало из них гужевой транспорт по вывозке из леса глины для ремонтировавшегося в то время соловецкого дока. Понадевали себе злостные каэры на шею веревочные хомуты, впряглися в тяжелые сани и стали за шесть километров возить из леса глину. Старшим у них был некто Шредер. Так продолжалось две недели. В одну прекрасную ночь, когда в небе то рождались, то куда-то исчезали красивые ленты северного сияния, судьба их резко изменилась.

В 12 часов, когда уставшие и голодные заключенный спали в Кремле, положив под голову, вместо подушки, грязный и в струпьях кулак, а вши и клопы грызли их, вдруг завыл тревожный гудок соловецкой электрической станции. Красноармейцы 4-го полка ДОН быстро выскакивали из своего помещения. В четыре минуты они. были в полной боевой готовности. К месту, где они выстроились прибыло 25 человек чекиствов — сотрудников ИСО. Начальник ИСО Борисов дал распоряжение оцепить весь монастырский Кремль, где в бывших церквах помещены пятнадцать рот заключенных первого отделения СЛОНа. Кроме этого приказано было еще оцепить каждую роту в отдельности и особенно 14-ю, где находилось сто «злостных каэров». Выходивших в это время на ночную работу заключенных, красноармейцы загоняли обратно в роты. Все это делалось, чтобы потренировать красноармейцев в несении службы.

Пробужденные от сна тревожным гудком и шумом, наделанным в роте пришедшими, заключенные 14-й роты с ужасом на лице ждали беду... Командиру 14-й роты, приспешнику чекистов Сахарову, чекисты из ИСО приказали поднять с нар всех сто человек. Сахаров ходил между нарами и указывал их, а красноармейцы и чекисты из ИСО, толкая их прикладами винтовок и коленями приказывали — «пулей» приготовляться с вещами. После тщательного обыска, сто человек выгнали из роты во двор Кремля.

— «Ррразберись по четверкам!» — кричали отделенные командиры. — «Перррвая четверка! Три шага вперед, шагом марш! Вторая! Третья!

Поверка окончилась. Все сто человек оказались налицо.

— Заключенные! Кого буду вызывать, отвечайте имя и отчество, горланил пропитым голосом чекист Залкинд: — «Иванов!

— Иван Макарович!

— Петров!

— Николай Иванович!

— Макаренко!.. Ты что — же... (следовала страшная брань)... молчишь? Смотри, тебя быстро пробужу от сна — гарланил Залкинд.

— А, в рот мазаный шакал! — подскакивалк «непробудившемуся» заключенному отделенный командир и бил кулаком в подбородок...

После поименной поверки всех сто человек повели в 13-ю роту, расположенную в бывшем Успенском соборе. Там их еще раз обыскали, на этот раз красноармейцы: начальник ИCО Борисов предоставил им возможность поучиться этому, необходимому в социалистическом строительстве, делу.

По окончании второго обыска, заключенных вывели опять во двор Кремля, построили по четверкам и после громового предупреждения: Шаг вправо, шаг влево — будет применено оружие», повели в тесном кольце ощетинившихся штыков на командировку Овсянка. Никто из ста человек не знал, куда его ведут. Одни думали, что на расстрел, другие — на Секирку, И что иное можно было подумать, если сотню заключенных сопровождали 130 до зубов вооруженных красноармейцев.

«Партия заключенных в сто человек прибыла ночью», писал и ИСО рапорт чекист Гусенко, начальник командировки Овсянка и приемник знаменитого Ваньки Потапова, «после тщательного обыска» (это уже в третий раз!), заключенных разместили в двух бараках. За недостатком места в бараках, многие ночевали на дворе. Рано утром отправили всех на работу по вывозке из леса баланов. Урок дал полуторный. Никоких жалоб никто не заявляет». Какие там жалобы на Овсянке!... Их вообще в СЛОНе никто не заявляет: жалобщик быстро, «без пересадки», направляется к праотцам. От многих чекистов — надзирателей, хваставшихся тем, что их «шакалы» дисциплинированы «на ять», я слышал такие рассказы:

— Бью дрыном шакала, а сам спрашиваю: Кто тебя бьет?

— Не знаю, — говорит, гражданин начальник.

— Ну, а может быть я тебя бью? Подумай!

— Нет, говорит, не вы меня бьете, гражданин начальник.

— Ну, а кто же? — опять спрашиваю.

— Не знаю, гражданин начальник.

Ха-ха-ха-ха-ха! — смеялись чекисты из ИСО, когда выслушивали такие рассказы надзирателей.

В одном километре от помещений «Овсянки», на самом берегу моря находился склад баланов. От этого места тянется в лес узкоколейная дорога. Проложена она по болотистому месту. От складов баланов у моря до склада их в лесу — три с половиной километра. На узкокелейке имеется всего лишь две вагонетки. На этих вагонетках «злостные каэры» должны были возить к морю баланы. Каждому полагалось вывезти шесть баланов. Так как узкоколейка проведена не по ровному месту, а с горы на гору, то на одной вагонетке должно было работать минимум шесть человек. Это значит, что одной вагонеткой надо было вывезти 36 баланов, т. е. сделать шесть рейсов (на вагонетке помещается шесть баланов), а каждый рейс туда и обратно равняется 7-ми километрам. Значит, чтобы выполнить урок «злостные каэры» должны были ежедевно прошагать 42 километра. Они шагали по 18-20 часов в сутки и кричали: «Раааз, два, ВЗЯЛИ! Раааз, два, ВЗЯЛИ! Ееееще ВЗЯЛИ!... Друууужней ВЗЯЛИ»...

В числе ста человек на Овсянку были посланы и лица со второй категорией трудоспособности, т. е, совершенно неспособные к физическому труду. Среди них помню Калмыкова, Василия Васильевича и Головачева, Николая Николаевича. Первый родом из Новочеркасска, был совершенным калекой: у него одна нога была короче другой; кроме того он имел уже 56 лет от роду. У Головачева, бывшего морского офицера и командира во время войны подводной лодки, был порок сердца. Оба они, и Калмыков и Головачев, умерли на Овсянке, Из всей партии в сто человек осталось в живых человек восемь — преимущественно евреев. Они откупились деньгами, до которых Гусенко был большой охотник.

Отмечу еще одного из партии «СТО»: это некто Гай-Меньшой, Адольф Георгиевич. С 1905 г. он был членом коммунистической партии. Работал в подпольи вместе с Троцким. До революции жил в Америке, работал там маляром. В революцию приехал в Россию. У большевиков он в последнее время перед ссылкой работал в Народном Комиссариате Иностранных дел. Когда то он писал в «Известиях» передовицы. Как человек грамотный он писал статьи и за малограмотного Калинина. В СЛОН он был сослан за «правый уклон» на десять лет. При встречах со мною он всегда называл себя «бедным Гаем». Поистине, он был бедным: совершенно не приспособленный для физического труда, с большим брюшком, которое мешало ему нагибаться при работе, он на «Овсянке» нажил еще фурункулы по всему телу и его, больного, все-таки каждый день гоняли в лес. Много раз Гай-Меньшой просил меня помочь ему, но я ничего не мог сделать дли него.