- И у тебя земля, обжора ты наша! Мой Тешен тоже лупил всё подряд, как наколдуется.

- Интересно, а как восстанавливаются маги воды? Пьют и плавают?

- Скорее, пьют и писают! – загоготал невоспитанный кошак. Я слегка покраснела, но Дар пропустил пошлую реплику мимо ушей и кивнул:

- А магам воздуха нужен свежий ветер, и чем сильнее, тем лучше. Учитель говорил, что такого чародея можно легко лишить силы, заперев в душном помещении.

- А маги земли могут брать силы только из еды? – удивилась я.

- Почему? Еда вообще-то всем помогает, но вам просто больше всего. Кроме того, ты можешь научиться восстанавливаться и от земли напрямую.

- О! – обрадовалась я, припомнив, какое удовольствие всегда получала от копания в маленьком огородике, где ещё бабушка завела выращивать некоторые целебные растения, которые было хорошо всегда иметь под рукой. – Так, значит, тогда я смогу черпать силы откуда угодно – земля-то везде есть!

- Сможешь, - кивнул Дар. – Только извлекать силы из этой стихии сложнее всего. Кроме того, есть большая разница между вспаханным засеянным полем и бесплодной каменной грядой. Что-то охотно поделится с тобой, а что-то – нет. Ну а если мага земли посадить в высокую башню, то ему придется нелегко. Причем башня должна быть каменной – дерево не оторвет чародея от его стихии, а напротив, свяжет их между собой. Но не огорчайся. Маги земли обычно находятся в большой дружбе со всеми растениями и животными, что для знахарки должно немало значить, не так ли? Кстати, чары, помогающие заговорить бессловесным тварям, относятся именно к разряду земных, если тебе это о чем-нибудь говорит…

Словом, за этот вечер и последующие дни я узнала много нового: что магия воздуха считается немного слабее магии других стихий, однако эта незначительная слабость вполне компенсируется повсеместной доступностью источника силы; что магия воды – самая хитрая и изворотливая; что моя бабушка Полеля тоже, судя по всему, была магом земли; что, скорее всего, она прекрасно знала о нашем с нею стихийном родстве; что у опытного мага земли легко двигаются скалы, а с неба может хлынуть каменный дождь (тут я поёжилась, представив себе эту картину); что могучие маги огня быстрее других восстанавливают силы, но в отсутствие собственно огня быстро становятся слабыми, как котята; что вообще-то деление между стихиями носит пусть не условный, но все-таки не совсем уж жесткий характер, и задача чародея – овладеть всеми заклинаниями, независимо от их происхождения; что маги, достигшие вершин мастерства, легко подчиняют себе все стихии и черпают из них свои силы;… что для большей эффективности ловчего заклинания необходимо сперва выполнить вращательное движение кистью руки, и лишь после этого дернуть к себе воображаемые нити, резко сжав пальцы в кулак!

А на пятый день путешествия с самого утра опустился густой туман, и мир сузился до круга в несколько шагов в поперечнике. Между тем, нам предстояло подняться на довольно крутой каменистый холм, а потом спуститься с него, чтобы затем пересечь очередную долину и подойти к подножью следующей горы. Тут уже стало не до разговоров. Наши лица, одежда и поклажа мгновенно отсырели, хвосты и гривы лошадей, которых пришлось вести в поводу, слиплись и уныло повисли, а пушистый Стёпка и вовсе стал похож на жестоко перелинявшего больного зайца.

Дар больше не создавал для Ваньки магических картин, как, впрочем, и не рассказывал интересных историй. Всё внимание чародея теперь было сосредоточено на том, чтобы хоть немного разгонять туман, а также поддерживать защитный контур, который он на всякий случай установил вместо более простого отпугивающего заклинания - большой, не на себя одного (что, в общем-то, несложно), а на всю компанию, да к тому же и двигающийся вместе с нами. Кроме того, ему приходилось выбирать, а зачастую и пробивать дорогу. Мне он поручил следить за тем, чтобы мы не сбились с выбранного направления, наскоро обучив меня нехитрому заклинанию определения сторон света. Даже Ванятке досталось отщелкивать с нашего пути булыжники.

