Расходилась рука у правителя. Воспитанник опричнины, зять Малюты, отведав крови, подобно хищному зверю, рассвирепел и отыскал новых жертв, которые принес своему властолюбию. Озираясь завистливым оком на вельмож, бояр и сродников семьи царской, Годунов остановился на дочери покойного князя Владимира Андреевича, Марии Владимировне, вдове ливонского королевича Магнуса. Он вызвал ее вместе с малолетнею дочерью из Пильтана в Москву, обещая ей богатый удел и жениха. Обольщенная обещаниями, Мария Владимировна поспешила на родину, и здесь ожидало ее насильственное пострижение и смерть дочери, отравленной по приказанию Годунова. Вдова Магнуса (в инокинях Марфа) скончалась через восемь лет после дочери — 13 июня 1597 года; та и другая погребены в церкви Успения в Троицко-Сергиевской лавре… Там же, близ храма, на кладбище под железным навесом показывают посетителям четыре гробницы с именами Боголепа, Марии, Федора и Ольги — вот все, что осталось на земле от царя Бориса Годунова, его жены, сына и дочери. Дочь Ксения и отец Борис преданы земле даже не под своими именами, снятыми с них при пострижении, — первой насильно, а второго на смертном одре. Жена, дочь и сын Годунова не точно ли такие же жертвы его адского властолюбия, как королева Мария Владимировна, дочь ее, Шуйские, Романовы и он, святой невинно убиенный младенец, нетленно покоящийся в Архангельском соборе?

Задушив гидру заговора, Годунов водворил тишину в царстве русском, наполовину расчистив себе путь к престолу, путь — покуда еще прегражденный живым царевичем Димитрием; путь — чем далее, тем более залитый кровью, усыпанный терниями угрызений совести, окончившийся борьбою с призраком воскресшего царевича Димитрия. Явление самозванца — неизбежное наказание всякого похитителя власти, но ни в одной истории какого бы то ни было народа древних и новых времен нам не удастся встретить эпизода более трагического, как столкновение Бориса Годунова с таинственным самозванцем. Шапка Мономаха, а с нею владычество над царством русским — добыча, из-за которой сражаются два хищника' — похититель власти и самозванец; мнимый родоначальник новой царственной династии и мнимый же представитель последней отрасли дома Рюрикова… Наследник с подложным историческим свидетельством, данным ему самою природою; это свидетельство — разительное наружное сходство самозванца с убиенным сыном Ивана Грозного. В чем находит себе опору дерзкий пришелец? В чувствах уважения к законности, врожденных народу русскому в его вековой готовности постоять грудью, лечь костьми за правое дело.

В декабре 1586 года умер Стефан Баторий — опаснейший из врагов России. Сейм, созванный для избрания нового короля, разделился на три партии: первая имела виды на Стефана семиградского, вторая — на Сигизмунда, принца шведского, третья — на Феодора Ивановича, царя всея Руси; впоследствии явился еще и четвертый претендент — Максимилиан, эрцгерцог австрийский… Вследствие разноголосицы на сейме возникли споры, распри, и дошло дело даже до кровавых схваток между избирателями. Для устранения готового вспыхнуть междоусобия прибегнули к голосованию, и большинство приняло сторону царя. Депутаты польские непременными условиями его избрания предлагали: 1) неразрывное слияние Литвы, Польши и России в одну державу; 2) отступление царя от закона греческого и переход его в католицизм; 3) прибытие его в королевство в десятинедельный срок и 4) в царском титуле помещение королевства польского выше царства московского. Наши уполномоченные, Годунов (Степан Васильевич) и Троекуров, отвечали утвердительно только на первый пункт условия, и депутаты кичливо заупрямились, тратя время на бесполезные переговоры. Упрямство, с одной стороны, настойчивость, с другой, не могли, разумеется, привести дело к хорошему исходу, и 13 августа 1587 года в короли польские избран был шведский принц Сигизмунд, сын короля Иоанна III и Катерины Ягеллон. Этим избранием три державы: Швеция, Россия и Польша поставлены были друг к другу в самые враждебные отношения, имевшие для нашего отечества весьма гибельные последствия. На предложение царя Феодора — содействовать низведению Сигизмунда и избранию вместо него эрцгерцога Максимилиана — Австрия отвечала отказом, предпочитая худой мир с Польшей доброй с нею ссоре при содействии России.

