– А теперь давай сюда сумку, – сказал байкер.

– В ней ничего нет. Только книги.

– Я люблю читать. Бросай сюда!

Джон открыл рот и выпустил наружу слово, отчаянно бившееся у него в мозгу:

– Нет!

– Нет?

Черный глаз приблизился.

– Senor, дайте ему, что он просить.

– Не нарывайся, парень, – с улыбкой пай-мальчика пригрозил байкер. – Ишь, не хочет отдать мне сумку…

Ствол пистолета дернулся к виску Джона. Джон вздрогнул.

– Не хочет отдать мне сумку…

Блеск металла, и холодное дуло прижалось к плоти. Джон закрыл глаза, как будто это могло предотвратить развязку.

На лице мексиканки застыл ужас.

Байкер отвел руку с пистолетом немного вверх и тут же с размаху ударил Джона по голове. Фейерверк из глаз, все поплыло. Джон увидел мчащийся на него пол. Упав, он застыл в неестественной позе – руки и ноги раскинуты в стороны, как у сломанной куклы.

Старуха истошно закричала.

– Твою мать! – байкер, стоявший у двери, сплюнул себе под ноги. – Уходим, быстрее!

Его приятель схватил сумку. Но, посмотрев на мексиканку, подошел к ней, зажал ей рот рукой и стал стягивать с ее пальца кольцо с бриллиантиком.

– Нет, нет, нет, – рыдала она, но он не отпускал и продолжал тянуть.

– Черт, наконец-то, – он сорвал кольцо с пальца.

Старуха снова завыла, дико и пронзительно.

Налетчик, стоявший у двери, начал терять терпение:

– Да завязывай, ты! Сматываемся!

Кольцо, содранное с кожей, перекочевало в карман его приятеля.

– Теперь можно идти, – самодовольно осклабившись, он закинул сумку Джона на плечо и пошел к двери.

Мексиканка, нагнувшись, пошарила под прилавком:

– Идти?! Вы идти к el diablo.[16]

Щелчок, грохот, огненная вспышка – выстрел дробовика. Сумка Джона взорвалась. Байкера швырнуло вперед, как будто его шлепнула по заднице могучая длань Всевышнего. Он рухнул навзничь. Сверху на него обрушился ливень из разорванных в клочья денежных купюр.

– Не-е-е-е-е-т! – завопил Джон.

Второй налетчик на мгновение оцепенел:

– Черт! Черт! Черт!

Старуха снова вскинула дробовик, и налетчик голубем вылетел за дверь. Крупная дробь разнесла дверную раму в том месте, где еще секунду назад была его голова.

Джон подполз к мертвому байкеру. Кровь из раны в спине вытекала сквозь решето, в которое превратилась сумка Джона. Бумажно-кровавая каша покрывала мертвое тело как короста. Если среди этого месива и остались целые купюры, Джон не смог бы отделить их от мертвеца.

Его губы дрожали. Забинтованная рука начала пульсировать.

– Нет! – патетически восклицал он. – Нет!

– Senor, – услышал он голос мексиканки. – Senor, вам плохо?

Джон зажал рукой кровоточащую отметину от удара пистолетом и пробормотал что-то невразумительное.

– Я вызывать policia.[17]

– Нет! – Джон усилием воли заставил себя встать на ноги и, с трудом удерживая вертикальное положение, сделал шаг к старухе. – Не надо полиции.

– Но, senor…

– Никакой полиции. Пока я не уйду.

Он направился к двери, шатаясь из стороны в сторону.

– Senor, вам нужен доктор.

А вот и дверь. Можно перевести дыхание.

– Никакой полиции!

Джон вышел на улицу, навстречу палящему солнцу и одуряющей жаре.

Джон шел куда глаза глядят. Он не знал, где находится, но в этом маленьком городишке трудно было заблудиться – рано или поздно обязательно придешь туда, куда тебе нужно. Глубокая рана на лбу нещадно болела, словно в нее вонзались тысячи острых игл, а культяшки отсутствующих пальцев вторили этой боли мучительным воспоминанием о случившемся в Лас-Вегасе. Джона тошнило, но блевать было нечем – слишком давно он не ел, казалось, что не меньше суток.

