Володька Смогин, зверского вида человек, каждое лето или осень орал отпуск и пропадал неизвестно где, месяца по два. Один раз его не было полгода. Вернулся он с перерезанным глубокими шрамами лицом, но с деньгами. Говорили, что он был в кавказском плену, говорили, что они с кумом грабили Сызранскую дорогу, грабили Гурьевскую дорогу, грабили и по Башкирии. Но Володька ничего не рассказывал.

— Что я скажу вам, — громко говорил он. — Везде я бывал, и на севере, и на юге, и посередине. Везде хорошо, где нас нет.

На него стал прикрикивать Симагин, но Володька говорил недолго.

— Хуже всех мы живем в нашей великой родине, вроде нищих, и сел.

Поднялся Митренко и предложил в председатели Андрея Епанчина. Народ сидел и стоял тихо, никто не переговаривался.

— Это что, ваше предложение? — сказал насторожившийся Калюжный.

— А что, не имею права?

Все так же тихо молчали.

— Имеете. Почему же…

За Щербинина поднялось двадцать шесть рук. За райкомовца восемнадцать.

Робко зачитали фамилию Епанчина. И все, сколько было рук, поднялись за него. Насчитали за тысячу голосов. Все так же молча, так что в президиуме было неудобно переговариваться. Все молча смотрели на них. Епанчин вышел к президиуму и встал напротив Калюжного, протянул руку. Калюжный помялся, Андрей продолжал держать руку, подняв ее выше, чтоб всем ее было видно, и тогда Калюжный пожал, смутившись, смотря на Щербинина.

Гуляли у Демидовых. Василий Андреевич по такому делу зарезал свинью, наготовили закусок, как на свадьбу. Когда стол был накрыт, женщин услали, оставив жену Василия Андреевича и старуху Булгакову обносить гостей.

Поздравили друг друга, поздравляли и пили за нового атамана, Андрея Епанчина. Сафронов с Вавиловым по очереди и рал и на гармошке. Разошлись за полночь. Уговорившись, что быть новому парторгу, на случай если Андрюшку в районе утверждать заартачатся.

На парторгa горе обрушилось сразу в одночасье.

Первое — почти фантастические выборы водителя Андрюшки Епанчина.

Второе случилось через сутки и сломало его навсегда, так, что он и не знал, как жить дальше.

Вечером следующего дня Симавин решил съездить на рыбалку, чтобы на свежем воздухе поразмышлять о прошедших выборах.

Он, крутясь на своей резиновой лодке, поставил сети и вдоль камышей, и поперек течения. Решил заехать и подтрусить сена из колхозной копны, для двух своих очумевших коз. Едва он нагрузил задок мотоцикла, как появился общественный колхозный контроль, и на него составили акт кражи, обыскали двор, найдя в сарае шесть мешков краденой пшеницы, и акт усугубился. Симавин был так удивлен и поражен, что не мог возразить.

Утром, когда он снял сети и стал на берегу вытаскивать рыбу, неизвестно откуда появился представитель рыбнадзора, Алексей Потехин с двумя понятыми. Был составлен еще один акт, положен штраф, а в обед уже рассматривали персональное дело коммуниста Симавина, пойманного при хищении.

Симавин был низложен из парторгов и исключен из партии.

Выбрали Андрея Васильевича Демидова.

Вот так и закончилась карьера злобного деда Симавина Петра Васильевича.

Одним из первых посетителей пришел в сельсовет главный инженер. Андрей с Демидовым и дядей не спеша оглядывали небольшой кабинет. С сейфом в углу, с картинами по стенам, платяным шкафом, нелепо стоящим у стены, обшитой рыжим дермантином. Другая стена просто выкрашена масляной краской, подобным цветом.

Главный инженер молча сдал ключи и показал печать, папки с делами и ведомостями. Положил на стол заявление. Андрей прочитал и передал мужикам.

— А что так? — удивился он простодушно. — Я вас отпустить не могу, вы у нас голова. Ты, Филипп Ильич, бумагу-то порви.

Филипп Ильич бумагу не порвал, а сложил вчетверо. Когда тот ушел, тихо сказал, глядя в окно на его растерянную фигуру.

