Все древние цивилизации в той или иной степени были убеждены, что, помимо видимых даров природы, существует еще что-то другое, особенное, редкостное, чудесное, скрытое в таинственной чаще лесов или в горных ущельях. Для китайцев женьшень, прежде чем его стали разводить искусственно и превратили в промышленный продукт, был сущностью земли в виде человечка, неким магическим существом. Женьшень рос только в горах, его считали чудодейственным средством от тысячи болезней и, главное, эликсиром, замедляющим старение.
Для индийцев таким средством была «сома», трава бессмертия, о которой говорится даже в Ведах и которую, как рассказывают, йоги использовали, чтобы жить до двухсот лет. Это лиана, произрастающая только в Гималаях, на высоте свыше четырех тысяч метров. В наши дни ее больше никто не находит, будто она исчезла вместе с утерянным знанием.
Разве мы знаем, почему веками омела считалась благим предзнаменованием? Почему в древности друиды срезали ее только золотым серпом? Почему в фольклоре разных народов омелу окружают ореолом таинственности, описывают как священное растение, исцеляющее от многочисленных недугов? Этого мы больше не знаем, но продолжаем на Рождество вешать над дверью своего дома «на счастье» веточку этого странного паразитического растения, которое живет на ветвях деревьев, таких, как дуб, сосна или береза, и остается зеленым, пока деревья, соками которых оно питается, не теряют листву и засыхают.
На первый взгляд омела — ни на что не годное растение. Ни веткам, ни листьям ее нельзя найти никакого практического применения. И ягоды, с научной точки зрения, не обладают никакими особыми свойствами. И все-таки зимой эти ягоды помогают прокормиться горлицам, а в Германии недавно открыли клинику, где некоторые виды рака лечат экстрактом ягод омелы.
Может, правы те, кто, подобно Эриху фон Дэникену, предполагают, что мы давным-давно были колонизированы цивилизацией богов-астронавтов, которые, пожив какое-то время на Земле и убедившись, что мы не умеем с толком распорядиться их мудростью и обширными знаниями, разочаровались и вернулись на свою далекую планету. Мы забыли о них. Но только исключительные познания инопланетной расы, высокоинтеллектуальной и технически развитой, могли бы объяснить существование на Земле таинственных сооружений — таких, как пирамиды, Стоунхендж и изображения странных фигур на барельефах майя и других руинах Центральной Америки.
Водитель не забыл предупредить меня об остановке; выйдя из автобуса (мыслями я все еще был далеко, на планете богов-астронавтов), я оказался на главной улице городка, который выглядел сооруженным наспех для фильма ужасов. Плохо одетые бледные женщины, куда-то бредущие, как нельзя лучше вписывались в сценарий. Было десять утра, но некоторые уже были навеселе. Дома все были маленькие, одноэтажные, деревянные, большей частью пустые, многие с табличкой «Продается». Однако, пока я шел по адресу, мне встретились Центр Холистического Благополучия, Центр медитации и йоги и еще студия хиропрактика.
Моя травница принимала в старом доме из трухлявого дерева. Голубая краска, отслаиваясь, кусками сыпалась с фасада. Я приехал чуть раньше, и мне пришлось ждать за дверью, сидя на пластиковом стуле и глядя на дождевые капли, которые сквозь дыры в потолке преспокойно падали на ковровое покрытие. Из-за двери я слышал голос травницы, которая объясняла предыдущей пациентке важность «кармических отношений». Она рассказывала, как ее собственная жизнь изменилась благодаря им. По совету одной женщины она наконец «реализовала себя»: преподает в Открытом центре в Нью-Йорке!
Знать бы, как дела с моими кармическими отношениями! Два года подряд планировал экспедицию на поиски Эликсира Жизни, но вместо странствий по джунглям Суматры сижу здесь под дырявым потолком, ожидая приема у неизвестной мне травницы в Нью-Джерси! Впрочем, встреча вышла очень приятной, но совершенно бесполезной. Травница оказалась милой женщиной лет сорока, ненакрашенной, просто одетой; широкая юбка маскировала полноту, светлые и длинные до пояса волосы были собраны в конский хвост. Она встретила меня очень любезно, усадила на пол и сама уселась на коврик в позу лотоса, зажгла (специально для меня, как она сказала) палочку благовоний перед простеньким деревянным Буддой на маленьком алтаре. Стены ее небольшой студии были выбелены; повсюду были безделушки из восточных и «нью-эйджевских» лавочек. Сидеть на полу для меня было делом естественным, я уже много лет и читаю, и пишу в таком положении, но я невольно подумал, а как же другие пациенты?
