Обо всем этом пишет в своих «Воспоминаниях и размышлениях» Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Его свидетельство и оценки эффективности артиллерийской контрподготовки весьма важны в данном случае, потому что в то время вместе с К. К. Рокоссовским он в качестве представителя Ставки Верховного Главнокомандования находился у начальника штаба фронта М. С. Малинина, Вполне понятно, что, утверждая решение командующего фронтом на проведение контрподготовки, он разделял с ним бремя ответственности за его последствия. Ценно то, что в своих воспоминаниях он старается не преуменьшать, но и не преувеличивать значения этого смелого и рискованного мероприятия командования.

«Тогда трудно было понять и определить результаты контрподготовки, пишет Г. К. Жуков, — но начатое в 5 часов 30 минут недостаточно организованное и не везде одновременное наступление говорило о серьезных потерях, которые причинила врагу наша контрподготовка».

И еще:

«Слов нет, артиллерийская контрподготовка нанесла врагу большие потери и дезорганизовала управление наступлением войск, но мы все же ждали от нее больших результатов.

Наблюдая ход сражения и опрашивая пленных, я пришел к выводу, что как Центральный, так и Воронежский фронты начали ее слишком рано: немецкие солдаты еще спали в окопах, блиндажах, оврагах, а танковые части были укрыты в выжидательных районах. Лучше было бы контрподготовку начать несколько позже, примерно за 30–60 минут до перехода противника в наступление».

Вместе с К. К. Рокоссовским в сражении на Курской дуге участвовал хорошо спаянный коллектив генералов и офицеров управления штаба, начальники родов войск, Политуправления фронта, прославленные командармы: Н. П. Пухов, П. Л. Романенко и другие. В этой операция на Курской дуге К. К. Рокоссовский преподал нам, командармам, предметный урок использования сил и средств с неатакованных участков, с маневром на угрожаемый участок. Мне, как никому другому, пожалуй, он был полезен. Поэтому остановлюсь на нем подробнее.

В самом начале развернувшегося сражения в районе Поныри было получено адресованное мне предварительное распоряжение командующего. Хочу напомнить, что наша Шестьдесят пятая армия занимала тогда оборону в вершине Курского выступа. Здесь противник пока что не проявлял большой активности. Так вот я получил распоряжение следующего содержания: «181-ю стрелковую дивизию генерала А. А. Сараева, два армейских танковых полка, состоящие в резерве и во втором эшелоне армии, под покровом ночи сосредоточить на стыке Тринадцатой и Семидесятой армий, где они поступят в мое распоряжение».

По этому вопросу и ряду других в порядке существовавшей между штабами информации состоялся мой разговор по ВЧ со штабом фронта. Оценивая обстановку перед фронтом армии, я доложил, что за последние двое суток в нашей полосе обороны противником ведется усиленная боевая разведка крупными силами. И в частности, сослался в качестве подтверждения на предпринятый немцами с участка Дмитровск-Орловский, Севск короткий удар силами свыше трех полков пехоты с танками при поддержке артиллерии. Из всего этого я сформулировал вывод: не исключается, что немцы сосредоточивают крупные силы для удара на этом направлении, а поэтому следует ли при таких условиях обстановки придерживаться сроков передачи сил и средств в полосу Тринадцатой армии генерала Пухова?

Рокоссовский спокойно сказал:

— Павел Иванович! Главная группировка врага по-прежнему сосредоточивается напротив основания Курского выступа (в направлении на Поныри). И насчет передачи части ваших сил судите сами: передадите — в таком случае за свои тылы можете не беспокоиться; если же нет, то ждите в спину удара Моделя с танками. Что для вас лучше? А, первое! Ну и прекрасно!

Истоки человеческого, бережливого отношения к людям у К. К. Рокоссовского шли от воспитания в коллективах рабочих — железнодорожников, ткачей, каменотесов, в армейской среде, где он провел большую часть жизни, где он жил, работал и научился уважительному отношению к труду и трудовому человеку. От рабочих-большевиков его умение ясно мыслить, от них революционная закалка, активный гнев против угнетателей и поработителей трудового народа.

