Неторопливо размышляя, я снял комбез, оставшись в одном нательном белье, и повесил его на вбитый в стену дюбель. Потом положил ПДА в пределах досягаемости руки, уселся на угол лежака возле стола, сдвинул засохшую корку, расстелил тряпицу и принялся чистить автомат. Дощатые стены, создавая иллюзию отдельной комнаты, от звуков, однако, абсолютно не изолировали.
— … и вот, значится, я, значится, всех снорков поубивал, а тут на меня топотун выскакивает. Я его, значится, с подствольника — тыдыщ, а ему, гаду, значится, пофиг. Я ему «лимонку» под ноги — хабах, значится, «лимонка» — быдыщ, а он, значится, все равно на меня прет. А тут еще, значится, химера сзади меня ка-а-ак зарычит — и кинулась. Я, значится, на землю упал, она, значится, надо мной пролетела и в контролера врубилась…
— Какого контролера? Топотун же был?
— Ну я и говорю — топотун. Я по ним обоим из подствольника — бабах…
— Да когда ж ты перезарядиться то успел?
— Вот ты, Арагорн, доколебался! Пока лежал — и перезарядился. Так мне дальше рассказывать, или нет?
— Да ладно, я ничего. Ври дальше, оно у тебя забавно выходит…
— Ну так вот, а химера с топотуном….
И тут меня прострелило. Возвращаясь мимо Рыжего Леса, я видел, как топотун химеру по кустам гонял. Уступая химере в скорости, топотун своим визгом может обездвижить любого. Из-за того, что они топают, когда визжат, словно капризные дети в магазине возле витрины с игрушками, псевдогигантов и зовут топотунами. Или топтунами, это уж кому как угодно будет. Если того топотуна химера разозлила или поранила — то он ее по-любому достанет. Этим он на носорога похож. И перебъет химере хребет. Если он ей на голову не наступил — то у меня есть шанс заполучить химеру для трактирщика.
Подхватив ПДА, я рванул к выходу, отодвинув задвижку щеколды и едва не сорвав с петель дверь. Пробежав по бомбоубежищу и уже отодвигая тяжелую дверь, я услышал сзади гул голосов и клацание затворов. Выскочив на свежий воздух, я метнулся к ближайшему световому пятну и начал набирать на капэкашке запрос. Пыхтя, из подвала выбежал сталкер в полузастегнутом комбезе с автоматом в руке, и подбежал ко мне.
— Что случилось?
— Да ничего, бабушке забыл спокойной ночи пожелать, — ответил я, продолжая набивать текст и не поднимая головы.
— Вот дурной! Всех перебаламутил! Бабушке он… тьфу… — сталкер сплюнул, и отправился обратно в бомбоубежище. — Отбой тревоге! Он бабушке написать забыл!
На запрос откликнулись Айрон и Леший, находящиеся в районе Рыжего Леса, но порознь друг от друга. Им я и предложил поутру, объединив усилия, посмотреть химерину голову в кустах, но так, чтобы не оставить там свои. И назвал цену, которую за эту голову можно получить, если она в приличном состоянии, и сгодиться для чучела. Цена их вдохновила, в ответ мне было прислано, что поутру они встретятся, и, если в кустах найдется тушка химеры, а при химере — годная к использованию голова, то они вместе с этой мечтой чучельника немедленно прибудут в Бар. То, что за ночь труп химеры может обглодать зверье, я не боялся. Позариться на это мясо может только чернобыльский кабан, а их в окрестностях Рыжего Леса не особо много водится, это вотчина слепышей и чернобыльских псов.
Возвращаясь через лежбище сталкеров к месту постоянной на эту ночь дислокации, я услышал много нового про придурков, бегающих ночью на улицу в кальсонах писать эсэмэски бабушкам. Поднятые со своих мест сталкеры перегыгыкивались как котики на берегу Баренцова моря из передачи про природу.
Утро началось с сюрпризов из разряда подарков. Направившись в сторону Армейских Складов для разговора со Скрягой, основным торговцем и каптерщиком, по совместительству, группировки Свобода, что называется «не отходя от кассы», а если быть точным — не уходя далеко от Бара, я наткнулся на искомое. А вернее на то, что спокойно заменяло разговор со Скрягой. Это искомое в две глотки храпело за остовом разбитого грузовика, прямо возле стены крайнего к асфальтовой ленте здания. Комбез с разного рода вставками и прибамбасами позволял издалека идентифицировать одно из тел как Диму Тюнинга. Вторым оказался тоже Дима, по прозвищу Котяра. Оба — из Свободы. Две пустые бутылки из-под водки наглядно говорили о причине их падения и отключения от связи с внешним миром.
