Он сидел за столом и писал. Подняв на меня усталый и равнодушный взгляд, он кивком указал мне на стул около стола, дописал что-то в еженедельнике, закрыл его, спрятал под замок в ящик стола, жестом велел охранникам выйти и уставился на меня.
— Рассказывай, Абрикосов, — велел он.
Я бы рад. Но что я мог рассказать? Только правду. Шеф слушал меня, прикрыв глаза, и не верил ни единому слову. Это читалось на его скучающем лице. Но он, не прерывая, выслушал все до конца.
Побарабанил пальцами, вызвал к себе Володю и приказал связаться с экспертами, пригласить врачей, чтобы провели анализы. Если меня три дня держали в забытьи, значит, использовались какие-нибудь наркотики. В организме должны наверняка остаться их следы. Володя скептически покачал головой, но оспаривать приказ шефа не рискнул.
Шеф посидел, помолчал. Потом вызвал охрану, и они привели Семена, совершенно убитого и поникшего. Он понимал, что влип со мной в дикую историю. У него было двое детей, и потеря такой суммы денег оказалась бы для их семьи просто катастрофой. Он осунулся и почернел лицом, глаза ввалились и лихорадочно блестели.
— Значит, так, — тихо сказал шеф. — В следственные органы мы пока дело передавать не стали. Пока. Проведем сначала внутреннее расследование. Мы не хотим отправить за решетку ни в чем не повинных людей и тем самым подорвать репутацию банка. Но и выбросить эти деньги на улицу мы тоже не можем себе позволить. Пока идет расследование, вы должны подписать долговое обязательство банку сроком на десять дней, по двадцать пять тысяч долларов каждый.
— Я виноват один, — вставил я робко. — Я и подпишу на все.
— Каждый по двадцать пять тысяч долларов, — словно не услышав меня, повторил шеф.
— А если мы откажемся? — спросил не очень уверенно Семен.
— Тогда все будете объяснять следственным органам. И почему-то я думаю, они все свои сомнения истолкуют не в вашу пользу. Впрочем, поступайте как знаете. К сожалению, это все, что я могу для вас сделать. Расследованием займутся наши лучшие люди. Все это время вы будете находиться на службе, получать жалование. Можете даже взять отпуск, только никуда не выезжать.
— У нас есть время на размышление? — спросил я.
— Только до дверей моего кабинета, — усмехнулся шеф.
— Мы согласны, — тихо выдохнул Семен, опустив голову.
А мне, собственно, что оставалось делать?
У главбуха, который прятал от нас сочувственный взгляд, мы подписали все положенные бумаги, превратившись в крупных должников банка. Я слабо верил, что проведенное частным образом расследование даст какие-нибудь результаты. Посему стал думать, где и как мне достать эти проклятые тысячи долларов. Да ещё за десять дней.
Приехали врачи, взяли анализы, сказали, что готовы они будут только через три дня. Сложные анализы и очень дорогие.
Вышел я со смешанным чувством. С одной стороны, я вроде как должен испытывать благодарность шефу за то, что он не передал сразу материалы в следственные органы, которые долго с нами возиться не стали бы. Но, с другой стороны, слишком уж все это получалось келейно. И если до этого у меня все же теплилась надежда, пусть и мизерная, то теперь не отпускало ощущение, что меня просто-напросто прижали к стенке и начнут вот-вот выворачивать карманы, пользуясь моей беспомощностью.
Над ухом у меня раздался тяжелый вздох. Я обернулся, рядом стоял Семен. Он глядел невидящими глазами прямо перед собой.
— Ты извини меня, брат, что втянул тебя в эту дурацкую историю, — не очень уверенно проговорил я.
Но Семен неожиданно откликнулся совершенно без зла:
— Да брось ты, Володя. Я тебе верю. Какая-то дикая история произошла… Только что за ней стоит, не пойму.
— А что не так? — вскинулся я.
— Да, понимаешь, для грабежа простого слишком уж все закручено, сложно. Да, слишком. Ну, взяли деньги и смылись. А тут три дня где-то держали, чем-то опаивали, кололи. Зачем? Угнали опять же машину, это же вообще совершенно бесполезный риск.
— И откуда знали, что я повезу деньги? Ведь конец рабочего дня, поездка не запланированная. Чего он там ждал в машине? Машина-то курьерская, а не инкассаторская, зачем он в неё забрался? Если он так хорошо подготовился, лез бы тогда в инкассаторскую сразу.
