16 января восстал Подол, затем 130 красногвардейцев с Подола прорвались в верхнюю, центральную, часть города и по улице Владимирской подошли почти к самому зданию Центральной Рады, обстреливая его окна из пулеметов. Осколки разбитых стекол падали прямо в зал заседаний. Восставшие были в 200 шагах от Рады. Положение становилось критическим... Деятели Центральной Рады и служащие секретариата вооружились, заседание было прервано, делегаты спустились в подвал.

Тогда около 30 офицеров военного министерства, что находилось в двух кварталах от позиций подольских красногвардейцев, во главе с заместителем министра полковником Жуковским, взяв винтовки, пошли в штыковую атаку и обратили в бегство передовые силы восставших у Золотых ворот и отеля «Прага». К офицерам присоединилось еще до сотни солдат... Этими силами они отогнали «красных» за Святую Софию.

Большевики, потеряв 80 человек убитыми, бежали на Подол. Но на следующий день еще 120 красногвардейцев с Подола пытались прорваться на Крещатик. Часть центра города оказалась в руках восставших, и их отряды опять рвались на Владимирскую к зданию Центральной Рады. И снова судьба Центральной Рады весела на волоске. Только своевременное появление на месте боев 250 солдат из украинизованного Гордиенковского полка, что прибыли в столицу из Прибалтики, спасло судьбу Центральной Рады. И снова восставшие были загнаны на Подол, оставив на Крещатике и соседних улицах около 70 убитых. Лишь к 20 января восстание на Подоле было подавлено.

18 января во второй половине дня петлюровцы подошли к днепровским мостам и увидели панораму Киева. Через реку доносились раскаты артиллерийской и пулеметной стрельбы. И рабочие слободки, что на левом берегу Днепра, встретили прибывших огнем. К Киеву надо было еще прорваться через восставшие окраины. Разметав окопавшихся большевиков, части петлюровцев вышли на мост через Днепр, который также пришлось штурмовать с боем.

Восставшие Киева обороняли мост силами 60 красногвардейцев при броневике и нескольких пулеметах. Штурм был отчаянный, ведь гайдамаки знали, что счет времени пошел на минуты, что в Киеве решалась в эти часы судьба страны. Во главе цепи гайдамак бежали Петлюра и Волох. Петлюра тогда почувствовал в Волохе человека храброго, сильного, преданного идее... Но как потом Петлюра «обожжется» на этом человеке!

Он тогда еще не знал, что именно в этот серый день — среду, 18 января — в Киеве произошли серьезные политические изменения. Премьер Винниченко распустил социал-демократический Совет министров УНР, предоставив одному из лидеров эсеров, Всеволоду Голубовичу, сформировать новый кабинет.

Справка: Голубович Всеволод (1890—?) — инженер, член УПСР, в 1917г. — член Центральной Рады, генеральный секретарь железнодорожного транспорта, генеральный секретарь торговли и промышленности. В 1918 г. — премьер-министр УНР. Отошел от политики в 1921 г., после того как был осужден как «контрреволюционер». В 30-е годы репрессирован.

Кабинет Голубовича оказался самым молодым из всех возможных — его составляли двадцатилетние! Военным министром стал никому не известный эсер Немоловский.

Но следующее известие было еще более ошеломляющим — Малая Рада приняла эсеровский «Земельный закон», разработанный Шумским и Христюком. Это был очень революционный, радикальный закон, и Петлюра не поддерживал его принятия как анархического, потому что считал, что подобный закон способен только усилить хаос в стране. Очевидно, эсеры рассчитывали использовать этот закон как последний шанс, надеясь таким образом выбить из рук у большевиков их «земельный козырь», склонить последних к мирным переговорам, показав свою «сверхреволюционность». Этим законом ликвидировалось право собственности на землю, а крестьянским земельным комитетам передавалось право уравнительного раздела земли. Нормой надела было решено избрать отвлеченную величину: «сколько сам крестьянин может обработать». Премьер Голубович обещал рабочим ввести восьмичасовой рабочий день, ликвидировать безработицу... Однако продуманной экономической программы у эсеров не было, они шли путем большевиков: требовали немедленного мира с германцем и немедленной передачи земли крестьянам.

