«Царь отравил королевича!» — пронеслась в народе гнусная клевета. Не задумываясь над простейшим вопросом: к чему было Годунову отравлять жениха своей дочери? Народ глядел на царя с усмешкой подозрения, и не то чтобы верил, не то чтобы отрицал клевету, а отвечал ей обидным: «чего мудреного, может статься!»
Год кончины царевича был ознаменован многими важными и ужасными событиями в России. Голод и моровая язва опустошили царство Бориса; закон об укреплении крестьян был отменен; было воспрещено корчемство, под опасением смертной казни. Эти две меры, имевшие целью сохранение нравственности народной, навлекли на Годунова ненависть — первая со стороны бояр, вторая — со стороны черни. Желая дать хлеб тысячам голодных работников, Борис призвал их отовсюду в Москву для постройки новых зданий, между прочими колокольни Ивана Великого… Народ вместо благодарности роптал на царя за то, что он утруждает и без того несчастных людей. Борис имел намерение основать университет в Москве и этим навлек на себя негодование духовенства! Мидас, по словам мифологии, прикасаясь к чему-нибудь, всякую вещь превращал в золото; царь Борис являл совсем другое во всех своих предприятиях; в его руках добро обращалось в зло… Он своим прикосновением точно осквернял все прекрасное и чистое. Видя, что народ его не любит, Годунов задумал заставить его любить себя, но не благодеяниями, а самым деспотическим насилием. Всем людям русским от мала до велика вменено было читать в церквах и у себя дома особую молитву о здравии, благоденствии и счастии царя и всего его семейства; молитву, наполненную самыми льстивыми похвалами и выражениями беспредельной благодарности! Похититель престола не стыдился подсказывать своему народу те самые речи, которые алкал слышать он него. Актер на троне, он служил суфлером своему народу!
Видя наконец, что от роли благодетеля пользы мало, Борис взялся за роль злодея и тирана, более подходившую к его дарованию. «Не понимают добра, поймут зло!..» — решил похититель престола и стал гонителем вельмож и дворянства. Родственнику царицы Марии Феодоровны Вельскому царь, основываясь на извете его завистников, приказал по волоску выщипать бороду. Эта опала была предшественницею другой, в которой Годунов выказал всю черноту своей ревнивой, завистливой души. Он обратил свое гонение на боярское семейство Романовых, ближайших сродников законного царского дома. После Никиты Романовича Захарьева-Юрьева осталось пятеро сыновей, порученных им покровительству Годунова. Прикрывая злобу и ненависть личиною расположения и доброжелательства, царь ласкал Романовых, породнился с ними чрез брак Ивана Ивановича Годунова с их младшей сестрою Ириною, но опасался их, видя в них соперников своему сыну Феодору по правам Романовых на престолонаследие. Он изыскивал все средства к их пагубе и избрал, как надежнейшее, клевету. Князь Феодор Шестунов, подкупленный царем, явился к нему с ложным доносом на Романовых, обвиняя их в недоброжелательстве к Годунову. За это клеветнику объявили царскую милость, пожаловали чин и поместье. Усердный клеврет Бориса Семен Годунов подкупил слуг бояр Романовых и, передав им мешки с ядовитыми травами, велел подкинуть их в кладовую Александра Никитича, а потом донести на него, будто он умышляет извести ядом царя и все его семейство. Слух этот всполошил всю Москву; окольничий Салтыков, посланный к Александру Никитичу Романову с обыском, нашел подкинутые к нему зелья… Затем оклеветанный и остальные его братья Федор, Михаил, Иван и Василий со всеми их сродниками были схвачены и отданы под суд. Невзирая на адские, лютейшие пытки, которым подвергли слуг Романовых, ни один не решился уличать их в небывалом преступлении; невинность благословенного семейства была очевидна, но заботились ли о том клевреты Годунова, из которых состояла следственная комиссия? В июне 1601 года состоялся приговор, жертвами которого были нижеследующие лица: Феодор Никитич Романов, постриженный в монахи под именем Филарета, был сослан в Сийскую Антониеву пустынь, а супруга его Ксения Ивановна, постриженная под именем Марфы, была заточена в один из заонежских погостов; ее мать, дворянка Шестова — в чебоксарский Никольский девичий монастырь; Александра Никитича сослали в Усолье-Луду на берегах Белого моря; Михаила в великопермскую Ныробскую волость; Ивана в Пелымь; Василия в Яренск. Князя Бориса Черкасского с его женою, дочерью и с детьми Феодора Никитича на Белоозеро… Ссылке же подверглись Сицкие, Шесгуновы, Карповы и князья Репнины; имение их было конфисковано; деревни и вотчины переданы были в другие руки. Годунов, как хищный коршун, разорил орлиное гнездо; но этого мало! Злодейство преследовало невинных страдальцев в самой ссылке, где они, кроме жестоких тюремщиков, были постоянно окружены шпионами, ловившими каждое их слово… Василий Романов, переведенный в Пелымь к брату своему Ивану, скончался там 15 февраля 1602 года. За ним вскоре отошли в вечность Александр и Михайл; князь Иван Сицкий и жена его были удавлены… Не менее, страшная судьба готовилась оставшимся в живых Романовым и их сродникам, но внезапно Годунов значительно облегчил их участь, некоторым позволил возвратиться на жительство в прежние их поместья; иных принял опять на службу в качестве воевод в отдаленных областях… Филарета Никитича в 1605 году Борис Годунов возвел в сан архимандрита, этою милостью отстраняя его окончательно от права престолонаследия.
