Изменить стиль страницы

Семь, верно?

″Номер восьмой, Ошо″.

Прекрасно быть поправляемым учеником, в самом деле замечательно. Мастер всегда чувствует благословение, когда ученик поправляет его. И это всего лишь вопрос нумерации. Я то и делаю, что поправляю вас, так что хотя бы в отношении номеров я могу дать вам такое удовольствие… Так какой же номер сейчас?

″Номер восьмой, Ошо″.

Иногда мне хочется посмеяться. Восьмой? Хорошо.

Восьмая книга, о которой я сегодня собираюсь говорить, написана индусским мистиком, Рамануджей. Называется она ″Шри Паша″. Это комментарии к Брахмасутре. Существует много комментариев к Брахмасутре — я уже говорил о Брахмасутре Бодрайаны. Рамануджа комментирует его очень особенным способом…

Оригинальная книга очень суха, похожа на пустыню. Разумеется, даже пустыня имеет свою красоту и свою правду — но Рамануджа делает её в своих комментариях садом, он находит оазис… Он делает её сочной. Я люблю эту книгу, написанную Рамануджей. Я не люблю самого Рамануджу, так как он очень традиционен. Я терпеть не могу традиционалистов, ортодоксов — просто не переношу. Я считаю их фанатиками — но что поделать, книга красива; порой даже фанатики могут сотворить что-то очень достойное внимания. Так что простите меня, но я включу и эту книгу.

Девятая. Я всегда любил книги П.Д. Успенского — и всегда не любил самого автора их. Он более похож на школьного, а не на религиозного учителя, а кто любит школьных учителей? Я пробовал, когда я был школьником, и потерпел поражение; в университете… — то же самое. Я не смог, и я не думаю, что кто-то другой способен — особенно если учитель женщина; тогда это совершенно невыполнимо! Есть несколько дураков, которые даже взяли в жёны женщин-учительниц. Должно быть, они страдали от недуга, называемого психологами ″мазохизм″; должно быть, они искали кого-то, кто бы мучил их…

Мне не нравится Успенский — он был в точности школьный учитель, даже когда читал лекции по учению Гурджиева. Он стоял у доски с кусочком мела, со столом и стулом рядом — точно школьный учитель — и что можно было ждать, кроме спекуляций. И как он преподавал! — я понимаю, почему только несколько человек слушали его, хотя они и получали через него золотое послание.

Во-вторых, я ненавижу его за то, что он был Иуда. Я не могу любить того, кто предал. Предать это совершить самоубийство, духовное самоубийство. Даже Иуда покончил с собой, и суток не прошло с казни Иисуса на кресте. Успенский сам далеко не мой любимый персонаж, но опять таки, что поделать, — он был способным писателем, талант, гений. Книга, о которой я хочу сказать, была опубликована посмертно. Он не хотел, что бы она вышла в свет при его жизни. Возможно, он боялся. Возможно, он не был уверен, что она оправдает его ожидания.

Это небольшая книга, она называется «Будущая психология человека». Он написал в завещании, что книга должна быть опубликована, только когда его уже не будет. Хоть я не люблю этого человека, но должен признать, себе на зло, что в этой книге он почти предсказал меня и моих санньясинов.

Десять…Всё ещё верно?

″Да, Ошо″.

Хорошо.

Книга, о которой я скажу напоследок, это книга суфия «Книга Бахауддина». Настоящий суфийский мистик, Бахауддин создал саму традицию суфизма. В его небольшой книге включено всё. Это подобно семени. Любовь, медитация, жизнь и смерть… он не упустил ничего. Медитируйте над ней.

Достаточно на сегодня.

Глава 11

Ладно. Сколько уже книг я включил в постскриптум на этот момент?

″Уже есть сорок книг в постскриптуме, Ошо″.

Хорошо. Я очень упрям.

Первое — «Аутсайдер» Коллина Уилсона. Это книга огромного влияния для этого века — но человек, написавший её, обычен. Он очень одарённый учёный, и да, несколько прозрений, здесь и там, — в целом, книга красива.

Что касается Колина Уилсона, сам он не аутсайдер; он мирской человек. Я аутсайдер, вот почему я полюбил книгу. Я люблю её потому, что, хотя её автор и не часть того измерения, о котором он ведёт речь, но он говорит очень и очень близко к истине. Но помните: если вы даже ОЧЕНЬ близко к истине, вы всё ещё не в ней, вы неистинны. Вы либо истинны, либо неистинны — среднего не дано.

