— И ты выразил желание поступить в "Центр Социального Обеспечения Бездомных и Адаптации Кочевников", правильно?
— Ну да, в СОБАК.
Я попытался поймать его взгляд. Невозможно. Я не мог понять, каким именно глазом он на меня смотрит.
— Знаешь, где их офис?
— Нет.
— Вот, возьми адрес. Я уже предупредил их, они тебя ждут.
— Фантастика! — улыбнулся я.
Он тоже мне улыбнулся, подержал мою ладонь между своими и вложил в неё листок бумаги.
— Вот тебе мой телефон. При любых проблемах обращайся снова ко мне.
Я взглянул на листок. Там было два номера.
— Второй — домашний, — добавил он. Попытался метнуть на меня многозначительный взгляд, но кончилось только тем, что он уперся им в люстру.
— При любых проблемах, — подчеркнул он. — Прошу тебя.
Во главе СОБАК стоял некий Волчино. Войдя в его офис, я увидел, что он написал своё имя повсюду: на своём письменном столе, на своём стуле, на своих ручках, на своих ластиках, на своей линейке… Этот Волчино был очень худым, но с длинной окладистой бородой, которую постоянно засовывал в рот. Мне бросилось в глаза, что он все время ковырялся в носу, прямо на людях. Доставал козявки и запихивал в бороду. Он усадил меня и попытался за пять минут все объяснить. В офисе до этого времени работали два человека: он и еще один отказник. Отказник занимался цыганами, Волчино бездомными. Ещё был уборщик, который помимо разгадывания кроссвордов мыл полы и поддерживал чистоту. Основная проблема с бездомными состояла в том, чтобы найти ночлег для сотен иностранцев, которые жили на улице и были вынуждены ночевать на станциях и под мостами. Существовали они большей частью продажей зажигалок и были совершенно не в состоянии снимать какое-либо жильё. Не так давно мы сами отправлялись с бичами, цепями и пушками в их страны, чтобы захватить их. Теперь они приходят сюда — с тем, что мы им оставили:
коврами, кожаными браслетами и слониками. Они досаждают людям на улицах.
Нужен порядок. Чистота. У СОБАК есть пара ночлежек, и все бездомные могут проводить там примерно по неделе в месяц, по очереди. Что же касается цыган, то здесь самая неотложная задача — обеспечить цыганских детей средним образованием.
Посылать их в обязательном порядке в школу — единственный способ избежать того, чтобы родители заставляли их воровать. Я, вместе со вторым отказником, должен буду поддерживать связь с учителями.
— Разумеется, — сказал мне Волчино, — первые дни здесь ты будешь только учиться. Работа тебя не коснется. Просто смотри и запоминай.
Для начала он дал мне сделать триста ксерокопий.
Второго отказника звали Паскуале(17). С виду он казался тихим и серьёзным.
Носил бороду и длинные волосы. Первые дни мы особо не разговаривали. К тому же, Волчино со своими ксерокопиями не дремал. Я не мог отойти от ксерокса.
Вынимая один лист и вставляя другой, я частенько видел Паскуале, читающего газеты.
Обычно, когда он приходил в офис, их у него было три: «Туттоспорт», "Газетта делло Спорт" и "Коррьере делло Спорт". Хотел быть в курсе событий.
— Ты за какую команду болеешь? — спросил он меня однажды.
— Честно говоря, я не очень слежу за футболом. Скажем так: мне нравится «Гамбург».
— "Гамбург"? А почему?
— Он побил «Юве» в финале Кубка чемпионов. Мы в школе страшно смеялись.
— Какую ты школу окончил?
— Я геодезист. Сейчас учусь в Университете.
— Я тоже.
— Да? А на каком факультете?
— Архитектура.
— Сколько ты экзаменов сдал?
— Десять.
Он меня обошел.
— Поздравляю, — сказал я ему.
— Ну, проучился же я уже немножко.
— А сколько?
— Десять лет.(18)
Паскуале был ненамного старше меня. У меня еще всё впереди. За разговорами выяснилось, что у него есть жена-немка, Саския(19). Она стала помогать ему с деньгами на учебу еще до свадьбы. Благодаря жене Паскуале никогда не работал.
