– Значит, теперь Кирмена опять поместят в какое-нибудь ужасное место? – спросила Лари.

– Нет, не думаю. Эта тюрьма, кажется, предназначена для немолодых заключенных, вроде Милоша, которые больше не причиняют им неприятностей. Охрана там не такая грубая, в камерах есть настоящие окна. Заключенные выполняют несложную работу – связывают ветки в метлы или режут старые тряпки для переработки в бумагу…

С губ Лари сорвался вздох, когда она представила себе этого яркого человека, которого любила ее мать, вынужденного так тратить свои дни на бессмысленную работу.

– Зато им позволяют читать и писать, – быстро продолжал Дэвид.

– Писать письма? – спросила Лари, приподнимаясь на локте.

– Да. Или дневник. Правда, все это проверяют охранники и цензоры, поэтому критические замечания и высказывания замарываются.

– Значит, он может написать и мне! – воскликнула Лари. Она снова легла, в волнении представляя себе, какими словами они могли бы обменяться.

– Не сомневаюсь, что он попытается, – сказал Дэвид. Он хотел узнать о тебе, Лари, как можно больше. Жаль, что я не мог показать ему твою фотографию.

– Я пошлю ее ему.

– Она может не дойти. Ни одно из твоих писем не дошло до него.

Дэвид умолк, и Лари почувствовала, что его объятия стали крепче, он сильнее прижался к ней, словно хотел заслонить ее от чего-то еще не сказанного.

– Что такое? Что-то не так?

– Он был очень рад, что ты выросла в Штатах. Естественно, его заинтересовало, как тебе удалось получить разрешение на эмиграцию. Поэтому мне пришлось рассказать ему о том, что Кат объявила твоим отцом Джина Ливингстона. Для Милоша это было ужасным потрясением, поскольку, полностью перечеркивало то, во что он верил долгие годы. Кирмен предполагал, что вы с Кат бежали вместе. Он понятия не имел, что вы разлучились, что она отправила тебя одну в Америку.

Лари была поставлена в тупик.

– Ничего не понимаю! Когда Джин виделся с ним, они должны были поговорить об этом. Ведь именно Джин сказал мне, что Милош может быть моим…

– Информация шла только в одном направлении, – перебил ее Дэвид. – Джин никогда не рассказывал Милошу о своих отношениях с тобой и с Кат. Я тоже, разумеется, не знал об этом, пока не увидел, как Милош смотрит на меня…

По тону Дэвида, полному жалости, Лари могла представить себе, каким мрачным был взгляд Кирмена. Некоторое время она лежала словно парализованная. Потом вскочила, вырвалась из объятий Дэвида, обернула вокруг себя в простыню, подошла к окну и рывком распахнула его, чтобы в комнату ворвался поток свежего воздуха и не дал ей задохнуться от гнева и отвращения.

– Ублюдок! – прошипела она, думая о том, что сделал Джин. – Грязный, лживый, трусливый…

Дэвид оказался рядом с ней и обнял ее.

– Возможно, частично в этом и заключается подготовка таких людей, как Джин. Вызвать человека на откровенный разговор, а правду оставить при себе. А может быть, он просто хотел избавить Милоша от страданий.

– Но Милош имеет право! Он имеет право знать все – о Кат и обо мне.

Дэвид повернул Лари лицом к себе и обнял.

– Теперь он знает, Лари.

Она посмотрела на него снизу вверх.

– Но он не может сказать мне…

– Где находится Кат?

– Нет. Кто я такая. Его я дочь или не его.

– Есть способы выяснить это. Например, анализ крови.

Лари промолчала. Теперь она точно знала, которого из двух мужчин избрала бы себе в отцы, если бы могла. Но что если факты будут противоречить ее выбору? И хочет ли она докопаться до истины?

– Ох, Дэвид! – Лари прижалась к нему. – Как тяжело не знать своего происхождения… Но правды я боюсь не меньше.

Он крепче сжал ее в объятиях.

– Кто бы ты ни была, все равно ты женщина, которую я люблю.

Ей было этого мало, но она смолчала. Однако в тот момент Лари позволила ему целовать себя, а потом снова увести к кровати, где можно было забыться, где ум ее получал возможность отдохнуть от тяжелых мыслей, пока тело захлестывало наслаждение, вызванное его прикосновениями.

