– Я понимаю, – кивнула она. – Но он не дурной человек, Люси, помни об этом. Когда-то, много лет назад, мы были очень счастливы вместе, и я знаю, что в один прекрасный день он вернется ко мне. И мне не хочется, чтобы его сердце было разбито. Так что будь с ним помягче, ладно?

Она пристально посмотрела на меня немигающим, ясным, честным взглядом.

Я выдержала ее взгляд. И кивнула.

– Конечно, я так и сделаю, – прошептала я. – Непременно.

«Я скажу ему кое-что еще, – подумала я, выходя из ризницы и шагая по длинному выложенному каменной плиткой проходу к двери. – Я скажу, как ему повезло, что у него есть такая женщина, как ты».

Глава 25

В гостиницу «Заяц и гончие» я приехала, немного опоздав, и с тяжелым сердцем свернула на стоянку. Голубая машина Чарли с откидным верхом уже была там, в темном углу, под кронами деревьев. Я вышла и захлопнула дверцу, медленно заперла ее на ключ, а потом с минуту спокойно постояла, глядя в землю и собираясь с мыслями. Наконец я развернулась и, хрустя гравием, зашагала по стоянке к большой двери симпатичной гостиницы с белыми стенами. Я толкнула дверь. Внутри горел неяркий, тусклый свет, но, оглядевшись в полумраке, я сразу же его увидела.

В баре было немного народу: пара мужчин у стойки и несколько парочек, склонившихся над круглыми столиками по краю зала. Он сидел у дальней двери, возле большого дровяного камина, вытянувшись в старинном дубовом кресле-качалке и откинув голову. Напротив него сидели два старичка в таких же креслах, и все они весело смеялись. Я видела, что Чарли в своей стихии: бодрый, возбужденный, он развлекал местных рассказами, а они хохотали за кружками пива. Он провел рукой по темным волосам, в его карих глазах заплясали искорки, и сердце мое упало. Я сглотнула слюну. Чарли. Мой Чарли. Но нам не суждено быть вместе. Тут он увидел меня и помахал рукой.

– Люси! Привет, дорогая, иди сюда!

– Привет.

Я заставила себя подойти к нему. Глаза его горели от радости, он был еще красивее, чем когда-либо. Выпитое пиво и тот факт, что мы в двадцати милях от Незерби, в недрах Глостершира, вдали от пытливых глаз и любопытных ушей, явно придали ему смелости. Он обнял меня за талию и прижал к себе.

– Моя девушка, – просиял он. – Люси Феллоуз. Не расслышал ваши имена…

Рон и Дад представились и одарили меня беззубыми улыбками и кивками.

– Рад знакомству, – усмехнулся один из них, глядя на мою грудь.

Я натянуто улыбнулась в ответ. Чарли явно сидел здесь уже давно, судя по сияющим глазам и раскрасневшимся щекам, но теперь он встал, ловко обошел старичков и провел меня к другому столику.

– Я возьму тебе выпить, – сказал Чарли, усаживая меня на скамеечку. – Они помогли мне убить время, прошептал он мне на ухо, подмигивая старичкам у камина. – Пока, ребята, не скучайте! – прокричал он.

– Не будем, тем более что тебе точно скучать не придется! – ляпнул один из них, кивая в мою сторону. Его сосед каркающе засмеялся. И чуть не упал с кресла.

Я поморщилась, но и задумалась: если бы все было по-другому, может, я тоже бы рассмеялась в ответ? Подмигнула бы и многозначительно кивнула, подняла бокал и произнесла тост в честь предстоящей страстной ночи, наслаждаясь спокойным вечером в баре, без детей, с этими чудесными старичками, с облегчением думая только о том, что их-то мне не придется укладывать в кровать, чистить их старые гнилые зубы и рассказывать им сказку на ночь. Размышляя об этом, я тупо пялилась на подставки для пивных кружек на столе, щеки мои горели. А потом Чарли вернулся от стойки с напитками.

– Какие выразительные типчики, а? – сказал он, втискиваясь на скамеечку рядом со мной. – Не смог удержаться и не подойти к ним. Возможно, ты встретишь их в моей следующей пьесе, только там они будут замаскированы под парочку старых алкашей на скамейке в парке. Для писателя любая ситуация может стать материалом. Но ты будешь рада услышать, что ужинать с нами они не будут. – Он улыбнулся и отхлебнул из налитой до краев кружки. – Не до такой степени я предан искусству.

