Говоря это, по его лицу скользнула презрительная усмешка, которую обычно Маклин приберегал для меня, а теперь он удостоил ее городского советника. Вообще-то меня мало интересовала высокая политика и работа городских властей, хотя я знал, как и любой житель Нью-Йорка, что это была одна большая банда, жирующая на государственных деньгах.
"Олдермены? А чем они занимаются?".
— А чем занимаются олдермены?
— Чем занимается Палата Олдерменов? Выдает и отзывает лицензии на различные виды деятельности. Может разрешить или запретить строительство. С ними согласовывается прокладка транспортных линий. Короче, всем. Несмотря на то, что олдермены не получают ни цента жалования, через их руки проходят очень большие деньги, часть из которых ловкие люди кладут в свой карман. Вот почему олдерменами становятся люди, обладающие хорошими связями в верхах. Такие как Ван Дайк. Вернемся к нему.
— Минуточку. Это ведь он возглавил комиссию, расследовавшую воровство в порту?
— Он. Он! Ему это так понравилось, что он пошел еще дальше. Требует от Главного полицейского управления создания комиссии, которая будет расследовать коррупцию и противоправную деятельность в рядах полиции. И не такую, которая собирается от случая к случаю, а на постоянной основе. Нам это не нравиться. Очевидно, он забыл основной жизненный принцип: "Хорошо живешь сам, так не мешай жить другому".
"Кому это нам? — мне очень хотелось спросить его об этом, но не стал, потому что видел, что сержант и так сильно нервничает, причем не из-за моих подначек. — Впрочем, он может не знать. Его вполне могут в «слепую» использовать".
— Этого типа надо скомпрометировать, — продолжил Маклин. — Да так, чтобы его в ближайшие десять лет не в одну комиссию не взяли.
— Гм…. А почему я?
— У тебя, в отличие от большинства уголовников, есть мозги.
— И как ты представляешь это себе, Маклин?
— Джек, мне нужен результат, а какой ты способ выберешь, решать тебе. Срок — месяц. Но хочу сразу предупредить: хоть малейший слушок пройдет о нашем разговоре — сильно пожалеешь. Ты меня знаешь, Джек, я свои слова на ветер не бросаю!
— Насчет угроз понял, а что я получу в качестве награды?
— Наше хорошее отношение, — это было сказано с наглой усмешкой и такой уверенностью в своем всесилии, что меня внутри всего передернуло.
"Отделать бы тебя урод, да так, чтобы ты на карачках полз через весь город до своего участка!".
— Вот даже как. Хорошо, Маклин, я посмотрю, что тут можно сделать, — сказав, я встал и пошел к выходу.
Удивление, написанное на лице полицейского, было настолько явным, что не трудно было догадаться, не так он рассчитывал закончить этот разговор.
Из ресторана я поехал к Сержанту, а Карла послал за Бухгалтером. Пронырливый ум старого еврея частенько подмечал то, что ускользало от моего внимания. Сэм не любил слушать советов от посторонних лиц, кроме нескольких человек, которых числил в ближайших помощниках, но для Каца делал исключение, правда, только в редких случаях. Дождавшись Бухгалтера, я изложил им обоим суть задания, которое возложил на меня Маклин. Озадачив обоих, я подумал, что политик, типа Ван Дайка очень даже пригодился бы в моем хозяйстве. Что политические партии тесно связаны с уголовным миром Нью-Йорка ни для кого не было секретом. Бандиты обеспечивали политиков избирателями, громили избирательные пункты конкурентов, выполняли специальные заказы по запугиванию и устранению неугодных. В свою очередь главари через политиков имели возможность влиять на приговоры, натравливать полицию или городские власти на своих соперников. Поэтому я был не прочь обзавестись своим карманным политиком и не столько для решения насущных вопросов, сколько для поднятия и развития своего будущего бизнеса. Теперь, когда моя прежняя жизнь становилась все более призрачной и далекой, я чувствовал, что стал меняться, все больше проникаясь жизнью, взглядами и ценностями человека второй половины девятнадцатого века. Найдя для себя в хитросплетениях людей и больших денег определенный интерес, я даже стал находить в этом нечто близкое к своим прежним чувствам, когда охотился за людьми. К тому же бизнес в этом веке не требовал высшего экономического образования, сложных банковских операций, консультантов и экспертов по экономике, маркетингу и рекламе, валютных и сырьевых бирж. Правда, все это существовало, но еще в таком зачаточном состоянии, что я сам мог вести дела торговой компании, имея пару специалистов, определенный капитал и поддержку городских властей. Но ни капитала, ни поддержки у меня пока не было, зато была идея. Она сформировалась у меня в голове, когда я случайно зашел в один из низкопробных баров. Там продавали такую сивуху, что становилось дурно только от одного ее запаха. Если народ пьет даже такое, подумал я, то почему не наладить производство дешевого виски, тем более, что мы контролировали большой кусок города, где с избытком хватало баров и ресторанов.
