Я напряжённо слушал, пока улавливая далеко не всё из его болтовни, но что-то подспудно осознавая. Он словно читал мои путающиеся мысли, потому как тут же начал давать пояснения:
— Ангел — это Вы, Аолитт. Это и Ваше имя, и Ваш статус. Вы пришли к нам в пустыне, нас трое, и атака состоялась. Теперь мы знаем, что наши «пастухи» и убийцы зовутся тонхами. — Он шумно втянул ноздрями воздух. — Удары мы видели, и еле спаслись. Чудо налицо. И видели, что основались они где-то среди снегов…
— На полюсах, — я вставил своё слово.
— На полюсах, — тут же с готовностью согласился Чик. — А тут ещё налицо и Ваше появление во вспышке из этого… кокона. Ну, сферы, точнее… «В сиянии», то есть. И при Вас — оружие. Пусть не меч, но всё-таки…
Теперь я понимал больше. Некто, мне незнакомый, не так давно предсказал весь нынешний сценарий. Или не весь? На свою беду, я в своё время столь же мало увлекался фантастикой. Как жокей, помешанный исключительно на скачках, обычно вяло интересуется вопросами разведения нутрий и фикусов. Может, где-то в других книгах и близким к фантастике источниках и было нечто подобное? И, прочти я тогда это, мне было бы легче предопределять, предугадывать ход событий, а не шарить палкой впотьмах, гадая, — что же для меня уготовили на завтра?
… - Вот насчёт имён печати я несколько не уверен. Что это вообще такое? Может, на них что-то написано? — Нортон вопросительно пожал плечами. — Или нет?
— Нет, на них нету ни-че-го. Это абсолютно «голые» шары идеальной формы, безо всяких признаков письменности. Знакомой или незнакомой.
Рене и Джи сидели ни живы, ни мертвы. Не смея ни пошевелиться, ни почесаться, ни шмыгнуть носом. Ну как же! На их глазах словно решалась судьба мира, и они при этом присутствовали! Да уже одно это можно всю оставшуюся жизнь ставить себе в заслугу перед потомками!
И Чик, их неряха Чик, вот так запросто об этом беседует! И с кем? С существом, пришедшим с самих Вселенских далей!!! Было видно, что парни просто не верят собственным ушам и глазам. И если бы не Нортон, они решили бы, что сходят с ума.
…Моя категоричность слегка разочаровала Чика. Однако он, помедлив, продолжил с прежней нотой уверенности в голосе:
— По поводу имён, мне кажется, ещё предстоит выяснить. Но ведь Печатей двенадцать? — эта истина, как я понял, не вызывала у него ни малейшего намёка на сомнения. Ну, а разве я мог бы свалиться к ним с количеством «шариков» в кармане хоть на одну сотую доли меньшим?! Не знаю уж, почему, но в эту секунду мне захотелось провалиться сквозь землю. Дело в том, что я истратил три из них. Истратил, как мне теперь уже казалось, глупо и бездарно, такие вещи…
И я с трудом разжал губы, чтобы признаться сидящему передо мною человеку:
— Девять. Понимаешь, их у меня только девять. Двенадцать — было. Ты в этом прав, Чик…
Тот ошалело уставился на меня, будто я признался ему в хладнокровном убийстве собственных детей, и потрясённо прошептал:
— Ну, как же так… Ведь это… Вы потеряли их?! — Не знаю, показалось ли мне, или он и в самом деле готов был схватить меня за грудки?
— Как же теперь узнать, чьи имена носили утерянные печати?!
Честно говоря, тут слегка поплохело уже и мне. Этот, столь быстро увлекавшийся идеей человек, способен был ввести в ступор своим напором кого угодно. Мне захотелось начать оправдываться. Ну, никак, никак я не мог ведь тогда предположить, что эти потешные шарики такие ценные. Это если верить выражению ужаса, написанному на лице враз задохнувшегося Нортона. Он хрипел так, словно был пробитым кузнечным мехом. И его руки, протянутые ко мне в жесте немого отчаяния, тряслись почище работающего отбойного молотка…
Конечно, я думал и понимал, что эти самые «пули», или как он их там назвал, обладают сильнейшими убойными качествами. И рассматривал их лишь как приятное дополнение к собственной силе, и совершенно искренне считал, что приданы они мне в «усиление», и что я вправе был ими распоряжаться по собственному усмотрению… И тому подобное. Тем более, что никаких «инструкций» мне на этот счёт не давали…
Я почти начал паниковать, когда решил вдруг уточнить:
— Так ты считаешь, что эти «пули» так важны своим постоянным числом? И их всенепременно должно быть двенадцать?
