Изменить стиль страницы

— Да нет. Просто мы оба лучше знаем, на каком от резке чего больше всего остерегаться. Так, Ганьшин без ошибочно чувствует опасность. С ним легко.

— Как это чувствует?

— Как сказать-то? Ну, каждый из нас страхует друга, как себя лично. Мы не прячемся друг за друга. Вот и предугадываем.

— Снайпера можете узнать?

— Можно. У хорошего стрелка пуля летит не так, как у простого. Например, только соскочил с места, а пули пролетели, чуть не задев тебя, с одинаковым свистом. Тогда считай — перед тобой снайпер.

— А Ганьшин тоже по свисту определяет снайпера?

— Ага. Он говорит, что у всякой пули свой голос. Это верно. Если пуля летит издалека, то она свистит иначе, чем пущенная сблизи. Она птичкой поет. От дерева отскочила — взвизгнет, от камня — завоет. У пули винтовки один голос, из автомата — другой. Из тысячи пуль две-три пронеслись с одинаковым свистом, значит, кто-то за тобой охотится.

— Ну хорошо. Допустим, вы узнали, где снайпер. А как убрать его?

— Когда идешь в атаку, думать некогда. Так я, куда подозреваю, туда и бью. Сквозь ствол дерева, в угол сарая. Короче, очищаю путь. У фашиста свой сектор, и когда идет наша атака, он бьет не по сторонам, а прямо.

— Бывает ли так, чтоб ты бил наугад сквозь дерево, а там фашист убитый лежит?

— Бывает.

— Да_ Товарищ Тихонов, а ты как думаешь? Такое может быть?

— Что я думаю? Чтобы действовать, как Федя, мало быть метким. Тут, видимо, нужна особая сноровка, чего, признаюсь, у меня нет.

— Выходит, то, что он рассказывал, для обычного снайпера недостижимо?

— У Охлопкова и Ганьшина безупречная совместимость, которая не у всякой пары будет. И то, что рас сказал Федя, это скорей, искусство. Этому вряд ли можно научить. Нужна особая сноровка, особая интуиция.

— Николай Алексеевич, простите, вы до войны не учителем работали?

— Точно, учитель математики и физики.

— Может быть то, что вы говорили, имеет основание. Но опыт складывается по крупинкам. Эти крупинки, накопившись, превращаются в уменье. Уменье же — это сливки опыта. А сноровка — это и есть уменье. Так, по чему же снайпер не должен стремиться превратить хороший опыт в уменье?

— Товарищ майор, я хотел сказать, что у Охлопкова иные данные, чем у нас. Я, например, до войны имел дело только с малокалиберкой.

— Конечно, я вас понимаю. Вы хотите сказать, немца надо бить так, как умеешь. Но кому-кому, а снайперу следует дольше всех в живых оставаться…

— Не совсем понятно, товарищ майор.

— Вы постарайтесь уловить в рассказе момент самой защиты. Чем пасть смертью храбрых во время атаки, ведь лучше же развить в себе и интуицию, и искусство быстрой стрельбы. Николай Алексеевич, это очень нужно. Я обязательно побываю у Охлопкова и Ганьшина. И не раз.

Майор посмотрел на часы и сообщил, что он назначен представителем от 179-й. Проверив снаряжение снайперов, велел поднять группу и вести в помещение на десять минут раньше до открытия слета.

В школе группу встретил тот же пожилой старшина. Он сегодня уже не улыбается и голос звучит куда четче и тверже, чем вчера:

— Идите в ту дверь! Зайдете в правую комнату. Быстрей!

Когда зашли в комнату, другие две группы уже стояли в две шеренги. Тут же вошел майор Попель и встал во главе группы 179-й.

— Равняйсь! Смирно! — Раздалась команда. — На право! В одну колонну шагом марш!

В коридоре на скамейках уже сидели приглашенные и курсанты. Колонна участников двинулась между скамейками. Перед сценой, где за столом, накрытым красным кумачом, сидели генерал и несколько старших офицеров, фронтовики повернули направо, а курсанты налево. Как только повернулись лицом к сцене, из узкого коридора, ведущего к выходу, появился полковник и отработанным голосом отдал команду:

— Смирно! Равнение на середину!