— Джек, я не знаю, что за человек Ван Дайм. Слышал только, что язык у него хорошо подвешен и связи есть, но я наведу о нем справки, — только я открыл рот, чтобы предупредить его об осторожности, как Сержант предупреждающе закивал головой. — Да знаю я, знаю. Очень осторожно. А ты что Бухгалтер скажешь?
— Что тут скажешь? Политика — дело тонкое. И политики — тоже. Ван Дайма я видел в порту. Одет по последней моде! Что б я так жил! Так нет же, как еврей, так обязательно бедный! К тому же от него пахнет, как от двух дамских парикмахерских вместе! Неспроста это! Не сомневаюсь, что девочки к нему так и льнут.
Поняв, к чему он клонит, сказал: — Хорошо. Проверим его любовные связи. Больше ни у кого предложений нет?
— Джек, посади на хвост Дайму пару своих проныр, а там видно будет, — подвел итог Сержант. — С этим все или еще что?
— Не все, — сердито буркнул я, недовольный торопливостью Сержанта. — Непонятно, почему начальник семнадцатого участка, капитан полиции Майкл Баррет так заинтересован в этом деле?
— Почему? Интересный вопрос, — Кац почесал свой крючковатый нос, затем поглубже задвинул пенсне на переносицу. — Могу только предположить, что здесь замешана политика. Вы смотрите на меня и думаете: почему старый еврей вспомнил о политике? Так я вам скажу! От нашего округа помимо Ван Дайма собирается баллотироваться Томас Моррисон! Ему тоже хочется запустить руки по локоть в государственную казну, набить карманы золотом от продажи лицензий, дотаций и привилегий! Как я их понимаю! Почему одним все, а другим ничего! Я каждый день спрашиваю Господа, а почему не я?! За что Господи мне приходиться унижаться каждый день из-за нескольких долларов?! Почему я всего лишь старый, больной еврей, а не…
— Хватит! Десять раз на день одно и то же! Лучше скажи: Моррисон это "Универсальные магазины Моррисона"? — прервал я его затянувшийся монолог.
Кац нахмурившись, молчал, всем своим видом демонстрируя, что обиделся. И очень сильно.
— Ну! — подтолкнул его Сержант.
Кац недовольно пожевал губами и только потом недовольно буркнул: — Он.
— Значит, Моррисон при помощи капитана решил убрать конкурента. Правильно, зачем тратить деньги на предвыборную борьбу, если можно убрать его таким способом! Умно, ничего не скажешь! — искренне восхитился Сержант.
Я уже переставал удивляться наглым аферам и махинациям, являвшимися естественными для этого века, но то, что этими жуликами восхищаются и ставят их в пример, как умных и изворотливых людей, никак не мог понять. Как и сейчас не мог понять восхищение Сэма проявлением человеческой подлости.
— Если это тот Моррисон, то, возможно, у меня кое-что на него есть, — сказал я, после чего рассказал о Марте, и ее пока непонятной связи с Моррисоном.
— Мормон, да еще убийца, — с довольным видом заявил Кац, потирая сухонькие ладошки. — Это же какой процесс может быть! Бедная женщина против богатого мормона — убийцы! Обыватели Нью-Йорка будут в восторге! Под это дело нам еще будут нужны журналисты и хороший обвинитель с длинным языком. Процесс Моррисон, конечно, выиграет, а вот выборы проиграет!