И тут его осенила мысль. Столь очевидная теперь, что непонятно, как ему не пришло это в голову раньше: он был в аду. Другого объяснения Джон не видел. Его машина, сломавшаяся на подъезде к этой богом забытой дыре. Встреча с Грейс, у которой явно не все были дома, и с ее мужем – и вовсе свихнувшимся типом. А потом еще байкеры, мексиканка с дробовиком, разорванные в клочья деньги и сводящая с ума жара. Безысходная жара. Для одного дня, а тем более для одного утра это было слишком. Безумие и дерьмо, возведенные в степень. Нет, это определенно ад.

Правда, кровавая рана на лбу явно не вписывалась в общую картину – слишком уж мирской она была для вечного проклятия. А значит, это не ад, просто очень похоже.

Вскоре Джон уже подходил к бензоколонке Харлина. «Мустанг» стоял в гараже. Даррелл возился с мотором соседней машины.

– Эй, – позвал Джон.

– А, это ты… – механик отвлекся от работы и посмотрел на Джона. – Что с тобой приключилось?

Джон повернулся к нему боком – так, чтобы рана была не очень видна.

– Ничего.

– А, глядя на тебя, не скажешь, что ничего.

– Немного ушиб голову. Так, несчастный случай.

– Еще один несчастный случай? Тебе надо быть осторожнее.

У Джона возникло неодолимое желание врезать Дарреллу по морде. Вместо этого он устало сказал:

– Я просто хочу забрать свою машину, и все.

– Она как новенькая. Я поменял патрубок, теперь это не машина, а мечта.

– Сколько?

– Сто пятьдесят долларов.

У Джона отвисла челюсть, неестественно, как в плохом мультфильме.

– Сколько?

– Запчасти, работа, все вместе – сто пятьдесят.

– За какой-то поганый патрубок?

– А ты знаешь, сколько времени я потратил, пока нашел подходящий?

– Не больше полутора часов, потому что именно столько я отсутствовал.

Даррелл сплюнул зеленовато-коричневую мокроту и придал лицу выражение, которое можно описать словами как «слушай сюда».

– Что касается полутора часов, то это намного больше, чем я обычно трачу на поиск запчастей. Но ты, похоже, из тех пижонов, что имеют о реальной жизни весьма смутное представление. А автомобиль – вещь вполне реальная. Ты вообще-то знаешь, какие нынче цены?

– Это же «форд», а не «феррари». – Сердце Джона работало с перебоями, как забарахливший вдруг мотор. Перед глазами замелькали белые точки. – И ты будешь уверять меня, что мелкий ремонт «форда» стоит так дорого?

– Это не просто «форд», а «мустанг»-кабриолет шестьдесят четвертого года.

Джон потряс головой из стороны в сторону, словно пытаясь проветрить мозги, чтобы найти достойный контраргумент.

– Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать?

– Точно не знаю, но именно поэтому я живу здесь, а ты всего лишь проезжаешь мимо.

Теперь у Джона возникло желание задушить Даррелла.

– Послушай, полчаса назад меня обобрали как липку. – Он порылся в кармане и вытащил пятидолларовую купюру. – Это все, что у меня есть.

Мгновенным движением Даррелл выхватил деньги из руки Джона. Для деревенского «тормоза» он оказался на удивление быстр.

– Что ж, теперь ты мне должен сто сорок пять долларов. Воспользуйся своей серебряной карточкой «Виза-Экспресс» или позвони Карлу Малдену[18] – пусть пришлет тебе хотя бы часть этих денег, – и он одарил Джона своей кривой чернозубой улыбкой.

– У меня нет кредитной карточки. Они забрали мой бумажник.

– Да, хреново. Надеюсь, ты умеешь мыть посуду и разгребать дерьмо, потому что расплатиться со мной тебе придется.

Пальцы плохо слушались Джона, но, повозившись, ему все же удалось снять с левого запястья часы.

– Может, договоримся? – с отчаянием в голосе спросил он. – Скажем, ты берешь мои часы, и мы в расчете? Это «Мовадо».[19]

Даррелл поскреб в ухе мизинцем и вытащил ногтем застарелую пробку серы. Естественность, с какой он это сделал, потрясла Джона даже больше, чем само действие.