Иван нырнул в пролом и оказался во дворе какой-то фабрики. Он огляделся, прислушиваясь к неясному механическому шуму. Прошел вдоль ряда грузовых машин, гигантских кабельных катушек и вышел прямо к цеху. Огромные окна цеха ярко горели, воздух и земля колебались от гула невидимых станков.
Иван на секунду растерялся, но тут же пошел к воротам в стене и открыл маленькую железную дверь…
Громадный, с недосягаемым потолком цех был залит ярким светом. На бетонном полу длинными ровными рядами стояли ткацкие станки, крутились катушки с тканью, двигались рамы, бегали челноки, и никого из людей. Иван пошел вдоль работающих станков, оглядываясь, стараясь сквозь грохот механизмов услышать человеческие голоса, но никого не было, только мерно гудящие, работающие станки.
Вдруг он увидел женщину, лет сорока, в платке и халате. Она шла от станка к станку, что-то делала в них, останавливаясь. Иван прошел за ее спиной, и она не заметила его.
Он пошел дальше, увидел еще двух женщин, одна из них устало улыбнулась ему. Он прошел через весь цех, никого больше не встретив, И по лестнице спустился к другой двери.
Сразу за дверью он наткнулся на толпу. Человек сорок женщин, двое или трое мужчин стояли группами во дворе, переговаривались, курили кое-где. Никто из них не обратил на Ивана внимания. Он прошел вдоль толпы, разглядывая лица девушек, женщин. Кто-то улыбнулся ему, кто-то посмотрел искоса.
Подошел автобус, и все спеша побежали к его раскрывшимся дверям. Иван заторопился, вглядываясь в их лица. Он обошел автобус, смотря в окна…
Двери закрылись, автобус уехал, и Иван остался один. Он пошел через пустую площадь к зданию управления, где горело одно окно на втором этаже. Постоял, не зная, что делать. Вокруг не было ни души, только гул из цеха разносился над пустой площадью.
Где-то заскрежетало, и огромная струя пара с шипением вырвалась из-под стены цеха. Иван прошелся вдоль управления, заглядывая в темные окна. Около одного из окон он задержался. Постоял, прильнув к стеклу. Оглянулся, но вокруг по-прежнему никого не было.
Он потрогал раму пробуя открыть окно. Еще раз оглянувшись, быстро забрался на подоконник. Попробовал открыть форточку. За его спиной снова с шипением вырвалась струя пара. Иван ударил локтем по форточке, она звонко раскололась. Просунув руку, он открыл верхний шпингалет, но до нижнего не смог дотянуться. Тогда он вытащил осколки стекла и, по очереди просунув руки, как змея, с головой полез, подтягиваясь, в форточку…
Открыв окно, Иван спрыгнул в комнату, прислушался. Он закрыл окно, задернул шторы и огляделся. В комнате стояли шкафы с выдвижными ящиками. Иван прошел вдоль шкафов, трогая, выдвигая ящики. Какие-то документы, чертежи.
Наконец, в самом верхнем шкафу он нашел то, что искал. Он то очереди, один за другим, вынул три ящика. Поставив на стол, стал рыться в них, перебирая карточки с фотографиями. Это были женщины, старые, молодые, совсем старухи. Иван вглядывался в некоторые лица, другие пропускал. Иногда читал, снова отбрасывая, продолжал искать.
Когда в руки ему лопалась фотография лысого усатого, мужика, он услышал шаги за дверью. Иван встал за шкаф, кто-то в коридоре подошел к двери. Потрогал ручку, проверяя замок. Постоял, прислушиваясь. Видимо, забеспокоившись, быстро пошел по коридору от двери. Где-то раздались резкие встревоженные голоса…
Иван, не раздумывая, сорвал с окна штору, высыпал в нее из ящиков то, что еще не успел просмотреть, и, связав штору узлом, открыл окно, выглянув, он прислушался к гулу, идущему из цеха. Выбрался наружу.
Пар снова ударил из трубы. Огромные ворота цеха медленно, со скрежетом двинулись в сторону, открываясь.
Иван перекинул узел за спину и побежал через пустынную площадь в темноту…
Светало. Иван сидел на пустыре под тускнеющим фонарем с усталым и равнодушным взглядом. Вокруг него, на развернутой шторе, на траве, в грязи валялись разбросанные карточки с фотографиями женщин.