Я улыбнулась, не в силах произнести ни слова, и уставилась в кружку. Чарли вроде не заметил: слишком силен был приток адреналина.

– Кстати, я поднимался наверх посмотреть комнату и клянусь, ты не будешь разочарована. Как раз то, что нужно. Просторный чердак с низким потолком и балками, о которые будешь биться головой при каждом шаге. Единственный способ с этим бороться – провести весь вечер в горизонтальном положении на божественной взбитой перине и выйти из комнаты, скажем, к полудню завтрашнего дня с очумелой головой – но вовсе не от ударов о балки! Что скажешь, если мы выпьем по паре кружек здесь, а потом поднимемся и закажем ужин в номер? Я поговорил с барменшей, она принесет.

Я крепко вцепилась в ножку своего бокала.

– Чарли, кажется, я не смогу остаться на ужин. Он замер, на губах осталась пивная пена.

– Что?

– Я сказала, что не смогу остаться.

Он сдвинул брови и опустил кружку.

– Что значит не сможешь? Если ты не останешься на ужин, как же ты собираешься остаться на… – Он развернулся на скамейке, чтобы посмотреть мне в лицо; в карих глазах застыло непонимание. – Люси, что случилось? Ты это из-за детей?

– Нет, не из-за детей. – Я облизнула пересохшие губы, быстро оглядела комнату, а потом повернулась к нему. – Чарли, сегодня днем я разговаривала с твоей женой. С Мирандой. Или с Мимси, ведь именно под этим именем я ее знаю. Потому что, видишь ли, как оказалось, мы с ней уже встречались. Вместе украшали церковь цветами. Просто я раньше не понимала, что она – это она.

Я заставила себя взглянуть на Чарли. Его глаза сначала ничего не выражали, потом в них медленно отразилось понимание. Искорки в них погасли. Он медленно опустил голову и уставился в стол.

– Понятно, – тихо произнес он. – И теперь, когда ты поняла, кто она такая, все отменяется, не так ли? Я вдруг стал для тебя не более привлекателен, чем эти старые усохшие чудаки? И тебе на меня вдруг стало наплевать? – Он торопливо отхлебнул пива.

– Чарли, послушай. – Я подбирала слова. – Во-первых, она совершенно не такая, какой я ее представляла. И совсем не подходит под твое описание! Иконы, коленопреклонение, религиозный экстаз – все это неправда!

– Раньше так и было, – упрямо заявил он. – В самом начале. Я не мог в спальню зайти из-за распятий.

– Да, – кивнула я, – она тоже в этом призналась, но сейчас ведь это не так? А ты по-прежнему этого не замечаешь, потому что тебе удобно считать ее религиозной фанатичкой, ведь это тебя оправдывает! Но с тех пор она сильно изменилась, Чарли, и ты это знаешь. Она чудесная, талантливая, красивая женщина, и ее вера просто придает ей сил, она вовсе не фанатичка, и…

– А во-вторых, – прервал он меня зловеще тихим голосом, – она рассказала тебе, что произошло на самом деле, не так ли? Про Ника.

Я сделала глубокий вдох и медленно выпустила воздух.

– Ей пришлось рассказать, Чарли. Иначе я бы не имела полного представления. Я должна была знать. И мне… мне очень жаль. – Я накрыла его руку ладонью.

Минуту он просто смотрел на наши руки.

– Жаль меня, жаль того, что я сделал со своим сыном, или жаль, что ты не можешь быть со мной? Не можешь любить меня, пусть даже мы еще не начали? – Он поднял голову и с мольбой посмотрел мне в глаза. – У нашей любви даже не было шанса.

– И то, и другое, и третье. Мне очень жаль, что в твоей жизни произошло такое горе, что ты пережил страшную утрату – эти слова звучат так банально, но… – Я изо всех сил пыталась объяснить. – Послушай, Чарли, я не хочу быть средством для твоего выздоровления. Знаю, это звучит жестоко, но я не могу быть с тобой по этой причине. Я просто не могу, и все! Он замолчал, переваривая мои слова.

– Понятно. – Он медленно провел пальцем по ручейку пролившегося пива. – Значит, вот что она тебе рассказала, да? Что я так пытаюсь забыться? Что связь с другой женщиной – единственное, что способно смягчить боль? Она это сказала?