"Соловецкий полк особого назначения" сносно одет и достаточно хорошо вооружен (кроме винтовок имеется много пулеметов). Был даже проект ввести артиллерию. Солдаты полка в большинстве не коммунисты, но ГПУ заставило их служить себе не за страх, а за совесть отчасти разного рода поблажками, выдачей «усиленного» или "северного пайка", разрешением пьянствовать и насиловать женщин, отчасти суровой расправой с непокорными.

Почти все красноармейцы из рабочих, Ногтеву все время мерещится нападение "иностранной буржуазии" на Соловки с целью освободить заключенных. Поэтому весьма часто производятся разного рода ложные тревоги, строения учения, пулеметная и ружейная стрельба, защита, острова от воображаемой "буржуазной эскадры". Конечно, серьезной реальной силы соловецкий полк не представляет. Достаточный для охраны (и расстрела) безоружных заключенных, он безусловно не выдержал бы натиска отряда и втрое меньшого его по численности. Соловецкие красноармейцы крайне распущены, трусливы, как и вся красная армия.

Я уже упоминал, что комендант Соловков латыш Ауке арестовал прежнего командира "Соловецкого полка особого назначения" Лыкова и комиссара того же полка Кукина за их противодействие в вопросе о передаче полка из состава Петербургского военного округа в исключительное ведение ГПУ.

Теперь командиром полка является чекист Петров, всецело подчиняющийся и в чисто военном отношении только ГПУ.

IV.

С открытием навигации и освобождением Белого моря от ледяных заторов в Соловки начинают прибывать новые партии "врагов советской власти". Изо всех углов необъятной России столичные, губернские и уездные ГПУ посылают в «Слон» своих "государственных преступников",

Наибольший приток заключенных в Соловки наблюдается весной и в конце осени. В первом случае привозят тех, кто в период замерзания Белого моря ожидал своей отправки в концентрационный лагерь в тюрьмах внутренней России (главным образом, в московской Бутырской тюрьме и на Шпалерной в Петербурге). Во втором случае — поздней осенью — в сoловецкий лагерь вливается широкая волна "амнистированных контрреволюционеров".

Дело в том, что обманывая Европу своей «гуманностью» советское правительство обычно ежегодно объявляет амнистию "всем врагам рабоче-крестьянской власти" приурочивая эту амнистию ко дню советского переворота 25 октября (7 ноября по новому стилю). Но то же «гуманное» правительство через органы ГПУ, одновременно отдает местным властям тайный приказ применять амнистию лишь к уголовному элементу. Поэтому провинциальные {178} органы ГПУ «амнистируют» своих заключенных следующим способом (регулярно повторяющимся каждый год); за несколько недель, а иногда и за день до 25 октября часть «контрреволюционеров» расстреливается "в ударном порядке", остальные спешно отправляются в Соловки. Последние, по изданному еще в 1923 году декрету Дзержинского, никакой амнистии не подлежат.

В день октябрьского переворота на свободу из тюрем выпускаются амнистированные воры-профессионалы, убийцы, фальшивомонетчики, спекулянты, которых советская пресса на весь мир аттестует как "освобожденных и прощеных гуманной коммунистической властью политических преступников"!

Этот наглый обман иностранного общественного мнения повторяется каждую осень. К сожалению, есть люди, попадающиеся на эту провокаторскую удочку.

Прибытие каждой новой партии заключенных совершается всегда в одном в том же порядке:

Из Кеми заключенных привозят на барже "Клара Цеткина". Эта баржа была оставлена помогавшими генералу Миллеру англичанами. (о ген. Миллере см. на ldn-knigi — Генерал Кутепов "Сборник статей" издание комитета имени генерала Кутепова под пред. ген. Миллера; ldn-knigi)

Везут заключенных в трюме баржи. Трюм этот довольно велик, но «контрреволюционеров» всегда так много, что люди задыхаются в нем. Часто люди вынуждены всю дорогу стоять в полной темноте, ибо даже сесть нельзя из-за отсутствия места, свет же в трюм не проникает. Следует упомянуть, что в пути никакой пищи не выдается.

