Это вполне достойная и очень разумная позиция в новых условиях. Единственное, что им нужно было сделать — это не соглашаться со мной, не говорить «Да», а заключить свой договор примерно такого рода: «Да, мы согласны изучать посвящения полководца, но не сразу, а как только мы освоимся. Поэтому сначала мы хотим походить туристами. Не берите нас в работы, пока мы не попросим».

Этого они не произнесли, утаив. Вся Тропа приняла их внешний договор с нами, прозвучавший на моей первой лекции:

изучаем путь полководца.

Никто не сказал: вот эти люди идут путем туристов, ответственность за себя и своих людей не несут, поэтому будьте с ними осторожны и бережны.

Люди Тропы были искренне погружены в работу над собой и скидок никому не делали. В итоге несколько американских туристов пошли на экскурсию в нашу «тюрьму», был у нас такой психотренинг, и там впустили свою женщину в женское отделение. «Зэчки» тут же попытались ее «изнасиловать», как и полагается в настоящей тюрьме. Такова Тропа — чтобы ты ни делал, делай на пределе, и на пределе возможностей, и на пределе искренности, на пределе соответствия самому себе, то есть тем образам, из которых ты состоишь.

Бедные американцы! Такого они не ожидали. Как не ожидают они, что чеченцы, к примеру, украдут их и будут требовать выкуп, если они приедут в Чечню и заявят о своей любви к чеченцам и о полной поддержке их борьбы. Не благодетельствуй насильно! — так говорили на Руси. Все, что случилось, было шоком и потрясением для туристов, хотя их и предупреждали, что все, происходящее на Острове, — не просто игра, а серьезнейший психологический тренинг с полной ответственностью за себя, свою жизнь и за жизнь и психику своих людей. Они вылетели из «тюрьмы» как ошпаренные.

Если бы договор об изучении пути Полководца был принят на самом деле и не подменен хитростью на тайный договор о том, что: «Я турист! Я с вами об этом не договаривался, конечно, но вести себя буду именно так!», — то, приняв решение идти в «тюрьму», американцы вели бы себя совсем иначе. А как?

Сначала они сели бы и подумали как следует, а зачем им это. Они никогда бы не полезли туда смотреть достопримечательности. Тюрьма — это место боли, какие туристы! Они бы задались вопросом: а что я хочу для себя от тюрьмы? И поняли бы, что поскольку от тюрьмы и от сумы никто не застрахован, то им было бы полезно или подготовиться к тюрьме, или освободиться от страхов попасть в тюрьму.

Иначе говоря, они бы поняли, что пребывание в психологическом тренинге «тюрьма» может быть им полезно и выгодно. А раз так, то идти туда можно только как в настоящую тюрьму. Проживая не столько то, что происходит в ней, сколько то, что отзывается в себе. А затем, убирая то, что делает тебя несвободным, освободиться от твоей внутренней тюрьмы, от тюрьмы, которая всегда с тобой. Наши идут в тюрьму только так. Да и за чем еще можно идти в тюрьму, кроме как за свободой?!

Вот тогда бы этот тренинг был полезен и не только для освобождения от страхов, но и для изучения Науки полководца. Почему?

А потому мы опять возвращаемся к самому началу: главное в Науке полководца — быть верным самому себе. И вот когда ты избираешь в качестве упражнения верности своим решениям такие пугающие и болезненные тренинги, как Тюрьма или Правеж (работала у нас и такая мастерская, где желающих пороли так, как когда-то это было принято на Руси), ты настолько поглощен ими, что не можешь отстраниться и пройти их туристом. Тут не настоящим быть не получается.

Трудно висеть на дыбе или лежать на «кобыле» под розгами и думать, как ты выглядишь на моментальных снимках. В это время ты думаешь только одно: Я это выдержу! Я смогу! А что это? Ты принял решение пройти порку. При этом ты знаешь: ты свободен и в любой миг ты можешь сказать вслух:

все, я больше не хочу! Очень похоже на нашу жизнь вообще.

