— Добрый день. Мне было назначено сегодня… на собеседование.

Шушуканье. Приглушенный голос: "На собеседование какое-то". Взволнованный голос девушки:

— Вы знаете, собеседования сегодня, видимо, не будет.

— А когда?..

— Ой, понимаете, у нас сейчас проверка, налоговая полиция, вот… попробуйте перезвонить на следующей неделе…

Он сидел обхватив голову руками. Этот проклятый отчет надо было сдать еще вчера, но он затянул, и вот пожалуйста — сегодня файл не открывается. Он сходил к администратору. Тот поковырялся в компьютере и развел руками. Отчета нет. Наверное, надо начать составлять его снова, но ему было страшно об этом подумать.

Опять не будет премии. Кредит уже просрочен, из банка звонили и спрашивали, когда он собирается заплатить. Он что-то отвечал, он не помнит. Он не знает когда. У него нет денег.

Сегодня придет та женщина. Она уже приходила и требовала решить. Она говорила, что так нельзя. Что так больше продолжаться не может.

Что же делать-то теперь, пропади оно все пропадом!

Нет, надо… надо…

С завода напротив раздался вой сирены. Во дворе принялись мерно ударять в рельс чем-то железным.

Радио хрюкнуло, и профессионально бесстрастный голос произнес: "Внимание. Внимание. Прослушайте важное правительственное сообщение…"

Свет мигнул и погас.

МАРК КАЦ

РЕЦЕПТ

Добрый день. У вас есть патроны? Отлично! Я бы хотел одну упаковку… Да нет, проблемы есть. У меня нет рецепта. Знаю, что не имеете права. Но мне очень нужно! Нет, мой врач не выпишет…

Ну как вам объяснить… Ладно, расскажу все по порядку.

Я по природе своей консерватор, ко всяким новомодным штучкам отношусь с подозрением. Буллетерапия мне поначалу показалась какой-то профанацией. Ну сами посудите: я плачу своему психоаналитику двести долларов в час, хожу к нему три раза в неделю уже чертову уйму времени, а толку чуть. По-прежнему комплексы, всего боюсь, руки потеют, поджилки трясутся. Да, да, вижу, вы меня понимаете.

А тут эти умники со своим: "Стреляй и не бойся!" Да всего по 99 долларов в час! Естественно, я, человек осторожный, до бесплатного сыру не слишком охоч. Но финансы поджимают, дети новые игрушки просят, жена опять-таки… В общем, решил я сходить.

Смотрю, а док сам вроде парень робкий, да что там, просто трус. Но силится, руку пожал, улыбнулся. Сначала все было похоже на обычный сеанс: кушетка, разговоры. Я и сам не заметил, как оказался в какой-то подворотне с пистолетом в руках, а на меня громила прет. Врач рядом стоит, тоже трусит. Бандюга все ближе, я стою как вкопанный, а док как крикнет: "Че стоишь, стреляй!" Я и пальнул. Тот гад в лужу мордой, а доктор меня по плечу хлопает, улыбается. Что, говорит, не страшно теперь?

Да, правильно, это гиперболизированная инициация. Того громилу я потом в городе видел, он мне даже кивнул. Но чувство мне понравилось, смотрю, работает идея. Впервые сам попробовал, когда к выступлению готовился. И так нервничаю, а тут еще этот директор стучит, говорит, поскорей, торопит, нервирует, о регламенте стал говорить. Я струхнул, потянулся за валидолом, а в кармане пистолет. Две пули я в него всадил. И сразу нестрашно стало. Лекцию прочел — на загляденье.

Чем дальше, тем лучше. Боюсь, что на работу опоздаю, что на сигареты не хватит, с продавщицей в магазине пофлиртовать — все как рукой снимает. Здорово. К доктору регулярно захожу, рецептик на патроны беру. По две пачки в неделю уходило.

Но потом начались эти сообщения в прессе, что врачи умирают каждый день. Неспокойно стало на душе. Если что — где патроны брать? И врач мой стал подозрительно себя вести. В пол глядит, руку жмет нехотя. А в тот вечер заявляет вдруг — бланки, мол, закончились, приходите послезавтра. Врешь, думаю, голубчик, еще на прошлой неделе видел я у него стопку бланков. А тут бац — входит его секретарша и говорит: билетов на завтра не осталось. Эге, смекнул я, сматывается, гад. Тоска накатила. Что теперь, где рецепты доставать? Как я без них? Страшно!

