На одном снимке, чернело большое пятно. На другом — крохотное пятнышко неуютно торчало между ребер.

— Пошли к ней, она тебя ждет.

— Но лечение не закончено. Ты же видишь.

— Дурачок, не ужели ты не понимаешь, процесс пошел его не остановить. Контрольный снимок сделаем через неделю. Этой пакости конец, неужели до тебя не дошло.

— Пока нет.

— Пошли, пошли. Она мне житья не дает. Требует тебя и все.

Климович увидала меня и, буквально, пролетела расстояние от кровати до двери. Она упала мне на грудь и… заплакала. Я гладил ее волосы и говорил теплые успокаивающие слова. Наконец она успокоилась, но так и осталась стоять, прижавшись ко мне.

— Ребята, вы кончите обниматься или нет. Я уже пол часа с бутылкой стою, уже вино в руках согрелось, — долетел до нас голос Гриши.

Климович нехотя оторвалась, запахнула халат и повернулась к Грише.

— Ну что же вы стоите? Катя доставай кружки. Зайди к Людочке возьми два стакана. Гриша, а ты чего. Бутылка с такой пробкой, что два часа будешь открывать не откроешь.

Потом она повернулась ко мне.

— А мне ведь еще не верится. Знаешь, я в таком состоянии, как подвешенная.

— То, что есть, это успех, но лечение не окончено.

— Я знаю, но при нашей первой встрече, ты не вложил в меня веру. Я шла, как автомат, махнув на все рукой. И вдруг, первый проблеск. Это такой удар надежды, ты не представляешь.

Вошла Катя со стаканами. Гриша, наконец, выдавил пальцем пробку внутрь бутылки и мы, собравшись у окна, выпили за здоровье госпожи, сеньориты и миледи Климович. После второго стакана, раздался тонкий голос Кати.

— И я хочу. Я хочу чтобы Виктор Николаевич вылечил меня.

Мы замерли. Я очухался первый.

— Катя я не врач.

— Я знаю. Но мне девятнадцать лет и так не хочется пропадать. Миленький, Виктор Николаевич, вылечите меня.

— Ты что маленькая лгунья, ты следила за мной, — очнулась Климович.

— Нет не следила, но я же все вижу, а потом Виктор Николаевич в первый день встречи сказал, что поговорит со мной тоже. Я подумала, что он хотел мне предложить то же самое, что и вам.

— Откуда ты знаешь, что он мне предложил.

— Я сначала не знала, а потом, когда Виктор Николаевич приходил к вам еще несколько раз, заметила шприц и запах спирта. Я догадалась.

— Катя, — сказал Гриша — Сегодня у Виктор Николаевича маленький праздник, у него появилась надежда, что можно победить самую ужасную болезнь века. Еще ничего не ясно. Ты можешь подождать. Немножко. И никому не говорить об этом.

— Хорошо, я подожду.

Праздник не удался. То что знает одинокая женщина, то еще можно сохранить в тайне, но что знает женщина, обремененная родственниками и семьей, сохранить нельзя. Кажется я попал в ловушку, выкопав яму сам для себя.

Климович выздоровела. Мы с ней тепло расстались и я приобрел друга. С другой стороны, я потерял покой. Катя и ее мама атаковали меня по всем правилам военного искусства. Меня подстерегали дома, у Наташи, на работе. Дергали Наташу, Гришу с целью, надавить на меня. Мы посовещались и решили попробовать. Я сделал Кате три укола и получил отличный результат. Дело в том, что у Кати опухоль была меньше, чем у Климович. С Катей мы расстались холодно. Я ей не простил болтовню о препарате. С этого момента начались все мои дальнейшие беды. Слух о докторе, который лечит рак, пронесся по больнице. Я перестал приходить в больницу, но больница пришла ко мне домой. В больнице лежал двадцатилетний дебил по имени Андрей. Его мать, задерганная несчастьями сына, имела бешеную энергию, которой изводила врачей и персонал больницы. Вот с такой мадам мне и пришлось встретится. Мать Андрея достала и меня. После полутора месячного сопротивления я сдался.

