– Я знаю. Я буду долго об этом жалеть, и, самое худшее – скорее всего, она права. Я совершенно не разбираюсь в людях, не могу отличить хорошего человека от плохого.

– Это тут ни при чем, милая. Когда придет время, ты поймешь. Просто ты еще не испытала настоящее чувство. Здесь не разумом взвешиваешь – всем управляют инстинкты.

– Да, – тихо проговорила я, – да, я знаю. – Я сглотнула комок и отодрала с джинсов засохшие мюсли. Потом резко подняла голову и прищурилась. – Пап, а почему ты женился на маме?

– Почему? – Он рассмеялся и отложил совок. Наверное, потому, что в ней было все, чего не было у меня. Она говорила с правильным южным акцентом, пила шерри, как настоящая леди, могла вести светские беседы, была красивой и культурной. Во всяком случае, так мне казалось. А я был всего лишь нескладным чурбаном с Севера.

– И ты все взвесил?

– Да, я понимаю, о чем ты говоришь. Наверное, в какой-то степени, да. – Он поспешно поднял совок и так же резко отложил его снова. – Я был амбициозен, Рози, – тихо продолжал он. – У меня были деньги, но за ними ничего не стояло. У меня не было вкуса. А твоя мать одевалась по последней моде, шила себе платья по картинкам из «Вог» и играла в теннис в белом костюме, как полагается. Мне казалось, что она – самые сливки. Мне казалось, что она и станет вишенкой на моем пироге.

– А она не стала.

– Я ни о чем не жалею, Рози. Скажем так я не подумал о том, что она может оказаться куда более амбициозной, чем я. А из свиного уха мешка с деньгами не наколдуешь. Она думала, что у нее получится, и с тех пор давится своими стараниями. Но как ни крути, я все еще остаюсь свиным ухом.

Я сжала его руку.

– Ты самое милое свиное ушко, которое я когда-либо видела, – с нежностью проговорила я.

– Что ж, спасибо за добрые слова, дочь моя, – с улыбкой произнес он, – но если ты вытащишь локоть из горшка с азалиями, я буду еще более благодарен… спасибо.

Какое-то время он возился со своими цветами. Потом снова заговорил, но глаз не поднял:

– Рози, я тут подумываю, не построить ли мне коттедж в глубине сада.

– Коттедж?

– Мы уже четыре года как получили разрешение на постройку, и в следующем году его срок истекает. Жаль будет его не использовать. Я подумал, что вы с Айво могли бы там жить. Построю коттедж у ручья, чтобы он протекал у вас в саду, и речка станет границей с нашим домом. Правда, это может быть опасно, но ручей неглубокий, и когда Айво подрастет, ему понравится там играть: пусть строит дамбы и все прочее.

В горле у меня застрял комок – по различным причинам. Во-первых, как мило со стороны моего отца использовать все сбережения на постройку крыши над моей головой. Ведь он прекрасно знает, что если мы с матерью будем жить в одном доме, то рано или поздно убьем друг друга. И во-вторых… во-вторых, было во всем этом какое-то ужасное чувство обреченности. Неужели это конец? Одинокая дочь, живущая дома с родителями. Отныне и – неужели навсегда? Я вздохнула. Вдалеке послышался хруст шин по гравиевой дорожке. Наверное, Филли поехала домой, в свой собственный дом, к семье, к мужу. Я откашлялась.

– Спасибо, пап, я очень ценю твое предложение. Можно… можно я подумаю?

– Конечно, можно, дорогая. Спешить некуда, не торопись. – Папа был рад, что я сразу не отказалась. Он повернулся и помог Айво, который отчаянно пытался разделить глиняные горшки. Когда он наконец разодрал их, один из них треснул, но папа не обратил внимания, бросил осколки на пол и протянул ему целый горшок. Мне пришло в голову, что раз уж я не смогла найти Айво отца, то, по крайней мере, могу найти ему постоянного дедушку.

– Что мама говорит?

– Что мама говорит о чем? – Это моя мать вдруг просунула голову в дверь. Вид у нее был сердитый. Мы с папой оба подпрыгнули, как провинившиеся дети.

– Ничего, милая, ничего, – успокоил ее отец. О коттедже ей явно не было известно.

– Неужели? – ядовито прошипела она. – Я тебя знаю, Гордон, и знаю, что вы тут замышляете, когда собираетесь вместе. Значит, вот вы где. Опять испачкались. Я заварила чай на кухне, если кто-нибудь хочет.

– Спасибо, – послушно промямлили мы в унисон.

Она направилась к выходу, но вдруг обернулась:

– Да, кстати, Рози, к тебе приезжал твой бывший хозяин. Я послала его куда надо и прямым текстом.

– Джосс? – прошептала я.

– Да, наглец чертов, это же надо – выбросить тебя из собственного дома! Я такого ему наговорила, все высказала! Теперь пойдем, Айво… о господи, вы только посмотрите на эти брюки! Оставь эту грязную землю, пойдем мыть ручки с бабушкой, пойдем!