Константин Константинович высоко ценил творческую мысль коллектива, тщательно оберегал дружбу и сам был душой творческой мысли, не допускал ссор, недоговоренностей, особенно тех, которые могли отразиться на интересах дела.

Вспоминается Днепровская операция на лоевско-речицком направлении, где решалась судьба разгрома гомельской группировки немецко-фашистских войск. К середине октября 1943 года войска левого крыла фронта прочно стояли на Днепровском плацдарме и могли развивать дальнейшее наступление в полосе действий Шестьдесят пятой армии либо в полосе Шестьдесят первой армии, которой командовал генерал П. А. Белов. Третье направление, в обход Гомеля с юга, могло также сулить выгодные условия, так как Сорок восьмая армия имела за собой междуречье Сож — Днепр. Каждый из нас, командармов, стремился, получив усиление резервами фронта, развить операцию с целью овладения всей правобережной частью Белоруссии. Каждый из нас с надеждой и тревогой ожидал решения командующего фронтом. Оно должно было дать окончательный ответ на вопрос, на каком направлении будет развиваться фронтовая наступательная операция за освобождение Белоруссии.

20 октября 1943 года на КП Шестьдесят пятой армии в местечко Лоев прибыл Рокоссовский, а с ним командармы П. Л. Романенко и П. А. Белов. Лоев дымился после налета пикирующих бомбардировщиков. С севера слышался грохот артиллерийского боя.

— Мы к тебе поужинать, Павел Иванович. Угощай! На столе появилась большая оперативная карта. Красные стрелы показывают направления ударов.

— Мы рассчитывали, — говорит Рокоссовский, — что прорыв вражеской обороны на берегу Днепра откроет путь к непрерывному наступлению. Не получилось. Противник стянул на направление нашего наступления пять дивизий. Он оказался более мобильным, чем мы ожидали. Но и он, в свою очередь, допускает еще более грубую ошибку: вместо того чтобы занять жесткую оборону, гитлеровцы непрерывно наносят удары. Я считаю, что это выгодно нам. Как вы, товарищи, думаете?

— Бесспорно, — соглашается Белов. — Надо стоять на месте, перемолоть вражеские резервы. Затем удар, прорыв, и перед Шестьдесят пятой может открыться перспектива выхода на оперативный простор.

— Да, перспектива очень заманчивая, — поддерживает и командарм-48 Романенко.

— Вот именно! — продолжает командующий фронтом. — Если Шестьдесят пятая армия прорвет надвинские позиции, выйдет на коммуникации противника, то гомельская группировка врага окажется в очень тяжелом положении. Однако для такого удара армия должна иметь крупные силы и резервы…

И хотя на эти-то силы и резервы каждый из командармов и рассчитывал, аргументация Рокоссовского неотразима, причем его доводы — это и их доводы. Они также понимают теперь своеобразие замысла командующего фронтом и разделяют его точку зрения. Раньше на почве возможного получения сил и резервов именно в свою армию между командармами и их штабами возникали известные трения. А вот теперь в ответ на последние слова Константина Константиновича Белов и Романенко единодушно его поддерживают:

— Конечно, конечно…

— Значит, договорились. Мнение у нас единое. Предлагаю тост за успех!

В дверь заглянул Ф. И. Липис — начальник оперативного отдела армии. Выражение лица тревожное. Мне все понятно, и я обращаюсь к командующему:

— Прошу разрешения удалиться на НП. Обстановка напряженная.

— Идите, Павел Иванович. Я останусь, заночую здесь… А вы? - обращается Рокоссовский к Белову и Романенко.

— Поедем, товарищ командующий. У нас ведь тоже дела.

— Не смею задерживать.

Попрощавшись, гости садятся в машины. Липис, все время следующий за мной, докладывает:

— Кавдивизия отошла на полтора-два километра. Остановилась. Противник тоже дальше не пошел.

— Надо немедленно восстановить положение. Усиливайте кавалеристов стрелковым полком из резерва. Свяжитесь с комкором Б. С. Бахаровым. Пусть поддержит контратаку двумя батальонами танков.