А туман все сгущался. Причем складывалось такое впечатление, что впереди нас он был гораздо плотнее, нежели позади. Дар с трудом рассеивал молочную пелену, открывая для нас пространство в три дюжины локтей. Однако, несколько раз обернувшись, я с удивлением заметила, что белое марево не торопилось смыкаться там, где мы уже прошли. Я поделилась своими наблюдениями с Даром, после чего он помрачнел и добавил к защитному контуру, и так ощутимо подъедавшему его силы, ещё и чары невидимости. Словом, не было ничего удивительного в том, что в этот день пришлось делать привал гораздо раньше, нежели мы рассчитывали.

На следующее утро туман и не подумал исчезнуть. Мы неторопливо завтракали, приводили себя в порядок, тщательно увязывали чересседельные сумки и походные мешки, и всё поглядывали в небо: не начнёт ли пробиваться сквозь колышущуюся мглу луч солнца или кусочек голубого неба? Или хоть серого….

Горыныч вновь вызвался слетать на разведку, чтоб хоть попробовать оценить размеры упрямого облака, которое, похоже, прониклось к нам необъяснимой любовью (а, может, ненавистью). Но мы его не пустили, хорошо помня, как накануне смелый птиц едва сумел удрать под защиту магического купола от живущих в этих горах существ, напоминавших очень крупных и очень зубастых летучих мышей. Твари обладали длинными когтистыми лапами, острыми костяными наростами на шкуре и хвостом, украшенным колючей шишкой размером с хорошее яблоко. Когда эти шипастые дряни начали лупиться о купол в надежде плотно пообедать, не по себе стало не только грачу.

Следующим волонтером был Степка. Сообразив, что у самой поверхности земли туман из густого киселя превращается в легкую дымку, он решил идти перед нами и нащупывать дорогу. Идея выглядела сомнительной, но, тем не менее, она сработала и позволила Дару, интенсивно и разнообразно колдовавшему уже довольно долго, перестать раздвигать мутную завесу и немного отдохнуть. Я скрутила между собой сухие плети стлаников со смолистыми ветвями изредка попадавшегося на нашем пути горного можжевельника и сделала нам с Ваняткой по факелу – обычному, не магическому. Вскоре я отдала свой факел благодарно улыбнувшемуся Дару, а сама принялась обдирать все подходящие растения: обычный огонь, как выяснилось, тоже неплохо разгонял этот туман, да к тому же подпитывал силы нашего огненного мага. Так мы и шли: Степка, на всякий случай прикрытый отдельным защитным контуром, за ним Ванька, держащий в каждой руке по факелу, потом я с Горынычем на плече и Тинка, на седле которой уже красовалась солидная охапка лозин и можжевеловых лап про запас, а за нами Дар, с довольным видом посматривающий на пылающие ветви, и невозмутимый Пилигрим.

Наконец спуск закончился, чего нельзя было сказать о тумане, успевшем стать из в общем-то заурядного природного явления нашим личным недругом. Впрочем, внизу молочное марево стало пожиже, и мы смогли разглядеть, что на сотню локтей вокруг нас лежала безжизненная каменистая пустошь. Ни густых зарослей кустарника, ни могучих деревьев, возносивших свои кроны на добрый десяток саженей, ни молодого подроста, плотной стеной заслоняющего нам путь, ни пробивающихся сквозь прошлогодний опад острых травинок, ни первоцветов, - словом, здесь мы не увидели ничего того, чем встречали нас другие долины. Только редкие высохшие стебли прошлогоднего бурьяна беззвучно покачивались вокруг. Не было слышно ни птицы, ни зверька – совсем как в тех местах, по которым прошлось своей косой убийственное заклинание зловещего черного мага.

Зато мы вскоре вышли на некоторое подобие дороги. Мелкие розоватые камешки складывались в довольно широкую тропу, пробивавшуюся между беспорядочно громоздящихся серых гранитных валунов. Поехав по ней, мы вскоре убедились, что нам по пути: тропинка, хоть и виляла между камней, упорно стремилась на север, через долину.

Степка, которому очень понравилась роль первопроходца, а также уважение, оному первопроходцу оказываемое, решительно отказался забираться к Тинке на спину и, хотя быстро улучшавшаяся видимость и рельеф местности позволяли нам обходиться без особых жертв с его стороны, продолжал бежать в дюжине локтей впереди нас, бдительно заглядывая за каждый мало-мальски серьёзный булыжник. Если же дорога ныряла за обломок скалы или груду валунов, то кот, воинственно распушив свой роскошный хвост, беззвучно подбегал к препятствию и осторожно заглядывал за поворот – пасся неприятеля!