В этот день я делал препарат для Андрея. Только что пропустив раствор, через молекулярные сита, я заткнул пробкой колбу, поставил ее в тягу и стал одеваться, чтобы ехать в больницу. Так как жизнь раствора два часа и за это время я должен сделать укол. В это время, дверь отворилась и в комнате появился Михаил Геннадьевич Кац.

— Здравствуйте Виктор Николаевич. Я вижу вы спешите, не выделите мне две минутки.

Какая любезность. Приятное улыбающееся лицо, спокойный голос. Да Кац ли это?

— Здравствуйте Михаил Геннадьевич. Я действительно спешу, поэтому, давайте побыстрее.

Кац разглядывал комнату и увидел колбу с препаратом в тяге.

— Это он, Виктор Николаевич.

Рука Каца завладела колбой и он стал рассматривать ее на свет.

— Вы имеете в виду препарат. Это он.

Кац с неохотой поставил колбу на плитки в тяге.

— Я к вам Виктор Николаевич по нашему делу.

Кац раскрыл портфель и выволок пачку бумаг.

— Руководство Академии Наук, по ходатайству нашего института, решило создать государственную комиссию по проверке и дальнейшей пригодности вашего препарата. Мне поручили передать вам документы и согласовать с вами состав комиссии. Вот он.

Кац передал мне две бумаги. Список был составлен из известнейших ученых страны. Заместителем председателя комиссии предложен Рабинович Г.Р., а председателем — известнейший ученый, академик, но увы, уже маразматик, возраст которого 92 года.

— Михаил Геннадьевич, я очень спешу. Оставьте мне бумаги, я напишу свое мнение.

— Да, да. Возьмите Виктор Николаевич.

В это время зазвонил местный телефон. Я поднял трубку.

— Але…

— Виктор Николаевич, это я, Анатолий Федорович. Подойди, пожалуйста ко мне. Здесь по городскому из Академии Наук.

Я бросил трубку.

— Извините Михаил Геннадьевич.

В кабинете Анатолий Федоровича, я рванул телефонную трубку на себя.

— Але…

— Здравствуйте Виктор Николаевич. С вами говорит Александр Александрович президент Академии Наук.

— Здравствуйте Александр Александрович.

— Вы получили бумаги, по поводу создания комиссии.

— Да.

— Во первых, я хочу вас спросить. Вы не против?

— Нет.

— Во вторых, я сделал ошибку, назначив председателем известного человека. Но к сожалению, он не сможет уже работать. Вы не против, если мы назначим другого, академика Трофимова.

— Я не буду против.

— Вот и хорошо. А то здесь Геннадий Рувимович весь извелся, думая что подвел вас.

— Спасибо Александр Александрович.

— До свидания Виктор Николаевич. Желаю успеха.

— До свидания Александр Александрович.

Я повесил трубку.

— Какую провокацию спланировал Рабинович? — заговорил Анатолий Федорович — Все эти разговоры не спроста.

— Мне надо спешить в больницу, Анатолий Федорович. Вы извините.

— Да, да. Идите.

Я ворвался в лабораторию. Кац сидел на стуле и перебирал бумаги в портфеле. Я натянул пальто. Сунул в карман колбу.

— Я спешу Михаил Геннадьевич.

— Да, я готов. Пойдемте.

Я закрыл лабораторию и выключил свет.

В больнице, делая укол Андрею, мне почудился запах Уайт-Спирита. Ночью Андрей умер. При вскрытии обнаружилось, что я впрыснул уайт-спирит. Это сволочь Кац сумел заменить мне препарат. И вообще, мне кажется, что вся операция со звонком, спланирована Рабиновичем. Следователь и суд мне не поверили.