Она стояла у зеркала в своей спальне в вечернем платье и внимательно смотрела на себя. Еще несколько платьев лежало на постели. Оставшись довольна, она прошла в зал.

Посреди зала стоял стол, застланный белой скатертью, заставленный едой, фруктами. Горели четыре свечи. На полу, у стены стояли, лежали, всевозможные вещи, от бронзовых с позолотой старинных часов до современного телевизора. На сервизах, книгах, музыкальных инструментах, даже на ящике с вином — на всем, на каждой вещи была прикреплена бирка. Анна осмотрела все еще раз, взяла телефон. Набрала номер.

— Влад? — спросила она сипло.

— Да, кто это?

— Не узнал?

— Нет, кто это?

— Значит, не узнал, богатой буду. Это я, Анна — Что у тебя с голосом?

— Так, сорвала немного, пройдет, Тут вот какое дело.

— Да ты куда пропала? Все обзвонились, тебя ищут. — Да ты слушай, черт! Скажи всем, что я уезжаю в Швейцарию. Голос сорвала, еду лечиться, понял?

— Ну.

— Ну, вылечусь приеду. Мужа дома нет, тоже по делам уехал. Ты приходи завтра ко мне, ключ я положу под коврик. Я тебе подарок оставила. Тут еще подарки, раздашь. Все. Всем привет, всех обнимаю и целую. Прощай! — Анна положила трубку и отключила телефон.

Она открыла входную дверь и положила ключ под коврик. Захлопнула дверь, вернулась в зал, села к столу. Посидела, молча, несколько секунд. Потом налила себе водки, выпила.

Положила на тарелку разных кушаний, стала есть. Вдруг поднялась, включила магнитофон. Стала есть дальше, слушала сама себя…

Сходив в комнату, вернулась с толстой книгой. Положила книгу на стол, рядом с собой, снова стала есть. Читая, разглядывала картинки. На картинках была нарисована рука и вены на ней, рука, перетянутая жгутом, и шприц, иглой вставленной в вену.

Бросив есть, Анна принесла коробочку, достала из нее несколько ампул, разложила их на блюдце. Она закатала рукав, перетянула руку выше локтя салфеткой. Взяв шприц, набрала его, разбивая по очереди ампулы. Перекрестилась и вставила шприц в вену. Выдавила из шприца все, до конца. Села, обхватив голову руками, вдруг тихо и глухо заплакала, качая головой…

Она открыла глаза. Над ней был белый потолок. Еще ничего не понимая, Анна попробовала повернуть голову набок. Перед ней были цветы и кто-то в белом. Она снова закрыла глаза.

Когда Анна очнулась во второй раз, был солнечный день, вся палата светилась. Она слабо приподнялась на локтях и увидела сидящих и стоящих вдоль стены людей. Человек тридцать, все с цветами, сидели и стояли тихо. Когда она повернулась к ним, все заулыбались. Один из них шагнул вперед, повернулся, взмахнул руками, и все вдруг запели.

Спев целый куплет, они не выдержали, и, заговорив разом, бросились к Анне, окружив ее со всех сторон, принялись обнимать и целовать.

Появился врач и стал их выпроваживать. Остался лишь одни, сухой, поджарый мужчина — продюсер Анны. Он сел на стул, закинув ногу на ногу, глядя на Анну, заваленную цветами.

— Ты дура, ты чего вытворяешь? — заговорил он, когда они остались одни, и встал. — Я кто тебе? Я что, не друг твой, не брат? Костя твой всегда был дрянь-мужик, одна ты этого не замечала! Он всех баб в Москве переимел, одна ты не знала! К тебе друзья из-за него домой в гости не приходили, а если и были, то сидели, как в отделении милиции! Как вы вообще с ним двенадцать лет прожили? Хочешь, в суд на него подадим? Да ему за тебя такой срок повесят! Да за ним, столько дел!

— Не надо, — тихо сказала Анна.

Продюсер снова сел на стул. Вздохнул.

— Все, молчу, — сказал он. — Мне за тебя обидно! Что с голосом? — спросил он уже тихо.

— Все, — хрипло сказала Анна. — Весь вышел, и я вся вышла. Мне теперь со старухами в консерватории преподавать, если возьмут еще, — она усмехнулась.

Вошел врач, продюсер оглянулся на него.

— Ладно, — сказал он Анне, встал, склонившись над ней. — Запомни, ты в шоу-бизнесе! Ты в деле и всегда будешь в нем! Не хочешь петь, со мной будешь, вместе будем работать. Только не валяйся тут долго! — он поцеловал ее и пошел к двери.

— Доктор! — позвала Анна.

— Да, Анна Алексеевна, — врач подошел к ней. — Как вы себя чувствуете?

— Ничего. Долго мне лежать?

