Антонина Антоновна не торопилась стучаться в сердца маленьких жильцов - она только спросила, как их зовут. Костя едва слышно назвал себя, а его сосед, не поднимая глаз, пробормотал:
- Всеволод Булкин…
- Что же, Костя и Сева, посмотрите, где жить будете.
Это была просторная боковушка с бревенчатыми нештукатуренными стенами. Дверь в нее вела из сеней. Два деревянных топчана, покрытых серыми одеяльцами, столик и табуретка - вот и вся обстановка. Антонина Антоновна рассказала мальчикам, что боковушку пристроил к дому ее сын Василий Федорович Галкин, чтобы в тишине писать диссертацию по своей специальности. Да вот не пришлось Васеньке стать кандидатом технических наук - ушел воевать, и пристройка опустела.
- А нательное бельецо у вас есть? - помолчав, спросила она. - Покажите-ка, сынки…
В узелке, развернутом Костей, оказались длинноухая шапка из молодого оленьего меха, полотенце и алюминиевая кружка; Сева вынул из баула пару трикотажного белья, летние белые туфли, голубое кашне.
- Голь перекатная! - вырвалось у старушки. - Дождем шито, ветром подбито…
- Я не голь! - сердито блеснул глазами Сева. - Мы в Каменке жили не хуже, чем вы.
- Папаша-то что делал?
- Агроном эмтээс! - с гордостью ответил Сева и тихо добавил: - А теперь он красный партизан против фашистов.
- А мамаша где? - нерешительно спросила Антонина Антоновна.
- В Каменке, - отрывисто проговорил Сева, отвернулся и стал приводить в порядок баул, а когда старушка, вздохнув, ушла, он заочно продолжил спор: - Конечно, они хорошо живут, а все-таки пускай не гордится. Подумаешь, голь! У них в гостиной мебель под чехлами, фикусы большие… Я из кухни видел. А у нас тоже так было, даже лучше… Только шкуры медвежьей на полу не было, потому что на Украине медведи не водятся. - Он посмотрел в оконце и нашел крупный изъян в хозяйстве: - Сеновал у них без сена, коровы, наверное, совсем нет, а у нас две сразу было. Вот вам и «голь перекатная»…
- И собаки нет, - добавил Костя. - У Митрия тоже две было.
- Две коровы?
- Не, собаки… Муська да Кусачка.
После всех происшествий этого дня Костя размяк, острые блестящие песчинки закололи глаза. Он протер их кулаком, зевнул, ощупал поясок брюк, убедился, что «свин-голова» и тамга - его богатство и гордость - не потерялись, разделся и лег. Он лег на жесткий тюфячок, укрылся шершавым одеяльцем, и это ложе показалось ему таким теплым, таким-мягким… Тотчас же сон прильнул к нему и погасил все думы. Костя заснул…
…И, как ему показалось, сразу проснулся, разбуженный хриплым криком. С сильно бьющимся сердцем Костя сел на топчане. Было совсем темно, но он разглядел, что на другом топчане тоже кто-то сидит.
- Танк… Танк пришел! - захлебываясь, быстро проговорил Сева.
- Привиделось тебе, приснилось, - откликнулся напуганный Костя.
Топчан заскрипел. Освобождаясь от кошмара, Сева прерывисто вздохнул, что-то пробормотал, улегся, но чувствовалось, что он прислушивается к тишине.
- Видел я танки, - сказал Костя, чтобы нарушить тревожное молчание. - В старательском клубе на картине парад показывали. Много танков!
- То не такие… То наши, со звездой.
- А какие еще?
- С крестом… фашистский. - И Сева объяснил: - Фашисты в Каменку на танках прорвались. - Помолчав, он продолжал нерешительно, точно проверяя себя: - Танк с улицы в наш дом пришел. Все как повалится, мама как закричит… Потом смотрю - белый крест, а в середине черный… Танк через наш дом прошел…
- Зачем же? - шепотом спросил пораженный Костя.
- Чтобы через наш двор на другую дорогу выйти… Фашисты хуже зверей. Они хотят, чтобы Советской власти не было, чтобы мы рабами были. Они хотят нашу землю забрать. - Он долго молчал, а потом спросил: - Ты золото добывать умеешь? Правда? Не врешь?