Книга представляет усилие Уилсона понять что-то из-за пределов этого мира, из мира аутсайдера; он пытается извне заглянуть в изгоя, отшельника, аутсайдера, как кто заглядывает к вам в комнату через замочную скважину. Вы можете увидеть часть комнаты — и Коллин Уилсон тоже смог. Книгу стоит почитать — прочесть, но не изучать. Прочтите её и выбросьте в мусор, так как от настоящей книги, пришедшей от настоящего аутсайдера, она так далеко, как дальнее эхо… эхо эха, отражение отражения.

Вторая — Сборник изречений Конфуция. Мне совершенно не нравиться Конфуций, и я не испытываю никакой вины из-за этого. И я чувствую большое облегчение, что теперь это записано. Конфуций и Лао Цзы были современниками. Лао Цзы — маленький старик; Конфуций приходил даже посмотреть на Лао Цзы, и возвращался потом, дрожа, потрясённый до самого основания, потел и качался на стуле. Один из учеников спросил его: «Чту случилось между вами? Ведь в той пещере кроме вас никого не было…»

Конфуций отвечал: «И хорошо, что больше никого там не было. Это человек подобен дракону! Он собирался убить меня, но, слава богу, я сбежал. Он в самом деле опасен!»

Конфуций передал всё правильно. Человек, как Лао Цзы, может убить тебя — но только для того, чтобы воскресить. Но если вы не будете готовы умереть, вы не сможете возродиться. Конфуций сбежал от своего собственного возрождения.

Я уже выбрал Лао Цзы, и навсегда. Конфуций принадлежит к очень обычным, мирским людям. Но пусть это будет снова записано: я не люблю его; он сноб. Странно, что он не родился в Англии. Впрочем Китай в те дни БЫЛ Англией… Англия в то время была такой варварской, что ничего ценного нельзя было в ней найти.

Конфуций был политичен, умён и хитёр, но он не был по-настоящему разумен; иначе он должен был бы упасть к ногам Лао Цзы — он бы не сбежал. Там в пещере он испугался не самого Лао Цзы, он испугался тишины… потому что Лао Цлы и тишина это одно и то же.

Однако я хочу включить одну из самых известных книг Конфуция, просто чтобы быть честным. «Собрания» — самая важная его книга. Для меня это как корни дерева — уродливые и искривлённые, но имеющие большое значение — то, что вы называете необходимым злом. «Собрания» — это необходимое зло, удобрения или корни. Он говорит о мире и мирском, о политике и прочем. Один ученик спросил его как-то: «Господин, что на счёт тишины?»

Конфуций был раздражён и смущён. Он закричал на бедного ученика: «Замолчи! Какая тишина? — тишина ждёт тебя в могиле. В этой жизни в ней нет нужды, есть слишком много других важных вещей…»

Вот его отношение. Теперь вы можете понять, почему он не симпатичен мне. Мне жаль его. Он был хорошим человеком — но, подойдя близко к такому великому человеку как Лао Цзы, он, к сожалению, упустил. Я могу лишь проронить слезу о нём…

Три. Калил Джебран написал много книг на своём родном языке. Те, что он написал на английском, широко известны — это «Пророк» и «Безумец»… и много других. Но он написал некоторые и на своём языке, несколько из них переведены. Конечно, перевод не может быть совершенно точен, но Калил Джебран так велик, что даже в переводах вы можете найти нечто ценное. Я хочу обратиться сегодня к некоторым из этих переводов. Третья на сегодня книга — Калил Джэбран «Сад пророка». Это перевод, но она напоминает мне великого Эпикура.

Я не знаю, называл ли кто-то, кроме меня, Эпикура великим. Он был осуждаем из столетия в столетие. Но я знаю это: если массы дружно осуждают какого-то человека, значит… скорее всего, что-то великое есть в нём. Книга Калила Джебрана «Сад пророка» напоминает мне Эпикура, потому что он тоже называл свою коммуну Садом. Всё, что делает человек, представляет его. Платон называл свою коммуну Академией — естественно; он был академиком, великим интеллекутальным филососфом.