Иван прутиком потрогал одну из них. Заинтересовавшись, поддел ее поближе, взял в руку. На фотографии улыбалась красивая светловолосая девушка.
Иван встал. Над ним поднималась железнодорожная насыпь. Где-то позади загудел тепловоз. Иван не спеша пошел через кусты, продолжая разглядывать фотографию. Потом сунул карточку в куст и пошел, не оглядываясь, прочь.
В спальне было еще темно. Иван, сложив ноги по-татарски, голый сидел на кровати. Лицо его было спокойно и равнодушно. Девушка, свернувшись под простыней, спала на другом краю постели. Сквозь шторы в спальне пробивался утренний свет.
В чистой белой рубашке, в галстуке Иван стоял на кафедре у доски и быстро, не останавливаясь, писал мелом. Из-под его руки выскакивали буквы, знаки, формулы. Написанное быстро заполняло черную длинную доску. За его спиной, в огромной университетской аудитории, амфитеатром, уходящим вверх, за партами сидели студенты.
Иван вдруг остановился. Прекратив писать, он резко обернулся к аудитории. Удивленно и хмуро оглядел парты, как будто только теперь вспомнил, что две сотни человек записывают за ним каждую букву. Иван вдруг быстро подошел к первому ряду, схватил чей-то конспект, вчитался. Отложив тетрадь, снова вернулся к доске, встал, задумчиво разглядывая свои каракули. Стер что-то ладонью. Снова стал быстро, не останавливаясь, писать. Мел крошился в его руке, не выдерживая скорости…
Он стремительно шел по пустому коридору. Свернув, сбежал вниз по широкой мраморной лестнице, снова свернул. Коридоры заполнили студенты. Иван сбавил шаг и пошел медленней, обходя людей.
Спустившись в вестибюль, он вдруг остановился и, развернувшись, быстро пошел назад.
У окна на лестнице стояли, разговаривая, две девушки. Одна из них, полноватая, с редкими рыжими буклями, что-то искала в своих тетрадках. Иван незаметно обошёл ее сзади, разглядывая ее крупное лопоухое лицо, густо усеянное веснушками, толстые щеки, маленькие глазки, сиреневые губы. Он вдруг, неслышно, как кошка, двинулся к ней, подошел почти вплотную и, чуть наклонившись, вдохнул залах ее волос.
Ничего не говоря, не обращая внимания на опешивших девушек, он снова пошел к выходу, задумчиво, словно англизируя запах…
На улице, на солнце Иван усмехнулся и прибавил шаг. Подойдя к своей машине, он открыл багажник, швырнул туда листы с конспектами. В багажнике стоял ящик с «пепси-колой», половина бутылок пустых, половина полных. Иван достал одну бутылку, открыл ее и выпил залпом…
Он двигался в нескончаемом потоке других машин, часто останавливаясь, трогаясь, снова останавливаясь. Иван снял через голову галстук, расстегнул рубаху до живота, распахнул ее. Вытер галстуком грудь, подмышки, швырнул его на заднее сиденье. Сделал радио погромче…
Иван свернул в тихий переулок старого города и, подъехав к железным воротам трехэтажного флигеля, посигналил. Из будки рядом с воротами высунулся молодой вихрастый охранник. Узнав Ивана, он улыбнулся. Ворота двинулись в сторону, и Иван въехал в просторный заасфальтированный двор, огороженный высоким кирпичным забором. Ворота за ним тут же закрылись.
Во дворе, перед домом стояли в куче «Мерседесы», «БМВ», толпились люди. Двери и окна в доме были раскрыты настежь. Люди, переговариваясь, непрерывно выносили что-то из здания, другие заносили внутрь.
Посреди двора, на солнце стояло два огромных стола. Один, заваленный бумагами, телефонами, другой, заставленный закусками, водкой, пивом, водой так плотно, что уже больше на него поставить было нечего. Отдельно от всех, в стороне, на туго набитых мешках сидел уже немолодой, полный мужчина в скромном костюме. Он бережно держал на коленях картонную коробку и, с неудовольствием глядя на суету, время от времени вытирал платком пот со лба. Рядом с ним, держа руки в карманах, стоял громадный парень в белой рубашке. Из наплечной кобуры у него на боку торчал пистолет.