Она начала с феминистского пассажа. В старину к любому человеку, обладавшему какими-то знаниями о природе, относились с подозрением и многих женщин, которые лечили травами, обвиняли в ведовстве и отправляли на костер. За этим последовал пассаж антимодернистский: религиозный фундаментализм и наука подавили все анимистические верования коренных обитателей Америки и оборвали все наши связи с окружающим миром.
— Так мы потеряли интуитивную часть себя, которая общалась с природой и ее силами. Я хочу снова открыть ее, вернуть в нашу жизнь, — сказала она, как бы для того, чтобы объяснить мне свое призвание. — Растения — это способ восстановить контакт с Божественным.
Она мне нравилась, ее позиция была мне понятна. По большей части я разделял ее взгляды, но ясно было, что поездка моя провалилась. То, что я искал, не заключалось в правильных словах, в общении с искренним человеком, и она тоже это знала, но мы продолжали. Мы говорили о раке, об иммунной системе, о том, что бы она смогла мне посоветовать. Она выписала хлорофилл, который мне следовало принимать ежедневно (и Манджафуоко мне это говорил), два экстракта китайских трав и морские водоросли, которые следовало заказать в Нью-Хэмпшире. Еще она порекомендовала мне пить побольше морковного сока и почаще есть грибы, особенно шиитаке. Затем, чувствуя себя из-за неловкости ситуации еще более неприкаянно, чем я, она сказала, что самая важная часть лечения еще впереди и заключается в том, что она будет регулярно направлять мне «позитивную энергию», когда я буду далеко. Меня разбирал смех, но я сдержался; кончилось это тем, что я, чтобы не обидеть ее, заплатил больше положенного за визит.
На обратном пути автобуса вела красивая черная девушка, и тоже с флажком на рукаве. Пассажирами были молчаливые зомби, и я был одним из них.
Дорога от автобусной станции до моего логова не самый подходящий маршрут для того, чтобы примириться с Америкой. Идти пришлось через уродливый квартал с магазинами одежды для бедных, кафе для одиноких и многочисленными секс-шопами «только для взрослых». Чтобы развеяться, я двинулся к Пятой авеню, и городской пейзаж тут же изменился: элегантные бутики, книжные магазины, шикарные рестораны, аптеки. Но глаза мои, как говорят индийцы, видели только темные места, которые, как известно, скрыты под любым светильником.
Дожидаясь зеленого света светофора, я бросил взгляд через улицу и содрогнулся: десятки мужчин и женщин за большими окнами бежали, бежали на месте — потные, побагровевшие, лицом к улице. Конечно, я не впервые видел фитнес-центр, но в этой картине, где молодые люди, едва закончив работу в офисах, бросались сюда, чтобы избавиться от безысходности и растрясти жирок, казалось, выражался весь смысл здешней цивилизации: бежать, просто чтобы бежать, идти, чтобы никуда не прийти.
Я почувствовал себя одним из тех тибетцев, о которых мне однажды рассказал брат Далай-ламы. В 1950 году делегация монахов и правительственных чиновников, никогда не бывавших за пределами Тибета, приехала в Лондон для обсуждения, чем бы Англия могла помочь их стране. Они приехали из убогого мира, примитивного, но прекрасного. Они привыкли к большим пространствам, к живописной природе, да и сами они были живописны в своих туниках, накидках и шапочках. В Лондоне их приняли с почетом, повели на экскурсию по городу. Однажды они оказались в метро вместе со своими сопровождающими и пришли в ужас: сколько народу набилось под землю! Люди в шляпах, облаченные в черное, читали газеты, стоя на эскалаторах; теснились в переходах, все бежали, чтобы успеть на отходящий поезд; никто ни с кем не говорил, никто не улыбался! Руководитель тибетской делегации обернулся, исполненный сострадания, к английскому сопровождающему и спросил: «Чем же мы можем вам помочь?»