РАЗМНОЖЕНИЕ ДЕЛЕНИЕМ. И любовь к себе может быть плодотворной. У одноклеточных.
РЕГЕНЕРАЦИЯ. Если б ящерицы отрастали с другого конца, у Земли была бы совсем другая цивилизация.
СПЯЧКА. Особенно крепко спят суслики и сурки, потому что им снятся такие сны, какие никогда не снятся медведям. Медведи спешат проснуться, чтобы начать охоту на сусликов, а суслики только во сне могут охотиться на медведей.
ТИПЫ ЖИВОТНЫХ. Подавляющее большинство составляет тип, объединяющий насекомых и ракообразных, а тип, объединяющий птиц, рыб и даже людей, составляет ничтожное меньшинство. Впрочем, нет, не ничтожное, потому что ничтожно здесь все-таки большинство, несмотря на свое видимое превосходство.
УДАВЫ. В отличие от многих коварных змеи удавы не таят в себе яда, и если кого и заключают в объятия, то совершенно искренне, от души.
ФИЗИОЛОГИЯ. Живое умирает, а мертвое существует миллионы лет, потому что оно совсем не расходует времени.
ХВОСТ. В зверином мире хвост — очень важное приспособление. В случае чего можно распустить хвост. Не поможет — вильнуть хвостом. Не поможет — поджать хвост, и — поминай как звали…
ЦВЕТОЛЮБЫ. Жуки цветолюбы очень любят цветы, но что за цветы у них вырастают! Потому что какая же польза от неразумной любви? Один вред сельскому хозяйству.
ЧЕРЕПАХИ известны своей медлительностью. А куда им спешить? На пожар? Пожар погасят без них. На работу? Работа без них сделается. Все сделается, главное — не спешить. Пусть лошадь спешит, она живет тридцать лет. Пусть антилопа спешит, она живет и того меньше. А черепаха живет двести лет — куда ей, собственно, торопиться? Двести лет живет черепаха и потому не торопится. А может быть, она не торопится и потому живет двести лет?… Загадка природы, которую давно пора разгадать… Пора? Так уж и пора… Придет время — разгадают без черепахи.
ШКОЛА ЖИЗНИ. Когда идет облава на волков, первыми разбегаются зайцы.
ЩИТОНОСЦЫ. Чаще на щите, чем со щитом — таков удел всех щитоносцев.
ЭМБРИОЛОГИЯ. Ни одно яйцо не любит, когда его слишком высиживают.
ЮЖНАЯ ФАНТАЗИЯ. Полинезия — сказочная земля, все хищные мечтают о Полинезии. Потому что Полинезия — единственная земля, куда еще не ступала нога хищного зверя. Пока не ступала, хищные еще могут о ней мечтать. Пока они могут о чем-то мечтать, они еще не до конца хищные.
ЯВЛЕНИЕ АНАБИОЗА. Оживить мертвое намного трудней, чем умертвить живое. Видимо, между жизнью и смертью — туда и назад — совершенно разные расстояния.
ОТ АВТОРА
Постоянная серьезность — признак ограниченности. Не помню, кто высказал эту мысль, — если никто, то приходится сожалеть ибо — мысль эта справедлива.
Несерьезность — истинно человеческий признак. Животные всегда серьезны. Даже тогда, когда они резвятся, они делают это всерьез, как самое важное, жизненно необходимое дело. Из этого, однако, не следует, что гении, в которых в высшей степени воплощено человеческое начало, — самые несерьезные люди. Потому что за внешней несерьезностью у них всегда скрывается самая серьезная мысль.
За примерами не нужно ходить далеко (две тысячи лет в данном случае не расстояние). Известный всем Архимед просил дать ему точку опоры и предлагал за это перевернуть земной шар. На первый взгляд странное предложение: вы, дескать, мне точку опоры, а я вам за это переверну все вверх тормашками. Кажется, несерьезно (хотя и такие случаи имели место в истории), но в этом несерьезном предложении таилась глубокая и серьезная мысль.
Когда Сократ втиснул все свои знания в одну короткую фразу: «Я знаю только то, что ничего не знаю», то это вряд ли было серьезно. Все-таки Сократ кое-что знал и наверняка об этом догадывался. Но его, как истинного, ученого, волновало прежде всего то, чего он не знал, — в отличие от невежд, которых волнуют лишь собственные убогие знания.
И Декарт, который, казалось бы, не находил никакого свидетельства своего существования, кроме своей способности мыслить («Я мыслю — следовательно, существую»), тоже, по всей вероятности, многое находил. Хотя бы потому, что с его образом мыслей в то время было не так-то просто существовать, о чем свидетельствует его биография. Но, видимо, он хотел подчеркнуть, что только мыслящий человек достоин существования и что, только мысля, можно по-настоящему существовать.
Можно привести много примеров того, как в несерьезные фразы серьезные люди вкладывали очень серьезные мысли. К сожалению, многие примеры до нас не дошли. В частности, примеры того, что говорили о науках ученые люди в перерывах между своими открытиями (ведь были же и у них перерывы). Возможно, осуждали молекулы газа, которые слишком далеки друг от друга, и восхищались молекулами, которые, сблизившись, составили единое твердое тело. Словом, много всяких несерьезных вещей можно говорить о серьезных науках.
К сожалению, большинство таких высказываний безвозвратно утеряно.
В этой книге собран предположительный материал: как относились к своим наукам (при всем уважении к ним) несерьезные Архимеды и Пифагоры, Ньютоны и Галилеи, Кириллы и Мефодии. В перерывах между открытиями, обессмертившими их имена.
ФЕЛИКС ДАВЫДОВИЧ КРИВИН
«От фантазий — через гипотезы — к фактам. От фактов — через фантазии — к гипотезам. От гипотез — через факты — к новым фантазиям». Так определяет автор свой путь в науке, к которой он и сейчас имеет довольно условное отношение.
Как каждый человек, автор начинал со сказок. Его занимали вещи и животные, с которыми он обращался как с людьми, манера, присущая детству человечества, как и вообще всякому детству. Так появились книги «Вокруг капусты», «В стране вещей», «Полусказки».
Но настоящей школой автора стала его «Карманная школа». Это была его грамматика, его математика, его физика— то есть именно те предметы, без которых неграмотен самый грамотный человек. Окончив «Карманную школу» и даже выпустив ее в свет, автор продолжал свое образование в книгах «Ученые сказки» и «Божественные истории».
«Несерьезные Архимеды» — наиболее солидный из его ученых трудов, в котором автор претендует не на ученую степень, а на некоторую степень читательского внимания. И на понимание. И на улыбки — в тех местах, где без них обойтись невозможно.