И тебя тут же отпустят. Никому, кроме тебя, не нужно тебя пороть, также как никому не нужно и чтобы ты жил. Это работа, и работа не простая и не легкая. От нее просто устают те, кто порют, и те, кто живет с тобою рядом. Ведь им же нужно так тебя пороть, чтобы ты верил, что все на самом деле, но в то же время, чтобы не только тебя не повредить, а еще и подправить, где надо, и чему надо, подучить. Порка — это искусство утомительное. Как и вообще воспитание человека.

Ты решаешь лечь на «кобылу» и ты решаешь уйти с нее. Но у тебя есть выбор: выдержать и дойти до победы или прервать порку и уйти с поражением. Только твое решение выдержать удерживает тебя на «кобыле». Следовательно, заклинание: Я это выдержу! — означает вовсе не: Выдержу удары, выдержу боль? А что оно означает?

Все проходившие наши правежи знают: работают психотерапевты-профессионалы и больно не бьют, точнее сказать, они как бы вообще не бьют: они восстанавливают в твоей памяти прошлые наказанья, изображая удары. Само воздействие их розог не сильнее, чем при глубоком массаже. Но ты кричишь и корчишься, и пребывание на «кобыле» для тебя непереносимо, потому что старая боль растравливается и ты оказываешься в пространствах памяти, в переживании каких-то прошлых болей. Трудно выдержать именно это переживание. И этот символ всей нашей жизни...

Именно относительно него ты и принимаешь решение выдержать, пройти насквозь этот ад, чтобы освободиться от него. Победой и здесь оказывается Свобода.

Но решение выдержать означает и еще одну пытку — выдержать желание отменить собственное решение, предать себя. Ведь так просто: как только встретился с болью, сбежать. А когда эта боль не внешняя, а живущая в тебе, то отвлечь себя и посмотреть что-нибудь занимательное. Скажем, стать туристом и смотреть на других, чтобы только не задумываться о себе, не заглядывать в себя.

На примере «тюрьмы» или правежа показать верность договору с собой проще. На примере Любков — гораздо сложнее.

Я показал, как в Науке полководца убирается из людей склонность к предательству. А убирается она уничтожением предателя.

Все, кто изучает Любки, заключают согласие, договор: «В Любках не звереть». «Любки или зверки», — говорил Поханя. «Зверками» он называл борьбу на победителя, то есть то, что делают спортсмены, когда им все равно, как победить. Любки — это не орудие победы над другими, это орудие самопознания, повторяю, то есть орудие победы над собой.

А озверевший в Любках — предатель договора и предатель Любков. И как это трудно, оставаться в договоре. Вот встают два человека в Любки. Всю жизнь их учили: сцепился бороться, делай все, что можешь, но победи! Им, может быть, этого и не говорили словами! Но чествовали только победителей, а победителей не судят. Как ты там победил, кому какое дело! Главное, что закрепляются в культуре только те способы борьбы, которые ведут к победе. Пусть даже грязной.

А тут полная смена установок: никакой победы, вы должны просто войти в совместное движение и пребывать в нем как потоке. На тренировках тренеры часто сами пытаются давать борцам сходные установки: не вяжитесь, не упирайтесь, работайте технично, просто подвигайтесь!

Можно сказать, что в Любках это доведено до совершенства. Просто двигаться, не упираться и не ломить. Бросок получится сам, если ты будешь верен своему видению движения. Любки — это что-то вроде мужского воинского танца. Там есть и удары, и броски, и болевые приемы, но нет обиженных и проигравших. Это надо видеть. Когда Любки получаются, играющие воины бросают друг друга и летают по воздуху, кувыркаются и катаются по земле, выламывают друг другу руки, ноги и головы, но царит радостное веселье и нет боли.

И вдруг пришел победитель, вдруг кому-то захотелось выйти из движения и доказать, что он сильней. Он тут же звереет и начинает ломать другого. И есть борьба, но нет Любков. Договор нарушен.

Нет способа проще для выявления собственной неспособности хранить договора, чем Любки.

Когда-то отец русской психофизиологии Сеченов сказал, что наше мышление доступно нам только через движение. Все верно, говоришь ли ты, пишешь, ли, ты совершаешь движения, чтобы выразить свои мысли. Народной культуре это было известно задолго до Сеченова.