Несмотря на перемирие, заключенное с царем Феодором, король шведский Иоанн III разорял северные области России, нарушая договор и надругаясь над международными правами… Война была неизбежным следствием этого гнусного вероломства, и в исходе 1589 года под знаменами царскими собрано было до 300 000 войска пешего и конного при 300 орудиях. Предводительство вверено было князьям Мстиславскому, Хворостинину, боярам Борису Годунову и Феодору Никитичу Романову. Царь производил смотр войскам в Новгороде, где разделил их на три корпуса. Первый послан был в Финляндию, второй — в Эстонию, а третий, при котором находился сам Феодор Иванович, 18 января 1590 года двинулся к Нарве. Князь Хворостинин, разбив шведского полководца Густава Баннера, оттеснил его от Нарвы к Везенбергу и приступил к осаде. Нарвский комендант Карл Горн удачно отразил первый приступ (18 февраля), но русские, несмотря на значительный урон, готовились ко второму, продолжая бомбардировку. Одновременно наши опустошали Финляндию и Эстонию… Тогда король шведский вынужден был вступить в переговоры, и 25 февраля заключено было годичное перемирие, в силу которого шведы уступили нам, кроме Яма и Ивангорода, Копорье со всеми военными запасами. Оставив гарнизон и воевод в трех завоеванных крепостях, царь Феодор, сопровождаемый войсками, торжественно вступил в Москву.

Пользуясь перемирием, чтобы собраться с силами, король Иоанн объявил договор, заключенный от его имени, недействительным и, опираясь на многочисленное войско, посланное в Эстонию, требовал от русских возвращения занятых ими крепостей. Воеводы отвечали отказом; шведские воины единодушно объявили своим начальникам, что они не намерены сражаться за неправое дело… Генерал Боэ, осадивший Иван-город, был отражен от его стен воеводою Сабуровым. Сохранив, таким образом, все свои завоевания в областях шведских, Россия в то же время (умом и стараниями Годунова) поддерживала приязненные сношения с прочими державами Европы. Посланники иностранных держав, находившиеся в Москве, не могли достаточно нахвалиться правителем, и лестное это мнение о нем при иноземных дворах поддерживали наши послы, избранные и назначенные Годуновым преимущественно из сонма его клевретов. Из преобразований во внутреннем строе царства русского, сделанных правителем, нельзя не упомянуть об учреждении в России патриаршества и избрании в этот сан митрополита Иова (23 января 1589 года). Смотря на самую религию как на одно из надежнейших средств к достижению своей цели, Годунов, возводя Иова на высшую ступень духовной иерархии, надеялся найти в нем, при случае, опору и подмогу. Правителя к его цели, т. е. к Мономаховой шапке, влекла непреодолимая сила; от престола отделяла его одна только ступень, на ступени этой стоял девятилетний младенец, царевич Димитрий, противник могучий и сильный своими правами. Димитрий в глазах Годунова был тем же, чем для опытного морехода бывает малое облачко, летящее ему навстречу и видимо разрастающееся в громоносную тучу. Царь Феодор бездетен; в случае его кончины Димитрий будет наследником, царица Ирина — инокиней, а правитель узником… Яд, петля или плаха — вот что ждет его в будущем в случае переворота, может быть, очень недалекого. Младенческой ли руке одним мановением разрушить здание, над сооружением которого Годунов трудился многие годы?

Всего прежде правитель позаботился о лишении царевича всяких прав на родительский престол. Отвергая законность происхождения Димитрия, как рожденного от шестого или восьмого брака покойного Ивана Грозного, Годунов (чрез своих клевретов) распускал в народе самые оскорбительные слухи о безгрешном младенце. Клеветники разглашали повсеместно, что Димитрий, хотя и малолеток, обнаруживает все злодейские инстинкты покойного своего отца, любит мучить и убивать животных, злословит бояр, грозится извести их всех, когда подрастет и будет царем… В подтверждение последнего слуха рассказывали, будто Димитрий, играя как-то со своими сверстниками в снежки, вылепил из снега двадцать кукол, назвал их именами главнейших бояр, а потом всем им обрубил руки и головы. Люди, бывалые в Угличе, опровергая клевету, утверждали напротив, что младенец отличается кротостью и умом… Таких людей было немного, и голоса их терялись в хоре клеветников и злоязычников. Старания последних были не бесплодны, их поддерживали болтуны и легковерные, но и этого казалось Годунову недостаточно, и смерть Димитрия-царевича была решена.