Я задержала дыхание. За ветровым стеклом со свистом проносились поля.

– Ты… ты очень ее любил.

– Словами не передать.

Я замолчала и постаралась не дышать. Мое дыхание вдруг стало слишком глубоким, шумным, свистящим, грубым. Словами не передать… о господи…

– И я слишком редко говорил ей эти слова. Наверное, поэтому мне так трудно разговаривать с тобой, Рози. На бумаге я вполне красноречив, дай мне ручку и листок, и я смогу рассказать, как сильно тебя люблю, но когда приходится использовать голосовые связки…

– Как сильно ты…

– Неужели ты не догадалась? – тихо спросил он.

– Нет! – ахнула я. – По крайней мере… ну, я надеялась, конечно, молилась, но мне казалось, что такого просто не может быть, что это невозможно! И вчера, в Лондоне, ты был таким далеким, таким холодным!

– Да, прости, что я не заключил тебя в объятия в доме твоего мужа сразу после того, как полиция предоставила леденящий душу отчет о его последних часах. Мне казалось, будто метафорические меловые очертания его трупа до сих пор виднеются на полу. Это было бы как-то некрасиво.

– О! Да, конечно.

– И броситься тебе в объятия на обочине тоже казалось неподходящим. Не говоря уж о том, что это попросту опасно.

– О! Да, наверное, ты прав… Боже, какой же ты практичный, Джосс!

– Все относительно. Ну и – что?

– Что?

Он крепче схватился за руль, несясь на невероятно большой скорости по знакомой дороге.

– Как с тобой непросто, Рози. Вот он я, пресыщенный и эмоционально измученный мужчина, два раза женатый, с тремя ненормальными детишками в придачу, готов предложить тебе свою любовь и весь мир и лезу из кожи вон, чтобы понять, чувствуешь ли ты то же самое. – Он перелетел через лежачего полицейского, потом внезапно развернулся налево и остановился на гравиевой дорожке.

У меня закружилась голова, и я видела только его глаза: серьезные, многозначительные. Он повернулся ко мне, и я поймала его взгляд.

– О да! – выпалила я. – Да, я понимаю, о чем ты, и я чувствую то же самое! – Я хотела было броситься в его объятия, но чертов ремень безопасности чуть меня не придушил.

– Вот, – он расстегнул ремень, и наконец – наконец! – я кинулась к нему. Туда, где мое место. Он склонил ко мне голову, свои каштановые волосы, и поцелуй за поцелуем раскрыл мои губы – и каждый был чудеснее, вкуснее, слаще другого. Я вдруг поняла, что превращаюсь в желе. Наконец-то, ликующе подумала я, после стольких долгих лет блуждания в пустоте, иссохших, подавленных эмоций, наступила оттепель. Он взял меня за подбородок, чтобы посмотреть мне в глаза, поцеловать мои щеки, уголок рта, волосы, а я блаженно купалась в лучах счастья, медленно открывая глаза, чтобы полюбоваться на него. Но пока я любовалась, в поле моего зрения возникло кое-что еще. Моя мать. Она шпионила через окно гостиной. Я окаменела.

– Черт! – взвизгнула я, сразу же выпрямившись. – Это же мой дом!

– Да, я в курсе.

– То есть дом моих родителей!

– Конечно, я знаю.

Я ахнула. Поправила одежду, пригладила волосы. Боже правый, а я ведь раньше никогда не обнималась на тропинке перед родительским домом, даже в подростковые годы! Я была удивлена, что этот несомненно практичный мужчина посчитал нашу дорожку подходящим местом для таких дел. Зачем он сюда приехал? Неужто поблизости нет уединенных дорожек где можно всласть пообниматься? Какого черта ему понадобилось у дома моих родителей?

Он откинулся на сиденье, обняв рукой спинку моего кресла и глядя на меня.

– Ну, что ты сидишь? Иди.

– Идти… куда? – Я запаниковала. О господи, он что, опять передумал? И привез меня домой к мамочке? Да что с ним такое, в самом деле?

– Иди, забери Айво. Я так полагаю, он идет в нагрузку к тебе, не так ли? Так же как и мои дети – ко мне. Кроме того, я не на шутку привязался к этому чертенку.

– О! – простонала я. – Да, конечно! Так ты за этим…

– Вернулся? Вообще-то, да. А ты решила отдать его на усыновление?

– Нет! Нет, что ты! – Я выпрыгнула из машины и побежала по дорожке. Но у входной двери замерла и обернулась. Через две секунды я уже стучала в окно джипа. – Джосс!

Он открыл дверцу.