Ушедшие в отставку министры социал-демократы были даже рады в самые критические часы свалить со своих плеч ответственность. Их терзали сомнения, страх, неуверенность... Ведь они уже практически ничем не руководили, кроме нескольких еще не разбежавшихся «министерских» канцелярий. Бывший премьер Винниченко уже через неделю напишет в своем дневнике: «...неужели мы, сами того не сознавая, не чувствуя, выступаем как контрреволюционеры? А что если народные комиссары правы, ведя Россию, вместе с Украиной, к социалистической революции?»

Петлюре не нравился нервный и самолюбивый премьер Голубович, способный оратор, но слабохарактерный человек, что уже развалил ведомства, которые возглавлял. Но выбирать солдату не приходилось.

Поздним вечером 19 января отряд Петлюры, приблизительно в 900 человек при 8 пушках, вошел в заснеженный, темный и испуганный город. В это же самое время к «Арсеналу» прибыл из провинции еще и Черноморский матросский украинский курень. На пути бойцы встречали десятки окоченевших трупов людей и лошадей, разоренные бандитами во время безвластия магазины... В большинстве районов восстание уже прекратилось, только у «Арсенала» и у железнодорожного вокзала рвались снаряды. Части Петлюры и «черноморцы» сменили уставшие за пять дней боев за «Арсенал» киевские подразделения и сразу бросились в наступление. Однако первая атака гайдамаков была отбита...

Киевские солдаты-республиканцы с удивлением вглядывались в петлюровских гайдамаков с «бритыми головами, с долгими черными осэлэдцами за ухом».

Приход под стены «Арсенала» петлюровцев вызвал настоящую панику среди защитников завода. Они ждали подкреплений, но только своих... Перешедшие было на сторону восставших солдаты украинского полка имени Хмельницкого покинули оборону «Арсенала» и сдались гайдамакам.

Арсенальцы к этому времени были сильно утомлены пятидневным круглосуточным боем, угнетены большими людскими потерями (около 250 человек) и тем, что заканчивались патроны, отсутствовала вода, электричество, медикаменты, разочарованы отсутствием обещанной большевиками подмоги... Руководители восстания в большинстве своем уже бежали с «Арсенала» через тайные подземные ходы, часть защитников разошлась по домам, видя бесперспективность и обреченность дальнейшего сопротивления. За стенами «Арсенала» остались только самые стойкие — до двухсот бойцов, усталые и израненные.

В киевских газетах за 20 января Петлюра обнаружил «Воззвание» нового эсеровского Совета министров УНР, которое призывало народ к сплочению против восставших. Новые «революционные» власти изумляли формулировками воззвания, в котором восставшие назывались «уголовными элементами», «разбойниками и погромщиками», «черносотенцами»... В газетах утверждалось, что 70% восставших — «злодеи и грабители». Это было неправдой, просто неумелой контрпропагандой, которая только вредила республиканским властям, ведь Красная гвардия формировалась преимущественно из киевских рабочих, из идеалистов, мечтавших о справедливом обществе.

21 января — последний день обороны «Арсенала». Утром этого дня было решено провести общую атаку завода. Семь пушек прямой наводкой стали стрелять по «Арсеналу», надеясь пробить толстенные крепостные стены. Наводил пушки сам бывший царский генерал-майор Василий Кирей (этот генерал в 1919 году перейдет в армию Деникина). В могучих стенах «Арсенала» артиллерией был сделан пролом, в который ринулись нападающие... С крыш соседних домов по арсенальцам ударило 15 пулеметов. Найдя снаряды для дымовых завес, петлюровцы обстреляли ими «Арсенал», и все стены его окутались дымом. Это дало возможность гайдамакам приблизиться к «Арсеналу», ринуться в атаку. О. Шпилинский вспоминал уже в эмиграции:

«Гайдамаки, вперед! — махая булавой, энергично кричал атаман Петлюра. — Атаман Волох, начинайте! Ну, гайдамаки, с Богом! Вперед знамя! Бейте еще, еще раз, не дайте дыму разойтись!»