Реагируя на широко распространенные ныне в КНР среди населения мысли о том, что "деньги - это главное", Вэй Цзиншэн говорил, что тут-то и "зарыта собака": это значит, что у нынешнего общества в КНР нет надежд на другие проявления жизни и людям оставлено лишь одно - погоня за деньгами.

* * *

Для многих людей в Китае и за его пределами сегодня приемлема следующая логика рассуждений: после событий 1989 г. прошли годы, в течение которых экономика КНР развивалась очень быстро; поэтому представляется, что решительные меры, предпринятые правительством, подавившим выступления на площади Тяньаньмэнь в Пекине, должны рассматриваться как правильные, ибо кто знает, что могло бы случиться с Китаем в противном случае; ведь благодаря этим мерам правительства стабильность была сохранена, и как следствие хорошо развивалась экономика страны. Собственно говоря, такова и пропаганда правительства КНР.

По мнению Вэй Цзиншэна, если следовать такого рода логике, то надо признать: если бы Цинская монархия не была свергнута в 1911 г., экономика Китая развивалась бы лучше! Еще можно сказать, что если бы не было всех прошлых лет, наполненных потрясениями, то вне зависимости от темпов роста, пусть даже они были бы самыми медленными, к настоящему времени экономические результаты были бы феноменальными. Однако же суть дела в том, что деньги - это еще не все, что необходимо для человеческой жизни.

Предположим, что вы жили бы во дворце, имели бы прекрасную одежду и великолепную еду, но оставались рабом; разве вы мечтали бы о такой жизни? А если кто-то говорит: да, я на это согласен, - что же, найдите ему тюрьму, красиво ее изукрасьте, и пусть он там живет и реализует свои идеалы. Если же он не пожелает реализовать на практике свои теории такого рабства, то почему тогда компартия занимается фабрикацией такого рода логических построений?

Да лишь с той целью, чтобы обманывать людей, вводить в заблуждение мировое общественное мнение и отвлекать внимание от диктаторской системы жестокости, подавления и эксплуатации. Эти люди говорят так, поступая против своей собственной совести. Это просто невероятно, в это невозможно поверить; они совершенно лишены разума.

В связи с тем что Вэй Цзиншэну предлагали дать Нобелевскую премию, называли его "человеком действия", "отцом демократии в Китае", сам он заявлял, что не считает нужным фальшивить и твердить, что он человек скромный. С самого начала, по крайней мере с того момента, когда он выступил со своим заявлением у "Стены демократии" в Пекине в 1978 г., Вэй Цзиншэн, по его словам, посвятил все свои способности делу освобождения китайского народа. Он работает для народа, видит в этом свой долг, свою ответственность, хотя и не рассчитывает на награду, хотя это приносит страдания; причем его осуждают не только власти КНР, но и в демократическом движении. Его это не задевает.

Вэй Цзиншэн говорил, что если бы ему дали Нобелевскую премию, то это послужило бы вдохновением для китайского народа, для его стремления к свободе и демократии, и тогда это было бы доброе дело. Ему лично ничего не нужно, потому что с самого начала он не считал, что занимается чем-то важным для себя лично. Если бы ему сказали, что нужно просидеть в тюрьме восемнадцать лет, чтобы получить Нобелевскую премию, тогда Вэй Цзиншэн сказал бы: да отдайте эту Нобелевскую премию кому-нибудь еще, кто хотел бы посидеть в тюрьме за эту цену. Для него это не цена даже одного года тюремного заключения.

Если бы вы, говорил Вэй Цзиншэн, побывали в качестве заключенного в китайской коммунистической тюрьме, вы бы согласились со мной. С другой стороны, присуждение Нобелевской премии могло бы послужить признанием дела стремления к справедливости и к миру во всем мире, а такое признание было бы естественным и нормальным. Учитывая жертвы, которые приносит китайский народ, и борьбу, которую он ведет, для мирового сообщества было бы только нормальным признать, что эти жертвы, эта борьба и эти усилия способствуют миру и социальному прогрессу в интересах человечества.