– Выходи! Я хочу познакомить тебя с папой!

Он улыбнулся, вышел и взлохматил волосы ладонями.

– Знакомство с родителями, да? Хорошо, только должен тебя предупредить: я уже давно этого не делал. Еще со времен «Лиги плюща». Надеюсь, я не возьму не ту вилку и не пукну, когда сяду на стул.

Я рассмеялась, и, взявшись за руки, мы зашагали к двери.

– Ну, с мамочкой ты уже познакомился. Это та дама с голубыми волосами, которая послала тебя куда подальше.

– Ах да, очаровательная женщина, просто прелесть. Страшно представить, что она скажет, когда я женюсь на ее дочери.

Я замерла как вкопанная на верхней ступеньке, положив руку на дверную ручку.

– Ты… хочешь на мне жениться?

Он повернулся ко мне лицом. Взял меня за руки.

– Да, неужели я забыл сказать? – нежно произнес он. – Да, хочу. Я хочу жениться на тебе больше всего на свете.

– Ну дела! – (Ну дела, Рози? И так, по-твоему, должен ответить взрослый человек? Раз уж на то пошло, нормальный человек?) – Я… я… – замялась я.

– Я знаю, знаю, – торопливо оборвал он. – Ты только что похоронила мужа, и я тебя гоню, и я знаю, что у тебя есть другие планы, другие мечты – например, твой ресторан, но я все обдумал, Рози, правда. Мне кажется, ты могла бы перестроить старый сарай для сена – тот, который стоит на той стороне луга. Это огромный сарай, и там есть веранда, старые стропила и нужная атмосфера. Если немного поработать, ты могла бы переделать его по-своему, в точности как планировала – с огородиком пряных трав, зеленой изгородью и так далее. Черт, да если захочешь, можешь устраивать там представления с голыми цирковыми гимнастами мне все равно, я просто подумал…

– Хватит, хватит! – рассмеялась я. – Нет, дело не в этом. Ресторан тут ни при чем, мне достаточно просто быть с тобой и детьми. Но я даже не подозревала! Не знала, что у тебя такие сильные чувства!

Он ласково взглянул на меня:

– Я не помню, когда влюбился в тебя, Рози. Я только знаю, что с каждой минутой меня затягивало все глубже и глубже. Почти с того самого дня, когда ты появилась у меня на пороге со всем твоим барахлом, твоей дурацкой гордостью, смелостью и маленьким сыном в придачу, я все время думал: как жаль. Как жаль, что я поспешил и женился на Аннабел. Как жаль, что я не подождал. Но я же не знал, что ты появишься. И когда ты появилась, у меня было такое чувство, будто меня со всей силы, со всей наглости ударили по зубам. Я думал, что мне придется беспомощно сидеть и наблюдать, как ты исчезнешь за закатным горизонтом вместе с этим проклятым червяком Алексом Мунро. Но слава богу, этого не произошло, потому что я действительно хочу, чтобы ты стала моей женой. Но если ты мне откажешь, прошу тебя, скажи об этом прямо сейчас, чтобы я мог спокойно надраться в пабе. И мы обо всем забудем.

– Не напивайся, – прошептала я. – Я очень тебя люблю, и да, да, я выйду за тебя замуж, если хочешь – прямо сейчас! Ох, Джосс, я самая счастливая девушка на свете. Я… – Внезапно я замолкла. Прислушалась. – Подожди минутку!

Я коснулась входной двери и легонько ее толкнула. Моя мать взвизгнула и чуть не перевернулась вверх тормашками. Она сидела на корточках с тряпкой в руках, приложив ухо к замочной скважине.

Покраснев от смущения и восторга, она выпрямилась во весь рост.

– Мистер Даберри, – просияла она, – или вы позволите называть вас Джосс? Разрешите выразить радость по поводу нашей встречи и принести глубочайшие извинения насчет недавней неловкой ситуации. Мне очень жаль. Боже милостивый, о чем я только думала, выпроваживая вас вон! Итак, поскольку для вас обоих это не первый брак, о традиционном венчании и белом платье не может быть и речи, но кремовый оттенок смотрится очень мило, или даже лимонно-желтый. Я знаю, ведь сын Марджори женился на разведенке, и она выглядела просто прелестно в желтом платье – разве что немного толстовата. Просто поразительно, но некоторые продвинутые священники в наше время все готовы спустить с рук. Подумать только, дочь Синтии Паркер была уже на шестом месяце, но все равно проплыла к алтарю в платье цвета айвори – вот маленькая шлюшка! Так что не думаю, что здесь у нас возникнут проблемы…