В отношении к прочим боярским фамилиям Годунов в последние годы царствования решительно не умел держать себя, а поступал с ними странно, капризно, то лаская их и приближая к себе, то подвергая опале, без всякого со стороны этих вельмож повода. На князей Мстиславского и Василия Шуйского Борис Феодорович смотрел как на соперников своего сына, могущих при случае предъявить свои права на царский престол… Из этого опасения он запретил обоим князьям вступать в брак! К довершению всеобщего негодования Москва, по милости Годунова, превратилась в вертеп шпионства, доносов и изветов: слуги были шпионами господ, жены доносили на мужей, дети на родителей, подчиненные (даже духовного звания) на своих начальников… Нравы до того оподлились и развратились, что явление самозванца, по словам летописей, было достойною карою небесною, постигшею наших предков, за то, что они забыли Бога. Кроме голода и моровой язвы, свирепствовавших в России, она терпела от частых поджогов и разбоев. Повсеместно являлись шайки хищников, дерзавших вступать в открытый бой с царскими дружинами; из смельчаков атаманов особенно прославился Хлопко или Косолап, шайки которого по своей организации были похожи на полчища Пугачева. Отважный не менее этого злодея, Косолап сразился с войсками Годунова, предводимыми Иваном Феодоровичем Басмановым, и едва не разбил их наголову; Басманов, пал в сражении. Однако Хлопку одолели, схватили его в плен жестоко израненного; казнили его и главнейших сообщников, но этим разбоев не пресекли: они день ото дня усиливались. В эти страшные времена само небо (говорят суеверные летописцы) предвещало еще новые, ужаснейшие бедствия. В 1604 году явилась комета, бывали частые бури, ураганы и вихри, опрокидывавшие здания и целые колокольни; на небо восходило по две луны, по три солнца, являлись кровавые столбы из тверди, озарявшие землю странным блеском; у женщин и животных самок рождались уроды; хищные звери забегали в города, стаи орлов носились над Москвою…
В октябре 1603 года скончалась вдовствующая царица Ирина Феодоровна, в инокинях Александра, и была погребена в Вознесенском девичьем монастыре. Впервые в жизни заливаясь непритворными слезами, Годунов, предавая земле бренные останки нежно и искренне любимой сестры, слышал в народе молву, с быстротою огня на пороховой нитке перебегавшую из уст в уста: «Царь отравил инокиню Александру!..» Клевета, так часто служившая похитителю престола, и теперь, не в последний раз, обращалась против него же самого. Кем выдумано было нелепое обвинение царя в убиении его сестры, известно одному Богу, но народ, повторяя клевету, готов был ей верить. Впрочем, эТо злословие умолкло; иной слух разнесся по всем концам русского царства, волнуя умы, отнимая у Годунова окончательно спокойствие пуха и доныне непоколебимую самоуверенность. Три слова, начертанные огненным перстом на стене чертога Валтасара: мани, факел, фарес, конечно, не поразили таким ужасом вавилонского царя, как три слова, дошедшие до ушей Бориса Годунова: — Царевич Димитрий жив!