Молодец парень! В двадцать девять лет это была его первая служба. Мы стали вместе ходить в столовую. После обеда он всякий раз настаивал, чтобы мы зашли в его любимый зал игровых автоматов на виа Гарибальди. Паскуале зациклился на электронных играх. Часто около пяти, когда пора было уходить, он звонил жене:
"Чао, Саския, это я(20). Знаешь, просто говорить не могу, так вымотался.
Весь день вкалывал как негр. (Самое большее, что он сделал — прочитал газеты и перекинулся в карты с уборщиком.) Знаешь, я хотел сказать, что задержусь, у нас здесь такой завал, прямо не знаю, когда вырвусь. Конечно. Чао. Ну разумеется люблю. Конечно. Чао."
Потом мы мчались вниз по лестнице и шли играть в "Космических пришельцев"
на виа Гарибальди. По дороге Паскуале говорил мне об экзистенциальных проблемах, которые его осаждали.
— Знаешь, я чувствую себя немного виноватым.
— Потому что живешь за счет жены?
— Да брось. Я вот уже две недели не могу набрать больше сорока тысяч очков(21).
После Пасхи нашим основным занятием, помимо ксерокопий, стало отвечать на телефонные звонки. Звонили нам очень много. По большей части из школ, в которые мы направляли цыганских детей. Цыгане детей в школы посылали иначе им просто не разрешали жить в своих автофургонах на пустырях вокруг города. Проблема была в том, что школы не хотели принимать цыганских детей, цыганские дети не хотели ходить в школу, родители итальянских детей не хотели, чтобы их дети ходили в школу вместе с детьми цыган, родители-цыгане хотели, чтобы дети воровали, а не ходили в школу. Порою из-за телефона мы всё утро не могли даже сходить пописать.
Разумеется, самым трудным и стрессовым моментом в этой работе были учительницы.
— Алло, это СОБАК?
— Вас слушают, говорите, — почти лаяли мы в ответ.
— Здравствуйте, я преподаватель из Абруцци, я работаю с кочевниками.
— Да-да, синьора, мы знакомы.
Еще бы! Она звонила изо дня в день.
— Сегодня дети цыган пришли в школу испачканными.
— Дети часто приходят в школу испачканными, синьора.
— Да, но сегодня у них были ещё и бородавки!
— И что?
— Я не хочу, чтобы у меня в классе были дети с бородавками. То есть, мамы других детей возражают, чтобы цыгане были в контакте с их детьми.
— Я понимаю, синьора. Медицинский осмотр по поводу бородавок будет проведен на следующей неделе. Скажите мамам, чтобы они подождали еще несколько дней.
— А вдруг и я подцеплю эти бородавки? Я совершенно не намерена так рисковать!
Но случались не только бородавки.
— Алло, это СОБАК?
— Да, синьора, говорите.
— Я преподаватель из Пульи. Дайте пожалуйста вашего руководителя.
Старая лиса Волчино велел нам тщательно фильтровать телефонные звонки.
Особенно из школ…
— Сейчас его нет на месте, синьора. Говорите, я оставлю ему на столе записку.
— Сегодня цыганские дети пришли в школу без завтраков.
— Так. И что?
— Остальные дети жалуются, им страшно, как бы цыгане не украли их завтраки.
— Понятно. И что, по-вашему, мы должны делать?
— По-моему, вы должны купить детям завтраки, прежде чем отправлять их в школу.
— Но мы же не мама для всех этих детей!
— А мне как прикажете поступить?
Удавиться! Но разве от них дождешься. Наоборот, без конца продолжали подавать признаки жизни, просто пугающие.
— Алло, я попала в СОБАК?
Это из Абруцци, та самая лоханка.
— Вас слушают, говорите.
— Знаете, чтобы проверять тетради цыганских детей, мне пришлось купить пару перчаток.
— Пару перчаток?
— Вот именно. Лично я не хочу подцепить бородавки.
— И что?
— Я заплатила за них пять тысяч лир(22). Бухгалтерия отказывается мне их возместить. Вы должны мне их вернуть.
Трёхнутые.