Строевой шаг полковника, его рапорт о том, что сводный взвод снайперов 43-й армии готов к слету, солидный голос генерала, вставшего из-за стола, заставили всех подтянуться. Федор вытянулся, подобно тетиве лука. Этот настрой не прошел и тогда, когда участники слета сели на скамейки: два доклада в течение полутора часов Федор выслушал, затаив дыхание.

— Снайперы — наша гордость, — начал первым майор Анохин. — В этом зале собрались самые лучшие из них. Старшина Кузьма Филиппович Вакула. Он истребил 138 фашистов.

Зал встретил имя знатного снайпера дружными рукоплесканиями.

— Донской казак младший сержант Гурий Алексеевич Борисов и якутский колхозник Федор Матвеевич Охлопков. Они уничтожили по 133 фашиста.

Федор, когда услышал свою фамилию, от волнения слегка кашлянул.

— Грузин, младший сержант Василий Шалвович Квачантирадзе. Он истребил 128 фашистов.

Квачантирадзе сидит, хлопает вместе со всеми, будто и не о нем говорят.

— Ефрейтор Николай Иванович Карама. Его боевой счет дошел до 114.

Молодой человек слыл не по летам спокойным, сдержанным, а тут явно заволновался: щеки зарделись, сам застенчиво улыбается.

За Карамой последовали фамилии старших сержантов Чирикова, Подольского, Ташева, Тихонова. Каждый из них имел также внушительный счет по 70–80 уничтоженных фашистов.

После чествования воинов "с зорким глазом" и "с твердыми руками", показавших образцы верного служения народу и Родине, майор Антошин и капитан Федоров подробно, до мельчайших деталей рассказали об опыте снайперов армии, о тактике немецких мастеров меткого огня, о том, какими приборами и оружием они пользуются.

От фронтовых снайперов первым выступил Гурий Борисов. Этот пожилой человек с рано поседевшими волосами и внушительной внешностью вышел на трибуну неторопливым, уверенным шагом.

— Фашисты долго оскверняли своим присутствием мою родную станицу. Начал он свое выступление. — Недавно мою станицу освободили части Красной Армии. Но я еще не знаю о судьбе своей семьи.

Борисов — донской казак из Цимлянска — до войны работал заведующим коневодческой фермой. С немцами воевал еще в первую империалистическую. Имеет два ранения, но в госпиталях не был.

— Когда воюешь с немчурой, и раны быстрее заживают, — говорил Борисов. — Я буду мстить им, покуда на нашей земле не будет уничтожен последний фашист!

Гурий Алексеевич в подтверждение своей клятвы призвал всех снайперов каждый день уничтожать не менее одного фашиста.

Затем выступили сержант Чириков, сержант Ташев, капитан Соловьев, старшие сержанты Тихонов, Колосов, сержант Никитин. Чириков, оказывается, предпочитает действовать в засаде с напарником. Он сначала с Гусевым, потом с Рабковским в течение трех месяцев уничтожил 140 фашистов. С напарником хорошо: быстро делается маскировка и самое главное, легко обмануть противника. Чириков своего 95-го фашиста уничтожил, приманив того на чучело. Чучело «приподняло» винтовку и, как дернули за веревку, оно «произвело» выстрел. Тут же с той стороны ответил пулемет, храбро «сражаясь» с чучелом. Вражескому наблюдателю, видимо, надо было удостовериться, как ловко он уничтожил русского сверхметкого стрелка высунулся с биноклем из траншеи и был сражен пулей Чирикова. Тихонов же в обороне предпочитает находиться на флангах. Он никогда не действует напрямик. Везде и всюду осторожность, в то же время работа без осечек — вот золотое правило снайпера. Нарзулахан Ташев рассказал, за что получил орден Боевого Красного Знамени, и заверил, что он, сын узбекского народа, готов бить врага покуда "глаза видят фашиста" и "руки держат винтовку".

— Был случай, который никак не могу забыть, — с грустью продолжал Нарзулахан. — Теперь, наверняка, так бы не поступил…

Генерал-майор Соколов Н.А.Николай Александрович в 1941–1942 годах командовал 375-й стрелковой дивизией. Умер в госпитале от раны, полученной в боях под Ржевом. Похоронен на одной из площадей г. Твери.

Номер фронтовой газеты "Защитник Отечества", выпущенный в январе 1943 года перед слетом снайперов 43-й армии.

Старший батальонный комиссар, начальник политотдела 375-й стрелковой дивизии Сагит Хусаинович Айнутдинов.