Соловецкая гавань расположена в 300, приблизительно, саженях от Кремля. Как только к пристани подходит "Клара Цеткина" с новой партией заключенных, вся гавань оцепляется красноармейцами.

Никого к пристани не пропускают, кроме дежурных из чекистской "Роты надзора". Вы сразу же чувствуете, куда попали. Вы сразу же понимаете, что это не ссылка, не вольное поселение, а тюрьма с самым жестоким режимом.

Заключенных выстраивают в колонну, по 4 человека в ряд. Производится перекличка вновь прибывшим по сопроводительному списку. Беспрерывно слышится самая мерзкая брань и издевательства со стороны чекистов. После переклички партию в воинском порядке ведут в Кремль, в один из ограбленных дочиста соборов (Преображенский) для обыска. Цепь конвоиров окружает партию со всех сторон.

Я сам подвергался этому вступительному обыску, видел, как обыскивали других. Это — замаскированный грабеж. Какое оружие, какая антисоветская литература может быть у людей, обысканных до Соловков по крайней мере раз двадцать и в центральной России, и в петроградском ГПУ, и в Кеми, и на Поповом остров?! Или чекисты думают, что это оружие или литература сваливаются на "Клару Цеткину" с неба по пути из Кеми в Соловки?

Обыск производится по особой инструкции, которая предусматривает отобрание у заключенных всех ценных вещей, денег, часов и кожаных издали. Женщин обыскивают здесь же, совершенно не щадя их стыдливости, раздевая их при всех, глумясь над ними. Если кто пытается скрыть что-либо — скрытое немедленно конфискуется, а виновный попадает в карцер.

Прикрываясь видимостью «законности», соловецкие чекисты выдают особые расписки с перечислением отобранных вещей. Многие заключенные тут же рвут эти записки на мелкие части, ибо, конечно, нет никакой надежды получить свое имущество обратно. Вещи выдаются лишь чекистам и тем из заключенных, которые сумели втереться в их доверие.

После обыска партия разбивается на части: «контрреволюционеры», уголовные (так называемая "шпана") и заключенные-чекисты. Пользующиеся значительными привилегиями "политические и партийные" (бывшие социалисты) и {179} доставляются в Соловки, и обыскиваются совершенно отдельно от «контрреволюционеров» и «шпаны».

После разбивки на группы прибывшие чекисты получают назначения по своей «специальности», а к «контрреволюционерам» вызываются "ротные командиры".

Составленные из агентов ГПУ и наиболее опустившегося уголовного сброда, "ротные командиры" беспрерывно стараются угодить высшему соловецкому начальству безжалостным притеснением заключенных. Это — лагерный «ком-состав» (командный состав), играющий роль самодержавных царьков, во власти которых казнить и миловать. "Ротные командиры" с недавних пор имеют особую форму: темно-синий костюм, околыш фуражки и петлицы — серые.

Вновь прибывшие разбиваются на роты, после чего каждый "ротный командир" обычно обращается к своим новым рабам с длинной речью. Она сплошь заполнена нецензурной бранью, грубыми наставлениями, как себя вести в лагере, угрозами за малейшее отступление от соловецких правил поплатиться жизнью.

Затем сразу же начинается "военное обучение". Каждый "ротный командир" заставляет уставших в бесконечном пути, голодных, полураздетых людей производить сложные построения, повороты. Отовсюду слышатся возгласы «начальства»: "Отвечать, как командиру роты!"

"Отвечать, как командиру полка!"

"Как начальнику лагеря!"

В ответ слышатся нестройные крики заключенных;

"Здрась…" — с прибавлением соответствующего чина «начальства».

"Ротные командиры" требуют большей согласованности в ответах. Раздаются, пересыпанный базарной бранью, новые приказания:

"Еще раз! Еще раз!"…

Новое "здрась…", новая брань. И так порой продолжается до ночи. Дурацкая игра в солдатики совершенно сбивает с ног каждую новую партию «контрреволюционеров» и «шпаны». ("Политические и партийные" муштре не подвергаются, их сразу же отвозят на скиты).