Лиз отошла к столику за новой порцией шампанского.

– Немного позднее, – надменно ответил Маковски, проводив покачивающиеся бедра модели достаточно равнодушным взглядом.

– Вы не нашли общего языка с Гарриет и Даниэлой? – спросил он Люсию.

– Не представилось возможности, – зло парировала она, блеснув испепеляющим карим огнем.

– Напрасно, они очень забавные. – Дэвиду доставляла удовольствие ее реакция, но, проникнувшись жалостью, он все же произнес нараспев в меру оправдательное: – Мы работали над фильмом полгода назад. Я усердствовал в создании саунд-трэка, а они прошлись в финальном кадре. Сделать это в такт музыке им удалось, не более того, но зато в закадровых интрижках пронырливым стрекозам принадлежали ведущие роли.

– Зачем ты рассказываешь мне это?! – не выдержала Люсия. Маковски, как ни странно, не испугался, что кто-нибудь услышит ее разоблачительный возглас, кажется, его, вообще не интересовало, есть ли вокруг них люди. На его лице появилась улыбка победителя. К счастью, гости слушали витиеватый тост Виктории и, если и заметили неприлично резкие интонации в голосе Люсии, то уж точно не различили слов.

Он наклонился и произнес почти на ухо:

– Мне нравится играть с любимой кошечкой. Присоединимся к обществу?

Дэвид взял девушку под локоть, подвел к веселящимся гостям и вложил в ее руку бокал с шампанским. Рядом с ними оказался хитроватый Ник и его изысканная жена, во взгляде которой было море достоинства и столько же завуалированного презрения ко всем, кому не дотянуться до ее вершин. Гости рассредоточились, Ник завел с Дэвидом беседу о финансовой стороне гастролей. Люсия приняла развитие столь специфической темы за попытку избавиться от нее и подошла ближе к камину, захватив бокал с чем-то крепко-сладким. Она надеялась размешать свой внутренний огонь в пламени настоящем, имеющем полное право на существование, но от этого неуемное, выдающее преступность ее помыслов жжение в груди не исчезло, а перекинулось еще и на щеки. Противоречивое чувство овладело ею: она с трудом справлялась с соблазном выдать себя, похвастаться своими отношениями с Дэвидом, но так как это не было позволено, ей хотелось спрятаться, стать такой же забытой, как зеленые стены в бильярдной, как мраморные плитки камина, как неоткупоренная бутылка виски в дальнем углу стола. Мешал злосчастный яркий цвет платья и еще что-то, она не могла определить что, не имея возможности оценить со стороны свою ослепительную, жгучую красоту.

– Извините, мне показалось, что вы чем-то встревожены, – скромно поинтересовался Пол, облокотившись на спинку ее кресла. Черный, густой ежик волос придавал ему студенческий вид, не покидающий людей его породы всю жизнь. За очками пряталось откровенное восхищение. Глядя на него, Люсия невольно застыдилась собственной неуравновешенности.

– Нет, что вы. Я… кажется, выпила лишнего.

– Ну, это ерунда. Неприятности вообще вещь преходящая, а добро – постоянная, как небо, на которое набегают время от времени тучи.

– Какой оптимистичный взгляд!

– В присутствии такой красивой женщины было бы странно относиться к миру с опаской, – стесняясь, произнес Пол. Люсия горделиво выпрямилась:

– Вы считаете, что красоте можно доверять?

– Думаю, что доверять можно всем и всему.

– И красота вас никогда не обманывала?

Он пожал плечами и сел в свободное кресло напротив. Люсия следила за его движениями: Пол был худ, но казался каким-то мешковатым… «Странно, что он не заикается, – подумала она, – такие обычно испытывают трудности с произношением». Но речь Пола была ясной, мягкой и в то же время решительной. Однако Люсия хотела видеть перед собой только Дэвида, пластичного, уверенного в себе, приковывающего взгляды, но он где-то там, за ее спиной, неизвестно, с кем и с какой целью ведет свои размеренные беседы. Хорошо, что этот мальчик спас ее от неприличного одиночества. «Лиз, кажется, говорила, что Пол часто бывает у них», – осенило ее вдруг. Пол хорошо знает Дэйва, он видит его, как она видит Эйприл и Филиппа. Боже мой, какое это счастье!

– Пол, а вы давно учитесь у Дэвида?

Он приготовился сказать по этому поводу что-либо обстоятельное, но успел только кивнуть головой. Их разговор был прерван появлением Стива, за спиной которого семенила Анджела, чувствовавшая себя, судя по бегающим глазкам, еще более неуверенно, чем Люсия.