Я смотрел на Семена, словно ждал от него ответа. Но он только плечами пожал.
— Сам не пойму. С одной стороны, вроде все хитроумно, а с другой глупее не придумаешь… Ладно. Что делать будем?
— А что делать? Пойду в отпуск на десять дней. Не торчать же на службе, чтобы на тебя все пальцем показывали да за спиной шушукались.
— И то верно, — вздохнул Семен. — Ты мне позвони, встретимся, помозгуем. Надо малость котелок в порядок привести.
— Хорошо, — согласился я. — Обязательно позвоню. Чует мое сердце, что-то здесь не чисто.
Мы уже прошли через двор, когда нас окликнули и позвали получить отпускные. Мы вернулись к кассе, постучали в окошечко, и сначала Семен расписался в ведомости и получил деньги, потом я наклонился к окошечку, да тут же и выпрямился, пребольно стукнувшись головой. За спиной я услышал, как кого-то окликнули:
— Владислав Николаевич!
Потирая ушибленное место, я осторожно оглянулся и увидел телохранителя шефа Володю, который разговаривал в конце коридора с плотным, хотя и не очень высоким мужчиной. Я не успел его хорошенько рассмотреть, потому что меня весьма настойчиво приглашали получить деньги и расписаться. Я поспешно сунул отпускные в карман, не считая, схватил ведомость и едва не чиркнул подпись в неположенном месте.
— Погодите! — остановил меня кассир, указывая пальцем, где я должен поставить свой автограф.
А я оцепенел, открыв рот, и застыл с занесенной в воздухе ручкой. Немного ниже фамилии Абрикосов в ведомости значился Головко В.Н.! Меня даже холодный пот прошиб. Неужели владелец голубой украденной «Ауди» работает в нашем банке?!
Я торопливо подмахнул свою закорючку и опять оглянулся. В конце коридора уже никого не было.
— Ну чего ты, пойдем! — потянул меня Семен.
— Нет, нет, — остановил я его, — мне ещё позвонить надо срочно.
— Я подожду? — спросил Семен, о чем-то догадавшись по моему лицу.
Я молча кивнул и отправился по коридорам банка, заглядывая в кабинеты, пытаясь отыскать пустой, с телефоном. Никого не оказалось у курьеров, я быстро подошел к аппарату и набрал номер. Слава Богу, попал я сразу.
— Это ЦАБ? — пропел я. — Будьте любезны, это Никитин говорит из тридцать шестого…
— Опять ты, Никитин? — ответил мне грудной женский голос. — Тебе ещё не надоело? Третий раз сегодня звонишь.
— А что делать, если без документов пьют? Подтверди-ка мне данные…
— А пароль кто будет называть?
— Да я уже третий раз звоню…
— А хоть бы и десятый. Порядка не знаешь?
— Да знаю, знаю.
— А знаешь — так соблюдай.
— Ладно. Рябина. А данные нужно подтвердить на гражданина Головко Владислава Николаевича.
— Соответствие?
— Да нет, адрес и телефон. В плохом состоянии, сейчас будем в больницу отправлять, «скорую» вызвали. Надо домой ему позвонить или подъехать.
Телефонистка надолго замолчала, чем-то шуршала, что-то перекладывала, потом сама куда-то звонила.
— Слушаешь, Никитин? — спросила она наконец в трубку.
— Слушаю, слушаю, — буркнул я, внутренне ликуя. — Ты что, на Северный полюс ходила?
— Куда надо, туда и ходила, — рассердилась телефонистка. — Записывай данные. Он засекреченный. Только по запросу сведения выдаются. В порядке исключения диктую. Пиши, запрос потом отправишь. Только не забудь, ладно?
— Ладно, — радостно согласился я. — Диктуй, спасибо.
Я записал адрес и телефон, положил бумажку в карман и вышел.
Мне навстречу попался Володя. Он на ходу читал какую-то бумагу.
— Володя, я спросить у тебя хотел… — попытался я остановить его.
Он только отмахнулся:
— Пойдем ко мне, там расскажешь.
Я, решив не тревожить его напрасно, последовал за ним. Я ни разу не был в его кабинете и даже не знал, где он находится. У нас в банке существовало негласное и строгое правило: без нужды по кабинетам и коридорам не шастать. Володя свернул направо, за угол, куда я совершенно точно никогда не заглядывал. Кабинет его находился в самом конце коридора. Он быстро набрал цифры на замке-шифраторе и открыл дверь, приглашая меня войти.