Вэй Цзиншэн говорил, что когда его называют "отцом китайской демократии" или "китайским Сахаровым", то это лишь метафоры, а метафоры никогда не бывают точными. Себя он видел в чем-то таким же, как и все люди в Китае; в частности, он по профессии рабочий; в чем-то он отличается, так как идет впереди других. Свою задачу в США, за пределами Китая, Вэй Цзиншэн видел в том, чтобы разъяснять людям в других странах реальную обстановку в КНР. В 1998 г., после того как Вэй Цзиншэн оказался в США и начал снова на свободе высказывать свое мнение о проблемах Китая и путях их решения, в средствах массовой информации появились отклики на его интервью. Свои соображения излагали китайцы, живущие как в КНР, так и, главным образом, за ее пределами.

Позиции Вэй Цзиншэна вызывали самые разноречивые чувства и мысли. Вероятно, что рассуждения, да и вся деятельность Вэй Цзиншэна, как человека демократически настроенного и протестующего против политики руководителей КПК, вызывали резкое неприятие у тех китайцев, которые видели в нем "национального предателя", а сами поклонялись идее, выраженной в словах: "Китай превыше всего на нашей планете".

В связи с этим появлялись высказывания националистического толка, никоим образом не совместимые не только с демократическими воззрениями, но и с самим предположением, что люди разных национальностей способны мирно уживаться на нашей планете. В них видны были претензии на мировое господство. Например, Вэй Цзиншэну сообщали, что "все китайцы, и дома (то есть в КНР) и за морями, ненавидят тебя. Если ты действительно любишь свою родину, почему тогда ты все время расчленяешь ее (здесь, очевидно, имелась в виду позиция Вэй Цзиншэна по вопросу о Тибете, о Тайване и т.д.)? Такие, как ты, Вэй Цзиншэн, добром не кончат. Мы горим желанием получить возможность нанести поражение Америке, побить Америку. Мы хотим быть сверхдержавой в мире. У нас есть право на то, чтобы заявить, что Китай это держава номер один во всем мире. Мы настойчиво советуем тебе, Вэй Цзиншэн, отказаться от твоих паршивых мыслей и идей. Мы будем делать Китай все более и более сильным. Тибет - это неотъемлемая составная часть Китая и является ею на протяжении уже целой тысячи лет. Нет сомнений в том, что Тибет принадлежит Китаю... настанет день, когда мы установим свой контроль над США. Весь мир принадлежит Китаю".

Вот такие взгляды действительно существуют в умах части китайцев... На их фоне воззрения Вэй Цзиншэна предстают исключительно ценными.

Некоторые из тех, кто откликнулся на интервью Вэй Цзиншэна, сосредоточили внимание на вопросе об отношении китайцев к проблеме Тибета и к вопросу о Тайване. Например, утверждали, что "Вэй Цзиншэну и таким, как он, хотелось бы расколоть Китай; они хотят, чтобы Тибет, Синьцзян и даже Монголия были отдельными государствами, а тем самым они хотят ослабить Китай". Говорилось также, что "большинство китайцев, включая жителей Тайваня и Тибета, не согласны с расчленением страны; взгляды Вэй Цзиншэна по этому вопросу вызывают возражения". Или: "Вэй Цзиншэн - предатель. Он не демократ, а сепаратист. Он выступает за независимость Тибета и поощряет сепаратистов на Тайване. Он - приспешник Запада. Если бы он стал руководителем Китая, в нашей стране было бы хуже, чем в Советском Союзе. Пусть он не разрушает единство страны..." Еще: "Вэй Цзиншэн ненавидит образованных людей. Мы не должны избирать его в качестве лидера демократии для Китая, особенно учитывая его позицию по вопросу о Тибете и о Тайване, которая наносит ущерб нашей родине. Нас многому должны научить и крах СССР, и жалкая жизнь людей после этого в России".

Упоминания о нашей стране, толкование происходящего у нас в духе предостережения нередко встречаются в этих откликах. Вэй Цзиншэну, например, писали: "Если вы на стороне США, то вы не правы. Если Китай пойдет по пути СССР, то американцы будут смотреть на вас сверху вниз". При этом Вэй Цзиншэна упрекали в том, что он и такие, как он, якобы "хотели бы замедлить темпы экономического развития Китая, вследствие чего западным странам будет легче контролировать Китай; все время говоря о "культурной революции" и о правах человека, вы просто хотите настроить людей против правительства и ханьцев". Отождествление руководителей КПК с ханьцами, политики КПК с интересами китайской или ханьской нации - это не только установка руководства КПК в конце 1990-х гг., но и широко распространенное мнение в КНР и вообще среди китайцев во всем мире.