– Довольно! Я сдаюсь.
За все время нашего знакомства я всего пару раз слышала, чтобы он повышал голос. С поднятыми руками он идет к телефону. Этот забавный телефон сделан в виде мультяшного кота Гарфилда.
Не говоря ни слова, он протягивает мне трубку. Я озадаченно перевожу взгляд с телефона на Питера. Он говорит:
– Если тебе хочется уйти, позвони Дэвиду. Он пока не знает, что ты ему изменила. Наверняка он думает, что у тебя просто критические дни или что-то в этом роде.
Я молчу.
– Давай же. Ты можешь изменить свое решение, если хочешь.
Внезапно я начинаю смеяться. В его предложении есть нечто комичное, но не абсурдное. Невозможно было серьезно отнестись к тому, что мне придется унижаться перед моим мужем, говоря с ним с помощью мультяшного кота, которого я подарила своему любовнику. Кроме того, этот телефон оказался каким-то дефективным, и по нему плохо слышно. Кроме того, я не хочу никуда возвращаться. И кроме того, я хочу жить с этим самым вероятным отцом моего ребенка. Я укладываю Гарфилда обратно на его тельце.
– Прости меня, я вела себя как идиотка, – говорю я.
– Извинения приняты. Я хочу, чтобы мы стали семьей, но только если ты тоже этого хочешь.
– Я хочу, – говорю я.
– Отлично. С этим мы разобрались. – Питер бросает взгляд на часы. – Тогда давай-ка посмотрим «Бостонского копа».
Что я слышу, мне даже не верится. Я, образно говоря, сижу у самого большого разбитого корыта в моей жизни, а мой чуткий представитель Нового Поколения, без пяти минут святой, желает, видите ли, посмотреть телевизор? Что ж, почему бы и нет? Ведь я все выходные выпускала пары, теперь пусть и Питер немного расслабится. Мы уютно устраиваемся на диване, посматривая на начальные титры.
Во время рекламы я с удовольствием осознаю, что могу вести себя с Питером совершенно свободно, оставаясь самой собой. До сих пор, общаясь со знакомыми, я неизменно должна была напяливать какую-то маску. Такое простодушие соблазнительнее всех роз, сладостей, духов или даже самого страстного секса в мире.
Но хотя я совершенно довольна Питером, мне все же не нравится это детективное шоу. Его снимают в Бостоне. Больше всего меня утомляет то, что его герой всегда умудряется найти место для парковки, даже на Коммонвелт-авеню, где вообще разрешено парковаться только тем, кто там живет. Причем ему даже в голову не приходит потесниться. На сей раз он поставил машину так, что лишил возможности парковки по крайней мере еще пару машин. Выражая недовольство его наглым поведением, я вижу, что он выходит из своей машины и идет прямиком… к киоску Питера, чтобы выпить кофе у моего любимого горошка. Мой любовник маячил на экране как минимум сорок пять секунд. Я отстраняюсь от мягких диванных подушек. Питер усмехается.
– И ты даже не сказал мне… – говорю я.
– Мне хотелось сделать тебе сюрприз, – объясняет он. – Хочешь, дам тебе автограф?
Звонит телефон, Питер берет трубку. Судя по его ответам, я понимаю, что Марк и Джуди поздравляют его с премьерой.
– Великолепная реклама, – говорит он. Ему приходится почти кричать, чтобы Гарфилд донес его голос до собеседника.
Я догадываюсь, что они спрашивают обо мне, потому что он, посмотрев на меня, говорит: «Лучше», прежде чем повесить трубку.
– Давай-ка, малышка, пойдем в кроватку.
Он ведет меня вверх по лестнице. Его ласки стали нежнее. Откинув волосы с моего лица, он целует мои веки. Прикосновение губ к векам вызывает какое-то потрясающе сладкое ощущение. Мы оба быстро достигаем апогея, без криков и стонов, просто плавно сливаясь друг с другом в единое целое.
– Ты совсем успокоилась? – спрашивает он. Он лежит на боку, подперев голову рукой, и поглядывает, как я надеваю ночную рубашку. Мои ноги увлажнены, но мне нравится такое влажное напоминание о нашем любовном слиянии.