— Чистым хочет уйти. Ну да ладно.

Мужики решили собираться каждую пятницу, но не в правлении, а у Епанчиных, Демидовых, Сафронова… попеременно, кому когда удобно. Землю решили пока не резать, старого порядка не ломать, осмотреться, как вернее, привыкнуть. Условились больше в дело никого не посвящать, даже детей и жен, братьев и дядьев, чтобы меньше разговора было. Решено было закупать молодняк скота. Часть закупить в колхозе, часть у частников. Кормить же ячменем* что не успели сдать государству, хранящимся на старом складе около шестисот центнеров. Со складом обещал придумать Падуров.

В конце недели к Андрею пришли армяне, жившие на краю села в арендуемом доме. С весны они строили новые корпуса фермы и, как выяснилось, еще кучу построек и пристроек. По наряду выходило им восемьдесят тысяч с копейками. Андрей осмотрел с мужиками ферму, сложенную из степного камня и из бросовых плит, платить отказался. Армяне, восемь человек, долго кричали, махая руками, обещали сломать постройки и сжечь весь хутор, уехали в районную прокуратуру.

Этим вечером Андрей уехал на своем «уазике» к Хусейну и просидел у него весь вечер. Подъехал и Филипп Ильич. Уехали поздно ночью. Хусаин долго стоял у ворот, разглядывая потемневшее небо без звезд, задирал голову в зеленой тюбетейке.

Звонили из прокуратуры. Андрей пожаловался на недоделки, но платить согласился, поручив все сметы Щербинину.

Ночью Падуров, набрав десяток парней, вывез весь ячмень. Ссыпал зерно в пустующем доме и сараях своей матери, На следующий день на складе пробило проводку и склад загорелся. Пожар усилили взорвавшиеся Два кислородных баллона, лежавшие у задней стены склада… Склад сгорел полностью. Тушили же головешки, сгребая бульдозером землю. Приехавший из района следователь потоптался на груде досок и куче рыжей земли, сдвинутой бульдозером, пообедал и уехал в сильном подпитии.

После обеда Андрей и Сергей уехали в город. А вечером вернулась кассирша, привезя шабашникам деньги. Они весь вечер шатались по хутору, сторговывали барана и водку. Всю ночь в их дворе кричали, пели, угомонившись под утро.

С Узеевой часов в пять утра выехали два мотоцикла с колясками. Ехало шесть человек. Они доехали до хутора, оставив мотоциклы а небольшой балке. Гуськом подошли к крайнему дому. У троих были ружья. Прошли через задние ворота во двор, поднялись на веранду. Лица у двоих были замотаны тряпками. Первый посторонился, второй плечом вышиб дверь. Пятеро вошли в дом. Шестой запер передние ворота, вернулся, сел возле веранды, держа между колен ружье.

Армяне спали на самодельных топчанах, стол был заставлен бутылками и закуской. Без слов глушили их прикладами по голове. Связывали руки. Они почти не сопротивлялись, ничего не понимая. Денег ни у кого не, было.

Тогда выбрали самого молодого. Привели его в чувство, и один из грабителей с замотанным лицом взял тесак и воткнул его ему на два пальца в живот, тот дернулся, но кричать не мог, рот был заткнут.

— Где деньги?

У человека потекли слезы из глаз, и он закивал на потолок. Сверток с деньгами оказался в щели угла под самым потолком.

Председателя колхоза не было, за него был парторг. Он ходил за следователем из района, на месте преступления, разгоняя любопытных, распорядившись, из дружинников колхоза, прочесать ближайшие леса, но поймать никого не удалось.

Андрей не спеша прошел по базару, разглядывая прилавки, интересуясь ценами. Прошел мясной коопторг, разглядывая мясо на толстых мраморных столах. Остановился у одной из продавщиц в белом халате. Та заметила его, взглянула несколько раз. Андрей подошел.

— Здравствуй, Райка.

— Привет, жених.

— Много зашабашила?

— Хватит, — она крикнула кого-то, из двери вышла девушка и подменила ее.