Вооружённые банды или, как они сами себя называют — "джамааты", активно действуют не во всех районах Дагестана, коих насчитывается 42. Регулярные боестолкновения за последний год происходят лишь в шести из них: Хасавюртовском, Кизилюртовском, Буйнакском, Карабудахкентском, Унцукульском и Дербентском, а также в Махачкале и её ближайших окрестностях. Если взглянуть на карту республики, то можно легко заметить, что "горячий пояс" протянулся извилистой кишкой с севера на юг, от равнинного Хасавюрта через Терско-Сулакскую равнину и лесистые предгорья Буйнакского и Карабудахкентского районов и до гор Центрального и Южного Дагестана. Именно из этих мест поступает львиная доля военных сводок, именно на их территории проводятся регулярные спецоперации.
Если, скажем, Хасавюртовский, Кизилюртовский, Буйнакский и Унцукульский районы давно являлись местными "горячими точками", то распространение влияния боевиков на долгое время остававшийся тихим и спокойным Юждаг не может не вызывать тревоги. Бандподполье становится всё более интернациональным. Если раньше в нём численно превалировали аварцы и даргинцы, то теперь в "джамаатах" представлены уже практически все национальности.
Кто же пополняет ряды боевиков? В подавляющем числе молодёжь. Активная, плохо образованная, уверовавшая в исламский порядок, джихад и халифат, но при этом нередко не имеющая даже элементарных представлений о мире. Школьная и институтская система образования в Дагестане разложена и коррумпирована донельзя. Несмотря на кажущееся обилие вузов, особенно коммерческих, они в массе своей представляют собой шараги по выкачиванию денег и выпускают полчища неучей и лоботрясов. Они не знают войны — многие из них родились в конце 80-х, и репортажи с первой чеченской для них — смутное воспоминание детства. Они презирают современный русский народ, считая его глупым, деморализованным и безвольным. Они тащатся от песен Тимура Муцураева и считают шариат единственным справедливым законом на земле. Они готовы за это убивать. И умирать.
Велика ли численность боевиков и их активных пособников в Дагестане? Если исходить из их процента от общей численности населения, то нет, невелика. По республике, считая активно действующее бандподполье Махачкалы и гуляющие по Карабудахкентским лесам банды, их человек сто пятьдесят—двести. Плюс ещё несколько тысяч активных пособников, в первую очередь родственников и земляков-односельчан. Ведь для того, чтобы отряд эффективно действовал в горно-лесистой местности, ведя партизанские действия, ему необходима поддержка хотя бы части населения. И в районах активного бандитизма она присутствует.
Достаточно неплохо налажены каналы финансирования. Содержание разветвлённой сети боевиков-подпольщиков требует денег, причём немалых. Ведь многие из них — нелегалы и находятся в розыске. Документы, средства связи, съём конспиративных квартир, покупка оружия и боеприпасов стоят дорого. Если раньше "лесные" отжимали дагестанский бизнес, вымогая с того налог на джихад, то теперь, по сведениям из определённых источников, "доят" и некоторых глав районных администраций. То есть, по сути, "доят" республиканский и российский бюджет.
Боевики ведут довольно эффективную информационно-психологическую войну. Скажем, волна панических слухов, вспыхнувшая в Махачкале в августе синхронно с волной актов террора против милиции, была отнюдь не случайным явлением. Симпатизанты и сочувствующие "лесным", безусловно, являются их агентами влияния. Запустить такую волну, учитывая многочисленные родственно-земляческие связи, не представляет большого труда. "Что поделаешь, им верят, а нам нет", — сетовал недавно один из милицейских чинов. Разумеется, верить не будут, ибо эффективной контрпропаганды государство не ведёт.
Объективно льют воду на мельницу радикальных исламистов и некоторые дагестанские журналисты и даже целые издания. Вот, скажем, на страницах одного известного и читаемого республиканского СМИ рядом со статьёй исламско-пропагандистского содержания появляется карта Арабского халифата VIII века с подписью: "Новый исламский халифат включит в себя весь земной шар". Что это, если не пропаганда вполне определённых идей, только более мягким способом?
