Сплюнув на догорающий окурок, я оделся и удалился.

Солнце светило ярко, дул резкий и на удивление холодный ветер. Я шел по тротуару, освеженному поливочной машиной. Мне на глаза попадались женские тела, но они проходили сквозь меня, не потревожив ни одного нерва, не пробудив ни единого помысла.

Машу я видел еще раз год спустя на толкучке Гостиного Двора. Она со своим мужем Стасиком торговала кожаными куртками. Я долго наблюдал за ее манипуляциями, стараясь разглядеть за ними образ той Маши — девочки с обветренными губами, исцарапанными коленками, представляющую себя сплошным влагалищем, сочащимся соком желания постигнуть Совершенный Восторг. Но напрасно. Я уже не мог распознать его ни в ней, ни в любой другой женщине. И в этом-то заключался подлинный ужас моего поражения.

Cirkulus vitiosus

1

Был обычный августовский полдень. За окном, приевшимся фоном, ворочался городской шум. Ничего примечательного. Стандартный набор звуков крупного населенного пункта: многоголосная фуга двигателей внутреннего сгорания, электрическое глиссандо троллейбусов, трамвайный перестук, вокал толпы, лязги и бряцание, уханье и буханье, визги, свисты и всякое прочее. В полном объеме, с элементами подобной мешанины (даже в формате «стерео»), можно насладиться потратившись на обычный компакт-диск с цветастой суперобложкой «Городская симфония. Шумы и звуки для любительского видеофильма». Обитает это цифровое чудо почти в каждом музыкальном ларьке и стоит сущий пустяк.

Так что не будем повторяться, а обратимся-ка лучше к кое-чему еще неизведанному, а значит и не растиражированному, то есть, к Главному герою.

В означенное время суток я, по обыкновению, находился на своем диване. Тридцатилетний лежал я ногами к бирюзовому окну, вытянувшись во весь рост, с полуоткрытыми глазами и прислушивался к самому себе. Я только что проснулся, и значит скоро мне предстояло влиться в общую жизнь. Наша общая жизнь — самый ценный подарок от Бога(или кто там затеял всю эту карусель), а дареному коню, как известно, в зубы не смотрят. Поэтому я и предпочитаю вглядываться исключительно в себя самого. И так, я лежал, всматривался и сознавал, что со вчерашнего безумия во мне ничего не изменилось. Значит, сегодня все повторится заново. Не нарушая горизонтального положения, я наливался священным ужасом неотвратимости. Всеми наличными невронами и невроглиями я чувствовал, как жизнь вползает в меня, щекоча затекшие нервишки и терзая полусонные мыслишки. Со временем, эта аморфная масса намерений и предчувствий самоорганизуется и взовьется неуправляемым смерчем, и будет шалить со мной, как с кучей помоечного хлама.

Оставалось лишь незлобливо усмехнуться, подняться с дивана и зачать свой обычный день.

2

Пассажирские лифты(в количестве двух) притаились в своих темных протухших шахтах и на мой вызов не откликались. Я нажал кнопку единственного грузового. Платформа заскрежетала изможденными механизмами где-то глубого внизу. Под душераздирающую какофонию, с высоты двенадцатого этажа, я успел окинуть вожделенным взглядом панораму приютившего меня мегаполиса.

Асфальто-железо-бетонная инсталляция царственно сияла на зенитном солнце. Багряным пламенем отливали многочисленные вкрапления окон, изобилующие в обвалах плоскостей нагроможденных типовых построек. Граненый лик города безраздельно владычествовал над микроскопическими размерами копошащегося в его узких лабиринтах человечества.

Мое восторженное созерцание было прервано истошным воем и скрежетом — прибыл лифт. Неприкормленное, неприрученное вдохновение вспорхнуло и развеялось. Я не расстроился, беззаботно вошел в кабину, оказавшись в компании Толика, Шерхана и Крепкого Духа пожизненного запоя. Мы молча поприветствовали друг друга суверенными кивками. Я вдавил кнопку с цифрой 1, и лифт тронулся.