Утром, открыв глаза, Лари увидела, что Дэвид, только что приняв душ, снимает со своего стройного тела полотенце и тянется за одеждой.

Он поймал ее вопросительный взгляд.

– Мне нужно успеть на самолет. В одиннадцать я должен сделать доклад секретарю. Нельзя показаться безответственным, опоздав в такой момент.

Он присел на краешек кровати, застегивая рубашку.

– Меня представили к важной должности. И теперь, особенно после прошедшей ночи, я не могу вообразить себе, что поеду без тебя.

«Поеду»? Он ведь только что вернулся и уже снова говорит об отъезде. Лари поняла, что Дэвид имеет в виду не только Вашингтон. Это что-то другое – более далекая поездка. Натянув на себя простыню, она приподнялась на постели.

– Куда поедешь?

– Мне оказывают доверие, поручая разрешить некоторые сложные проблемы с чехами, поэтому департамент хочет, чтобы я остался в Праге. Это пока еще не официально… но меня собираются попросить занять должность заместителя первого лица нашего дипломатического представительства. Практически именно я буду руководить посольством – всего на одну ступеньку ниже посла. Это гораздо интереснее, чем заниматься бумажной работой, сидя за письменным столом на «Туманном Дне».

Он умолк, ожидая ответа.

Лари почувствовала странное оцепенение. Уехать… В то время как она пристально смотрела на Дэвида, это слово продолжало эхом отдаваться у нее в голове, словно опускаясь вниз, в глубокий колодец, который, казалось, вел в самую ее душу.

– Ты сказала, что хочешь, чтобы мы больше времени проводили вместе, – продолжал он. – Мы можем сделать это там.

Дэвид нежно взял ее за руки.

– Лари, до прошедшей ночи я думал, что, может быть, ожидаю слишком многого. Но… Нам ведь так хорошо вместе! Мы принадлежим друг другу. В конце концов, Прага – место твоего рождения. И, кроме того, ты хочешь побольше узнать о Милоше и разыскать свою мать…

– Но теперь есть и кое-что другое, – произнесла Лари, отворачиваясь от него. – Моя карьера… она только начинается…

– Неужели это более важно, чем мы? Или чем они?

Лари в смущении покачала головой. Она поняла, что он готов полностью отдать себя ей и ожидает в ответ того же самого. Разве она может решить сейчас?

– Когда ты уезжаешь?

– Скоро. Возможно, через неделю.

Дэвид отпустил ее руки, а потом сжал их, словно они давали друг другу клятву.

– Поедем со мной, Лари! – тихо попросил он.

– Дэвид… я могла бы приехать к тебе через пару месяцев. Тогда мы сможем подумать о будущем. Но в данный момент…

– Не представляю, как буду жить без тебя. Если у меня и были какие-то сомнения на этот счет, то они разрешились прошлой ночью.

Чем увереннее говорил Дэвид, тем очевиднее становились для Лари ее собственные сомнения. Пока она подыскивала самые мягкие слова, чтобы объясниться, он прибавил:

– Хорошо. Это тебе не подходит… Тогда я откажусь от назначения.

– Нет, Дэвид! На одну ступеньку ниже посла – ведь так ты сказал? Именно этому ты посвятил себя! Ты же знаешь, что если откажешься от такого шанса, то департамент никогда больше не обратится к тебе – ведь тем самым ты покажешь, что карьера для тебя – не самое главное.

Дэвид привлек ее к себе.

– Теперь в моей жизни самое главное – ты.

– Слишком рано говорить об этом.

– Только не для меня.

Лари отвернулась, не желая продолжать разговор. Наступила напряженная пауза. Наконец Дэвид сказал:

– Ты права, мне действительно нужно ехать. Но дай нам хотя бы шанс! Пока ты будешь в Чехословакии, мы возобновим поиски твоей матери.

– Но она не хочет, чтобы ее нашли! – взорвалась Лари. Мне следовало бы давно уже понять это!

Она рывком освободилась из его объятий и повернулась к нему спиной.

– Моя мать оборвала связывавшие нас узы и предоставила мне самой догадываться о причине своего поступка! Так с какой стати я должна чем-то жертвовать лишь для того, чтобы взглянуть на нее? Будь я проклята, если сделаю это!