— Не знаю, милая, хорошо будет, дня через три отпустим.

— Тогда я вас прошу, никого ко мне не пускайте. Что бы ни говорили, брат, сват, кум, ладно?

Врач кивнул.

— И вот еще, заберите цветы все, раздайте врачам, сестрам, от меня… И еще, доктор, — Анна отвернулась. У меня гонорея, как бы избавиться от этого?

— Сделаем, отдыхайте, — доктор поправил ей одеяло.

Анна закрыла глаза и вдруг чуть заметно улыбнулась.

Она сидела в своей квартире, в кресле, закутавшись в теплый халат. Работал включенный телевизор, но Анна не смотрела на экран. Вдруг она повернула голову. По телевизору показывали спортивные новости. Ринг, кричащие, болельщики, й посреди судей, секундантов, Костя, улыбающийся, с поднятыми руками. Вот он перегнулся через канат и обнял девушку, которая радостно поцеловала его в губы. Анна узнала ее.

Она выключила телевизор. Посидела немного, вдруг встала и пошла одеваться.

Расплатившись с таксистом, Анна, в черных очках, в платье, вошла в вестибюль маленького клуба. Что-то спросила у вахтерши, та, встав, показала ей рукой, что-то объясняя, потом долго смотрела ей вслед.

Анна прошла темным коридором и вышла в маленький спортивный зал. Десять пар мальчишек, от совсем маленьких до тринадцатилетних пацанов, в боксерских перчатках, отрабатывали удары в спарингах. Между ними ходил уже седой, худой мужчина с изможденным лицом, в спортивном костюме. Чуть сутулый, он иногда останавливал какую-нибудь пару, что-то объясняя.

Анна остановилась у двери, прислонившись плечом к стене, смотрела на него. Все пары, заметив ее, перестали биться, замерли, разглядывая женщину в темных очках.

Тренер, не понимая, почему все остановились, обернулся и тоже увидел Анну. Не узнавая, стал вглядываться.

— Чья-то мама? — спросил он детей.

Bee молчали, улыбаясь.

— А ну тренироваться, клопы. Женщин не видели! — приказал тренер.

Он через зал подошел к Анне. Она сняла очки, улыбнулась ему смущенно. Снова навела очки.

— Не ждал? — спросила она Мужчина покачал головой, взял за локти.

— Ты ко мне? — искренне удивился он.

Анна поцеловала его в щеку.

— Решила проведать, посмотреть, чем занимаешься.

— Понятно, — он повернулся к детям. — Так, клопы! За старшего остается Голубков. На-ка! — он снял с шеи свисток, надел на подошедшего крепкого мальчугана. — Не драться, не хулиганить! Через полчаса в душ и домой! Ясно?

— Ясно, Николай Степанович! — ответили пацаны радостно, хором, и кто-то из них успел дать соседу перчаткой в ухо.

Николай Степанович строго посмотрел в зал, но мальчик Голубков свистнул в свисток, громко приказав:

— А ну не балуй, не балуй, кони!

Николай, в пальто, накинутом поверх спортивного костюма, провел Анну в маленький пустой буфет. Сели за столик.

— Чего-нибудь будешь? — спросил он ее.

— Горячего, кофе или чай.

— Марина, тут гости ко мне! — крикнул Николай буфетчице. — Сделай чай или кофе, и мне принеси, по-наркомовски! С голосом-то что? — спросил он, глядя Анне в глаза.

— Все, вроде кончился, — ответила она улыбаясь.

— Да слышал, слышал. Мы люди маленькие, но и до нас доходит — Москва.

Буфетчица принесла стакан чая, конфет на блюдце. Николаю поставила полстакана водки, бутерброд на тарелке.

— Пьешь? — спросила Анна.

— Старый, — улыбнулся он. — Кровь не греет, руки-ноги не гнутся, в общем-то пью, как придется… С Костей-то вы серьезно разошлись, или как?

— Насмерть, — сказала Анна, усмехнувшись. — Как Том и Джерри. И голос подвел, решила вашим делом заняться, менеджером буду. Нет у тебя чего-нибудь хорошего? Чтоб боец был хороший, пусть и неизвестный.

— Ой, хитришь баба. Ой, хитришь! Это же не спорт, не олимпиада, тут деньги нужны, страшные, а разориться за час можно! Дело богатых людей, сама знаешь. Даже если б у меня был боец, то денег не было бы выставить его, но даже и были б деньги, бойца нет. Костя, он пока лучший, вроде как профессор математики в этом деле. Злой, на том и стоит. Кого я знаю, те не будут с ним биться или продадут тебя, и не узнаешь. Суки, а не боксеры пошли, а я вот пью, так-то! — он разом выпил водку, подышал, отложив кусок хлеба. — Не связывайся ты с этим делом, мой совет тебе.