Толик, попыхивая «беламориной», широко и твердо стоял на своих коротких ногах. Шерхан елозил по стенке лифта, судя по мучительным сглатываниям, судорожные движения кабины тошнотворно действовали на его пищевод.

— Не, я тебе сразу объявил — с этой падлой срать рядом не садись! — продолжил Толик прерванную остановкой беседу. — Я ей толкую: врубись, телятина! Я ж не занимать к тебе пришел, а ПЕ-РЕ-ЗА-НЯТЬ! Есть разница?! Через час ребята подъедут и все — деньги у тебя. Хули там десятка-то — сквозняк!

Шерхан выдавил убогонькую ухмылочку. Толик выдержал паузу, перекинул папиросу с одного края рта на другой и закончил:

— Нету-у! Вопит, будто ее матки лишают.

Сплюнул и с жаром продолжил:

— Ладно, иду дальше — снимаю часы, протягиваю — бери залог, сука! Через час не принесу — твое! Знаешь, что отвечает эта блядь?

— Ну?

— Нету!

Шерхан сглотнул с оттенком благородного презрения.

Рассказчик демонстративно сжал кулак:

— Хотел было в рыло ей заехать(скрежет зубовный)…

— Ну?

— Успела дверь захлопнуть, выдра сифилисная!

Шерхан замычал, замимировал, замотал головой и слегка притопнул ногой, крепко сожалея о неудавшейся мести.

Толик раскурил потухший окурок и повернулся ко мне:

— Дашь пятерку?

— Не дам. Нету! — принял я предлагаемые правила игры.

— Не дашь, или нету? — явно задираясь, взялся уточнять Толик.

— Так, а ты у меня в долг просишь, или просто перезанять решил? — сделал я, что называется, ход конем.

Толик усмехнулся и обратился к Шерхану:

— У нас в деревне таких щеглов жопой на муровейник сажали.

— Ну, муравейника здесь нет, — пробасил Шерхан, — но чем жопу пощекотать найдется, — и вытянул из кармана… ручную гранату.

Я давно был знаком с этими скомарохами, но каждый раз поражался неиссякаемости их творческой фантазии.

Лифт медленно полз вниз, «лимонка» покачивалась на палец Шерхана, желтом от никотина.

— Последний раз спрашиваю, — крикнул Толик, хватаясь за снаряд, — будешь третьим?

— Нет, — отрезал я. — Лучше жопой в муровейник

В ответ последовал скрипучий хохот, и меня окатил выхлоп проспиртованной утробы.

— Учебная, — пояснил Шерхан, отыграв интермедию. — Военрук из 15 школы в карты проиграл. Как думаешь почем можно толкануть?

— Трудно сказать, — со знанием дела начал я, — кому-то она и даром не нужна, а кто-то и сотню баксов не пожалеет. Это же психологическое оружие, во-первых, а во-вторых ни под одну статью не подходит. Тут специфический клиент нужен.

Шерхан победоносно посмотрел на Толика:

— Я тебе говорил, валенок!

— Кого ты слушаешь, чудила, — сплюнул окурок Толик. — Че не помнишь, как он отправил нас сперму сдавать?

Видно было, что Шерхан вспоимнил. И мы приехали.

Когда наша компания пресекала холл, пестреющий анахронизмами отошедшей эпохи, типа: «Слава Труду», «Наши передовики» и т. п., вахтерша сплюнула нам вслед враждебной фразой:

— Уже сгуртовались варнаки!

Но мы равнодушно промолчали и вышли на крыльцо. Здесь расстались. У каждого свой путь к последнему пиюту. Шерхан склонился над урной, освобождаясь от желудочного сока. Толик двумя хроматическими пассажами выпустил воздух и о чем-то задумался. А я, обвыкаясь с погодой, побрел к трамвайному кольцу.