Значит, это была не Филли. Это шины Джосса хрустели по гравию. Папа оторвался от своих горшков и посмотрел на меня.

– На Маркхэмс-Корнер дорожные работы, – тихо сказал он. – Наверняка он там застрянет. Если побежишь в рощу и через речку, можешь его и нагнать.

Я смотрела на него ровно секунду – и больше подсказок не понадобилось. Я вскочила, оттолкнула мать от двери и бросилась в сад.

– Куда это ты собралась? – крикнула она мне вслед, но я бежала без остановки, пока не добралась до ручья. Забыв о мостике, который был чуть выше по течению, я перепрыгнула речку. Нога соскользнула, и я почувствовала, как в ботинок просачивается вода, но ухватилась за тростник на другом берегу, подтянулась наверх и, тяжело дыша, понеслась к небольшому лесу. Я нырнула в чашу, на последнем дыхании огибая заросли, выраставшие предо мной.

Здесь не было нормальной тропинки, и я продиралась сквозь кусты ежевики, маленькие деревца, огибала взрослые деревья и снова попадала в кусты ежевики. Я опустила глаза и пошла напролом, закрывая глаза рукой и ломясь сквозь чащу. Сердце выпрыгивало из груди. Пожалуйста, пожалуйста, только бы я его догнала! Только бы успела вовремя!

Наконец я вышла на просеку и рванула по сырой траве вдоль берега, перекувырнувшись у самого низа. Я поднялась и кинулась к забору, опоясывающему нашу территорию. Мне было все равно, что забор увит колючей проволокой, а я едва дышу. Я перелезла через ограду, порвала свитер, высвободила его и перепрыгнула на другую сторону. Из последних сил я побежала через какие-то кусты, колючее пастбище и наконец, наконец, выбралась на обочину главной дороги. Скоростной дороги, ведущей обратно в Сайренсестер.

Я стояла на обочине двухполосного шоссе, ловя ртом воздух, покрытая грязью, схватившись за бок, и отчаянно оглядывалась вокруг. Машины пролетали плотными рядами в обоих направлениях, но зеленого «рейнджровера» нигде не было видно. О господи, я опоздала, он уже уехал… хотя… да! Да, вот он, несется слишком быстро, нарушая скоростные ограничения, а за рулем сидит очень угрюмый Джосс!

– СТОЙ! – прокричала я что есть мочи и выскочила на середину дороги, видимо, желая повторить судьбу Анны Карениной. В последний момент я начала отчаянно махать руками, не желая быть раздавленной в лепешку посреди шоссе, и отпрыгнула на обочину. Он пронесся мимо, и в какой-то момент мне показалось, что он не остановится, но потом я увидела, как он зажег тормозные огни и со скрипом замер в нескольких сотнях ярдов вниз по дороге. Рой рассерженных автомобилистов свернул в сторону, чтобы избежать столкновения. Они гудели в гудки и неистово размахивали кулаками.

Дверь машины открылась. Он выпрыгнул и повернулся ко мне. Закрыл дверь и замер в ожидании. На мгновение мое сердце перестало биться – а потом снова заколотилось как бешеное. О! Он ждет меня! Я должна бежать к нему, это же момент моего торжества! Наконец-то он настал, да, я это чувствую! Обезумев от счастья, я пустилась галопом, несясь по дороге, как сам дьявол. Я бежала и бежала, а он все равно не приближался. Ну почему я такая ужасно неспортивная, подумала я, задыхаясь; и если бы не этот марафон по лесу! Но какая разница! Я пыхтела и пыхтела, несясь по направлению к высокой темной фигуре, которая стояла расставив ноги и чем-то напоминала мне Клинта Иствуда в «Пригоршне долларов». В голове невольно промелькнула мысль: а ведь он мог хотя бы шагом двинуться мне навстречу и встретить меня на полпути. Но я тут же отмела такое предположение. Нет, нет, это было бы совсем не круто: такие парни, как Джосс, не бегают, к тому же так намного романтичнее. Я же похожа на одну из тех девушек, бегущих по кукурузному полю, протянув руки навстречу любимому, я прилечу в его объятия, он закружит меня, и я поцелую его так крепко, что у него голова закружится… да, так я и сделаю. Я остановилась на минутку, схватилась за бок, и мне вдруг резко поплохело. Я глотнула ртом воздух. Давай же, Рози, осталось еще немного, беги! О да, я так и сделаю, вернулась я к своим мыслям, переходя на шаг – на хромающий шаг, – в тот момент, когда я… господи, как же мне нехорошо… в тот момент, когда я, черт побери, наконец до него добегу, я поцелую его так… проклятье, какого черта надо было парковаться так далеко! Наконец я подвалилась к нему, хрипя и разевая рот, как рыба, и приказывая себе не проблеваться на его черный свитер. Он протянул руку и схватил меня за плечо.