- Мылся, - солидно подтвердил Костя. - Старался, конечно. Чего мне врать…
- А как это - моются, стараются? Ты мне расскажешь, да? Мне нужно… Мы на одной станции долго стояли - полдня. Там за вокзалом дом, и на стене большой плакат: «Старатели, дадим государству больше драгоценного металла! Больше золота - больше танков, пушек, самолетов для разгрома ненавистного врага!» Понимаешь? Фашисты у всех покоренных народов танки забрали. У них стало больше танков, чем у нас. Надо добыть на Урале много золота, купить тысячу танков и еще всякое оружие. Понимаешь? Сразу все на фашистов пустить, всех до одного передавить… Гады проклятые!…
Он говорил с увлечением и горячо.
- Ну ладно! Спи, - закончил он. - Завтра поговорим о деле…
Свернувшись клубочком, Костя, прежде чем заснуть, подумал, как хорошо было бы раздавить всех фашистов танками, чтобы ни одного не осталось на советской земле. Затем он принялся думать о Митрии. Лишь один по-настоящему родной человек был у Кости - веселый, добрый Митрий, а отца и матери Костя совсем не помнил: они давно умерли. Где Митрий? Далеко на фронте. Костя остался один… Спасибо заводу - его накормили, в бане дали пару чистого белья, устроили на квартире. Что он будет делать на заводе? Ему пока только и приходилось мыться-стараться на золоте, да молотком на строительстве бараков стучать, да еще немного белковать - белку бить. Но это уж совершенно лишнее в городе. А что, если ему завтра скажут: «Не годишься ты на завод, да и лет тебе мало. Ступай куда знаешь»? Поможет ли ему Миша Полянчук? Он хороший человек, этот Миша, и как жаль, что их разлучили!
Долго не мог уснуть и Сева, долго не возвращался сон, вспугнутый танком. Вдруг пригрезился белый домик под черепичной крышей, в густом саду. На крылечке стояла мама и ласково звала: «Севушка, пора обедать!» Слезы обильно потекли по его лицу. Он знал, что придет фашистский танк с белым крестом, и все повалится, и он, выбравшись из дома, побежит куда глаза глядят. Будет бежать долго-долго, пока не встретит красноармейцев. И уедет он на Урал и не вернется в белую, зеленую, солнечную Каменку…
Глава вторая
Утро было холодное, ясное. Стараясь не шуметь, Костя вышел на крыльцо и огляделся. Посреди двора был колодец с деревянным ведром, а на столбе сеновала висел заржавевший железный рукомойник.
Костя направился к колодцу - достать воды, умыться - и вдруг услышал за спиной глухое рычание. Он сначала оцепенел, потом заставил себя неторопливо, спокойно обернуться и увидел громадную пепельно-серую сибирскую лайку в пышном воротнике, с оскаленной мордой. Неожиданная встреча не обещала ничего хорошего. «Медвежатник! - мелькнуло у него в голове. - Худо будет». Только неподвижность могла отсрочить начало военных действий - отсрочить, но не отменить. Собака приседала, готовясь к нападению. Нужно было что-то предпринять.
Во дворе разыгралась немая сцена. Костя взлетел, как мячик. В воздухе мелькнула собака, щелкнула зубами, мягко упала на лапы, быстро обернулась, будто обожглась о землю, и подняла морду. Сидя на жердях сеновала - поджав ноги и обхватив колени руками, - Костя внимательно, серьезно разглядывал обманутого врага, не выдавая своего торжества.
- Ну, чего ты? - медленно проговорил он. - Я тебя не трогал, а ты на меня… Чего нужно? Я свой, понимаешь? Свой, здесь живу… Совсем глупый пес!
Обескураженная неудачей, собака, склонив голову, недоверчиво прислушивалась к словам незнакомца.
Стукнула рама окна. Послышался повелительный голосок:
- Шагистый, тубо! Шагистый!
У окна стояла худенькая девочка, вероятно одного возраста с Костей, и разглядывала его с улыбкой. Она причесывалась, встряхивая головой, чтобы помочь гребню, который запутался в пушистых светлых волосах.