– Надеюсь, да.
– Когда я впервые увидел тебя, ты выглядела такой чертовски строгой и невозмутимой.
А теперь ты превратилась в легкомысленную ветреницу. К счастью, я люблю вас обеих.
– А может, я выглядела такой букой потому, что слишком много держала внутри себя. Если тебе хочется невозмутимую леди, то можешь пойти поискать.
Он берет мою левую руку и целует запястье. Это щекотно, но приятно.
– Я хочу только тебя, – говорит он.
Засыпая, я осознаю, что мы никогда не затрагивали щекотливую тему нашей разницы в возрасте. Слегка поразмыслив, я прихожу к выводу, что раз он не упоминал о ней, значит, это для него неважно. Следовательно, это неважно и для меня.
На следующий день Питер уходит, не разбудив меня. Он встает и собирается так тихо, что я ничего не слышу.
Я спускаюсь на первый этаж, натянув теплую футболку поверх ночной рубашки. Я не захватила с собой даже халат. В доме, похоже, довольно тепло. Перед уходом Питер хорошенько раскочегарил дровяную печь. Рядом с топкой заготовлена охапка поленьев. Вчера вечером их там не было.
На столе лежит «Бостон Глоуб», открытая на странице некрологов. Мы с Питером никогда не упускаем случая почитать их. Несмотря на наше старательное обсуждение, мы так и не поняли, чем они нас так привлекают.
Рядом с газетой он поставил банку кофе с запиской: «Без кофеина, для нашего малыша». Впервые за много лет чувствуя себя совершенно избалованным существом, я подогреваю сдобную булочку с изюмом и корицей и сдабриваю ее арахисовым маслом и сливочным сыром, пока мой кофе разогревается в микроволновке. Я медленно пережевываю пищу, собираясь с силами для предстоящих мне звонков…
Наконец, прочитав от корки до корки газету, выпив кофе, вымыв тарелки, застелив постель, протерев пыль, приняв душ и одевшись, я не могу придумать больше ничего, что позволило бы мне отложить то, что я должна сделать. У меня мелькает мысль, что можно, конечно, заняться проверкой экзаменационных работ, но это уже чересчур, даже для приверженца секты «Благочестивой трусости».
Несколько раз я снимаю и кладу трубку на место, но в итоге все-таки набираю номер моего дома, вернее, теперь уже бывшего дома. Дэвид не отвечает. Внутри меня словно спорят два человека. Один восклицает: «Ну и слава богу!» Но другой осознает, как легко растерять наступательную силу, которую я умудрилась накопить.
Я прослушиваю сообщения автоответчика. Один звонок от матери. Она говорит, что Дэвид сообщил ей о том, что я ушла от него. По крайней мере, для нее это уже будет не внове, но пока мне не удается узнать ее исходную реакцию, поскольку сообщение кончается. Я могу поспорить на миллион долларов, что она не сказала: «Какая замечательная новость».
Прежде чем позвонить матери, я звоню моему врачу. Сестра Бронк соединяет меня с ним.
– Я решила, что все же хочу узнать пол, – говорю я.
– Я уверен на девяносто девять процентов, что у вас будет девочка. Точно мы будет знать после амниотического исследования.
Я звоню Питеру.
– Как тебе нравится имя Хлоя? – спрашиваю я.
– Ты узнала, что будет девочка? – В его голосе вроде бы звучит радостное волнение.
– Врач почти уверен. Точно станет известно после каникул.
– Почему Хлоя? – спрашивает он.
– Так звали героиню первого французского фильма, который я посмотрела в детстве. Это единственное, что я помню из этого фильма. Ты можешь предложить какое-то другое имя?
– Не обязательно решать все окончательно сию секунду, но, в общем, оно мне нравится.
Клиенты мешают нашему разговору. Перед тем как повесить трубку, Питер говорит, что он меня обожает.
Я кладу руку на живот, пытаясь представить, как там растет моя дочь. В какой-то другой жизни смирившись с мыслью, что мне не суждено познать радость материнства, сейчас я чувствую себя невероятно счастливой.
Отложив разговор с мамой, я звоню моему брату. Секта «Благочестивой трусости» объединилась со сторонниками «Благочестивого промедления».