— Здорово, Димки-невидимки! Что, водка позвала в дорогу? Долговцам пошли морды бить, да асфальт кончился?
— А, здароффф…- Тюнинг на мгновение приоткрыл глаза, и, не докончив фразы, отключился.
— Это кто? Кто тут? — Котяра поднял круглое, заспанное лицо и сквозь щелочки заплывших глаз попытался меня рассмотреть. Потом сел, энергично потер ладонями лоб и щеки, кончиками пальцев потрогал запухшие глаза, посмотрел на меня и расплылся в довольной улыбке, которой позавидовал бы его чеширский тезка. — Хочу домой, в Японию! Здорово, Отшельник!
— И снова здорово. Вы чего тут делаете, болезные?
— Так у нас это, водка вчера кончилась. И у Скряги кончилась. Вот мы и пошли к Дядюшке Оффу, за водкой. Да что-то устали по дороге, и присели отдохнуть. Видать, задремали маленько. — Котяра, потягиваясь, раскинул руки, выгнул спину, распрямляющаяся левая нога зацепила жалобно звякнувшие бутылки. Он резко замер, и задумчиво уставился на них. — Или мы дошли, и уже обратно устали? Димка, мы вчера до Дядюшки дошли или нет?
Тюнинг что-то невнятно пробормотал в ответ, повернулся на бок и свернулся калачиком. Котяру такое невнимание со стороны товарища сильно задело, и он резко повернулся в сторону соратника, с намерением хорошенько его потормошить, но тут же охнул, ухватился за голову и жалобно попросил:
— Отшельник, дай водички, а?
Я отстегнул флягу и протянул страдальцу. Котяра, запрокинув голову, сделал несколько больших глотков, и удовлетворенно закряхтел. Потом навалился на товарища, и аккуратно, тонкой струйкой полил ему водой из фляжки на ухо. Тюнинг, ошалело мотая головой, резко сел, сбрасывая с себя Котяру, а потом набросился на него, пытаясь подмять под себя.
— Борьба нанайских мальчиков! Цирк уехал, клоуны остались, вы продолжайте, я сейчас зрителей подгоню.
Тюнинг отнял флягу, приложился, протянул ее Котяре, потом мне, потом обратно Котяре, в итоге приложился еще раз, и, крепко вцепившись в нее руками, уставился на меня.
— Я как сюда попал?
— Тюнинг, ты это у меня спрашиваешь? Вон, у Котяры спроси.
Свободовец послушно повернулся и спросил:
— Я как сюда попал?
Котяра задумчиво уставился на него и ответил, почесывая нос:
— Дим, а я думал, что ты лучше знаешь…
Через пять минут, опустошив флягу, и вернув мне пустую баклажку, друзья рассказывали, что вчера отмечали день рожденья Повара, сначала водка кончилась у именинника, потом на кухне, потом она отчего то закончилась у Скряги. И тогда они вдвоем, не удовлетворенные подобной перспективой окончания вечера, пошли устраивать продолжение банкета в бар к Дядюшке Оффу. Сначала они хотели идти в трактир к Сержанту, но побоялись не пройти фэйсконтроль на входе, потому, что были немного выпимши, и от них пахло водкой. В отношении момента — когда они устали и присели отдохнуть — до захода в бар, или после — друзья во мнениях разошлись. Период нахождения в баре ни один из них не помнил, но и то, откуда взялись две пустые посудины — внятно они объяснить не могли.
— А это вам зачем? — спросил я, кивнув на торчащий из кабины грузовика ствол ручного пулемета. Котяра недоуменно посмотрел на ствол, потом на Тюнинга, тот невозмутимо пояснил:
— Это я на всякий случай прихватил. Вдруг слепыш набежит, или тушкан выскочит…
— Ну да, ну да, не прожить в деревне без нагана…. Димки, разговор есть серьезный…
Через полчаса мы обо всем договорились. В случае появления «золотых рыбок» у Скряги, или у свободовцев вообще, Тюнинг их забирает или выкупает, как «крайне необходимый артефакт для тюнингования и модернизации экзоскелетов, комбезов и оружия». Прошедшие через руки Тюнинга вещи ценились очень высоко, а Скряге приносили постоянный и немалый доход. Поэтому за появление бесконтрольных «золотых рыбок» со стороны свободовцев можно было не волноваться. Попутно я договорился о переделке пары стволов для себя по умеренной цене.