– Вижу, вы приятно уединились! Пол, как тебе не стыдно лишать нас общества столь милой девушки! Что, Анджела? Стул? Сейчас принесу.

Стив возвратился спустя секунду с плетеным креслом, бутылкой молочно-белого ликера и четырьмя бокалами.

– Садись, – скомандовал он Анджеле, а сам опустился к огню и принялся щипцами шевелить угли, не забывая при этом поддерживать беседу. – Когда я был маленьким, все давалось мне с трудом…

– Если уж кто и перебрал спиртного, так это Стиви, – вздохнул Пол. Анджела смотрела на своего друга, как на волшебника. Он отложил щипцы, присел на ручку кресла Люсии и продолжил:

– В том числе плавание. Я ни за что на свете не соглашался отпустить бортик в бассейне. Тогда папа взял меня с собой на настоящее озеро. Мы доплыли с ним на лодке до середины, любуясь красотами, и вдруг он столкнул меня в воду!

– Метод не очень эффективный, по-моему, – тихо заметил Пол, – Стиви так толком и не научился плавать.

– Да, но наш несравненный учитель думает по-другому, – Стив кивнул головой в сторону, указывая, надо полагать, на Дэвида, – думаю, он руководствовался тем же методом, устраивая вечеринку.

Пол залился смехом, Анджела – тоже. Они, как и все ученики, не упускали повода подшутить над учителем. Вежливо улыбнувшись, Люсия по сформировавшейся в какие-то полтора часа привычке насторожилась: не о ней ли идет речь? Но Стив уже наполнил бокалы и говорил тост:

– В этом разношерстном обществе мы все-таки нашли друг друга и создали свою коалицию, предлагаю не оставить этот факт незамеченным.

Было вкусно, сладко и нежно во рту. Не хотелось думать о дурном и хотелось надеяться, что Дэвид не оставит их коалицию без внимания. А впрочем, когда под густой белой жидкостью обнажилось хрустальное дно, стало все равно, чем закончится этот вечер и будет ли у их романа с Дэвидом продолжение. Жизнь, окружавшая любимого, уже открыла перед ней свои скромные запасные ворота. Да, Дэвид играет людьми, заставляет их сталкиваться и отскакивать друг от друга, как бильярдные шары, но она все-таки попала в горку шаров на столе и теперь может вздохнуть спокойно.

Лиз придирчиво осмотрела роскошный яблочный пирог, попробовала, хорошо ли он пропекся, и поблагодарила Терезу. Ей пришлось задержаться на кухне еще немного, чтобы поправить выбившиеся пряди: «Надо же, а я и не замечаю, Тереза, убери, пожалуйста, там, сзади». Она спешно посмотрелась в начищенное стекло буфета и заметила промелькнувшую за дверью высокую фигуру. Дэвида она могла бы узнать по стуку подошв, по запаху, по… наверное, для этого ему вообще не требовалось как-либо себя проявлять. Лиз метнулась к двери, заставив Терезу застыть со шпилькой в приподнятой руке. Непослушная прядка повисла петушиным гребнем.

– Дэйв!

– Ты не с гостями? – Он нехотя вернулся.

– Дэйв, что с тобой, тебе нехорошо? Зачем ты спускался? Я же заметила, что-то не так. Что, опять?

– Лиз, дорогая, – он взял ее за локти и поцеловал сморщившийся от напряжения лоб, – у меня просто разболелась голова. Я принял таблетки.

– Какие?

– Лиз, не беспокойся, со мной все хорошо. Я принял таблетки от головной боли. Ты, кстати, прекрасно выглядишь…

Его бледная рука легла ей на затылок, завершив беспорядок в волосах, и скоро сухие, слишком знакомые, чтобы пьянить, губы жены растаяли у него во рту, как леденцы.

Дэвид вошел в гостиную бодрым шагом, и еще до того, как он громко обратился к гостям, все обернулись к нему.

– Леди и джентльмены, я хочу признаться, что рад видеть вас здесь. И чем бы вы сейчас ни были увлечены, какие бы тревоги, сомнения, радости и печали ни захватывали сейчас ваши мысли, я хочу сказать вам глупость: этот момент никогда больше не повторится. Он может приятным или неприятным, неважно, я уверен, что кому-то из вас захочется его повторить спустя годы. Кому-нибудь – обязательно. Я хочу, чтобы вы забыли о том, кто плох, а кто хорош, кто вам приятен, а кто нет. Я хочу, чтобы вы растворились в том, что не имеет оценок, что существует помимо вашей воли. Вы мне дороги, и я люблю вас.