"Гламурный ваххабизм" — это, увы, такая же реальность, как и сидящие в лесах бородачи. Для нагнетания в обществе соответствующего психологического фона, для разжигания истерии среди населения не всегда требуется самому в кого-то стрелять. Достаточно регулярно выставлять в образе безвинных жертв тех, кто это делает.
Боевики несут ощутимые потери: за 2009 год их уничтожено под сотню, свыше восьмидесяти арестовано. Однако если на место одного убитого ваххабита приходят двое новых, то после гибели одного милиционера двое других пишут рапорта об увольнении… Власть в целом контролирует территорию Дагестана, но она плохо или почти совсем не контролирует умы его населения. Сами дагестанские чиновники открыто признают, что "лесные" переигрывают их на информационно-пропагандистском поле.
Являются ли действия боевиков абсолютно автономными и независимыми от остальных политических сил республики? По всей видимости, нет. По крайней мере, сейчас, в "предвыборный", а потому кровавый год. Сейчас их интересы объективно перекликаются с интересами тех, кто ведёт эту "борьбу", будучи в оппозиции к администрации президента Муху Алиева. Надо понимать, что родственники в Дагестане есть у всех, как у чиновников, так и у "лесных". В принципе выйти на их "амиров" через неофициальные родственные или земляческие каналы вполне возможно. И такими каналами может пользоваться не одна лишь милиция для ведения переговоров о сдаче.
На подобные мысли наталкивала вся чреда драматических событий в Дагестане в августе-сентябре 2009 г. Ведь активизация бандподполья, непрекращающиеся убийства милиционеров, неспособность властей навести порядок — лишь усиливают в народе протестные настроения.
Характерный пример. В августе, в момент очередного обострения, я был приглашён в эфир местной студии "Эха Москвы". Обсуждали сложившуюся ситуацию. В студию позвонила женщина — мать сержанта ППС из Махачкалы. И чуть не плача, начала рассказывать, что ненавидит "лесных" и каждую ночь, когда сын выходит на дежурство (причём из дома до отделения он идёт в штатском, чтобы, отследив, не убили на улице), не спит и молится до утра, чтобы он вернулся живым. Но когда ведущий резонно спросил, почему же власть довела Дагестан до того, что люди в форме и с оружием, выходя на дежурство, не знают, вернутся ли с него живыми, эфир наполнили проклятья в адрес чиновников. Женщина припомнила им всё: и чудовищную коррупцию, и беззаконие в отношении простых граждан, и наглую фальсификацию любых выборов. "Лесные" как бы отошли на второй план — объектом ненависти стала власть.
Распространение подобных настроений неудивительно. Скажем, всех достали спецоперации с оцеплением целых городских районов и штурмом домов и квартир с засевшими там боевиками. Гибнут случайные люди, разрушаются находящиеся по соседству здания, СМИ поднимают шум. Законный вопрос: если милиция получает информацию о существовании конспиративной квартиры по такому-то адресу, то почему она сразу гонит туда БТРы с ОМОНом и солдатами на броне, вместо того, чтобы устроить засаду из оперативников и взять преступников "тёпленькими", без штурмов и залпов танковых орудий? Ведь они же не круглосуточно сидят в квартире, за хлебом хотя бы выходят на улицу. Причина проста и носит коммерческий характер. Потому что за участие в спецоперациях платят "боевые", и милицейское начальство в них кровно заинтересовано. Это и источник денег, а значит — и источник воровства — и демонстрация активности перед Москвой. А то, что подобные вещи наносят очень серьёзный ущерб имиджу дагестанской и российской власти, что они этим лишь усиливают в обществе симпатию к "лесным" или как минимум неприятие собственных действий — так им на это плевать.