Толстяк был возмущён моей тупостью до глубины души. Он аж подпрыгнул на месте и затараторил:
— Вы понимаете, что да! Это крайне важно! Ибо, если верить пророчествам, написанным Сирвенгом, они имеют силу, лишь будучи правильно распределёнными по каким-то своим определённым точкам и согласно собственных Имён. Каждое! Понимаете?! Я точно не знаю, где и как это должно произойти, но у Сирвенга на этот счёт есть почти ясные строки: " И каждая сторона Печати должна быть отмечена следом своим сообразно Имени своего. И когда двенадцать сторон Её выжгут след свой на местах своих, как на челах, тогда вспыхнет огонь, и откроются тогда Врата, и победит пришедший ко времени Ангел, и сбудется Слово, что однажды прозвучало"…
Лихорадочный блеск глаз и пунцовый румянец щёк делали Нортона самого похожим на обожравшегося мухоморов пророка. Он вздымал вверх палец и привставал от усердия на носках, диктуя мне эти «перлы».
Мне действительно стало дурно. Выходило, что я «профукал» целых три «стороны». То есть три шарика. И что теперь делать?
— Послушай, Чик, я использовал их для убийства тонхов. Не знаю, была ли в этом действительно необходимость, возможно, я и без того передушил бы их, как цыплят, но меня словно подмывало истратить их, веришь?! Словно кто-то толкал меня под руку, — "убей их именно так"!
И я делал это. В те моменты я был… э…, несколько не в себе. Что-то сродни боевого безумия. Я становлюсь как бы… крупнее, понимаешь? И куда злее, чем в обычном своём состоянии. И силён безмерно… Вот и потратил их, не задумываясь. Да и то сказать, — не до таких мыслей мне в те моменты было…
Чик прикрыл щёки ладонями:
— Это Он. Это по Его подлой «подсказке» Вы истратили три ценнейших предмета Вселенной… Представляю, как Он смеялся, видя, что Вы растрачиваете на мелочи Его смерть… — Он горестно застонал и уткнулся лицом в колени.
— Кто «он», Нортон?! Да перестань ты паясничать! Скажи, что за «он», и почему этот гад должен хохотать до упаду? — Я начинал нервничать. Похоже, что мы ни на йоту не приблизились к какому-то разумному результату, а выходило так, что я прибыл сюда чисто потрепаться и посочувствовать заламывающему руки маклеру с Сити.
Тот поднял на меня трагически заплаканное лицо и пробормотал извиняющимся тоном:
— Простите, я просто скис. Все эти события… — Он утёр нос и глаза панамой и грустно пробормотал:
— ОН — это, по классификации Сирвенга, вселенское Зло. Чистое, незамутнённое и неразбавленное никакими производными Зло. В его изначальном варианте. Со времён сотворения Мира. И… именно для того, чтобы уничтожить Его, Вы и прибыли сюда. Не к нам в пустыню, а вообще… Я понимаю так, что тонхи — лишь нечто попутное, словно отвлекающие соринки в глазу, чтобы мимо проскочило что-то основное, — громадное и тихое, пока мы сердито трём глаза… Да, и их, судя по всему, следует одолеть, но для этого, как я представляю, есть некое Воинство, открыть дорогу которому Печать лишь и может. И теперь выходит, что из-за отсутствия трёх её Сторон здесь приживутся и тонхи, и Он… Это конец не только Земле и человечеству. Это, если верить Сирвенгу, конец Вселенной в её жизненной составляющей. По его классификации Земля — некая отправная точка Конца всех Начал. Возникнув в самой заключительной стадии Творения, она, возлюбленная Господом, как наиболее удачная из всех, созданная с учётом всех предыдущих опытов мироздания, логически замкнула и «завязала», наконец, собою, пребывающую до этого в открытом состоянии, «пуповину» Вселенной. Это было последним, и самым важным, самое прекрасным и удачным, созданием Творца…
Чик умолк и оглянулся зачем-то на своих потрясённых подобной перспективою друзей, словно призывая тех в свидетели.