Застрелил я их обоих. Все патроны, что у него в кабинете были, забрал. Да вот закончились. Третий день уж я без патронов. Почти. Один-то остался, берегу…

Для чего берегу? Да так. На всякий, на пожарный. Если уж совсем страшно станет, что патронов не достану. Так вот!

Эй, да что вы? Пошутил я! Не стал бы я простого аптекаря трогать! Зачем?! Не бойтесь меня, не бой…

ЗЭЕВ ГУФЕЛЬД

ЭТО КТО ПОД ОДЕЯЛОМ

Он ввалился в дверь, как сквозь финишную ленточку: всё!.. Дома!

Напряжение, кипящее всю безумную неделю командировки, достигшее пика при бесконечном (сутки!) перелете домой, рассасывалось с каждым его шагом к креслу. Он обмяк в это кресло, как надувная игрушка с выдернутой пробкой.

"Я надеялся, меня хватит до самого душа", — подумал он, даже не сопротивляясь дремоте. Нет, так не годится, все же следует помыться, и нелишне перекусить.

Тут же захотелось есть. Не хотелось готовить.

Удачно, что Сюзанна дома: когда проснется — покормит любимого мужа. Впрочем, какая Сюзанна? Она часа три как на работе. Это складка на одеяле. Значит, надо вставать самому.

Он вставал медленно-медленно — в поисках некоего баланса, который бы не позволил его телу сложиться обратно в кресло. После чего сделал над собой героическое усилие, полностью ушедшее на копание в шкафу в поисках чистого белья. Затем эпопея под названием "Великий поход в ванную комнату с последующим раздеванием".

Душ возмутил своей бестактной энергичностью. Это помогло, хотя не столько взбодрило уставшее тело, сколько гальванизировало его.

В одних трусах, босиком, он вышел из ванной. Домашний халат, вцепившийся в правую руку, пьяно тащился за ним по полу. Он стряхнул «собутыльника» на кровать и усмехнулся: рука в последний момент притормозила, чтобы «пьяный» халат не упал на Сьюзи… на складку одеяла… под которой могла быть и Сьюзи… Ну-ну.

"Пойду-ка сварю себе кофе". — И, бросив быстрый взгляд на Сью… на складку, направился на кухню.

Странно пить кофе вместо того, чтобы лечь в постель. Но была какая-то мысль или ощущение, которое стоило обмозговать.

Глоток — и ароматная волна обожгла, но пробилась сквозь зуд тревоги. Второй глоток — и туман рассеялся почти окончательно: конечно, это все от усталости.

"А вдруг она умерла? — Он не поперхнулся, а пожал плечами и продолжил пить. — Умерла во сне?! С ее-то астмой…"

"Бред".

Он подумал, не заварить ли еще чашечку. Нет, лучше возьму кекс. Кстати, надо бы позвонить ей. Конечно, для того, чтобы не волновалась: я уже приехал.

Мимо: она отключила свой аппарат. Или не включила. Да нет, разумеется, отключила. Он снова направился в спальню и остановился, глядя на злосчастную складку. Или не включила.

Почему, она же знала, что я приеду. Потому что… да нет, она ведь жаловалась на батарейку. Конечно, так оно и есть.

Что-то защекотало по ноге. Он вздрогнул и сообразил: раскрошившийся кекс. То, что осталось, запихнул в рот; а ковер придется почистить.

Бесшумный пылесос выл, как стадо слонов на похоронах. Это и мертвого разбудит.

Не разбудило.

Само собой: там никого нет. Там, скорей всего, ее пижама… или халат… или все вместе… она же спешила, она всегда спешит… рука судорожно хлопает по тумбочке, торопясь найти аэрозоль, но не находит, так как баллончик упал от первого же толчка плечом (она всегда дергала плечом, когда начинался приступ), но рука этого не знает и слепо хлопает по полировке, оставляя потные круги (как лягушка пузом): шмяк! Шмяк! Шмяк! Уже реже! Уже…

Э-э-й! Мозги поехали? У-уф, как жарко.

Неприятно сознавать себя идиотом. Он собрался было расстроиться, но мысль — одна из тех простых и логичных мыслей, которые, набивая себе цену, никогда не приходят вовремя, — наконец-то явилась и к нему: "Отброшу одеяло и посмотрю, что там. Уверен, всего лишь тряпки… И никаких "или"!"