— Закуривайте, — предлагаю я швейцару.

Незамысловато, но вполне подходит в качестве затравки.

Швейцар открывает глаза и рассматривает сначала протягиваемую ему пачку «Примы», потом обладателя столь редкостных сигарет. Признав во мне ходока из дальних мест и не усмотрев в моих действиях ничего предосудительного, он принимает вызов.

— Лучше этих, — говорит швейцар, извлекая на свет пачку «Пэл Мэл».

И я понимаю, что ответы на мои вопросы будут стоить недешево.

Мы закуриваем и еще несколько мгновений молча обозреваем друг друга, внося в свои выводы последние коррективы.

— Значит, Габуния уже здесь? — говорю я, указывая на серую «Волгу», стоящую к нам ближе других. — Как это я не заметил?

— Какой Габуния? — лениво любопытствует швейцар.

— Мой приятель из Тбилиси — это его машина.

— Пойдем, — предлагает швейцар, одарив меня взглядом, исполненным сочувствия.

Я жду от него слов, а он намерен вовлечь меня в действие. Любопытно, какое?

Мы подходим к заинтересовавшей меня машине. Швейцар достает из кармана ключи на пикантном брелоке, открывает дверку «Волги», опускается на переднее сиденье и приглашает меня расположиться рядом.

— Садись, дорогой, — говорит он. — Это моя машина.

Тем временем в ресторане происходит незначительный инцидент, я хоть и нахожусь в каких-нибудь ста метрах, но не могу вмешаться в ход события.

За столиком в дальнем углу некто в джинсовой куртке рассчитывается с официантом. Уплатив по счету, человек встает и направляется к выходу. Он спешит, у него нет желания быть узнанным. У самой двери «джинсовая куртка» вынужден уступить дорогу официантке с тяжело груженным подносом, и этого полуоборота достаточно для того, чтобы Ольга, нелюбопытно переводя взгляд с одного предмета интерьера на другой, увидела его лицо. Девушка вздрагивает. Она, без сомнения, знает этого человека.

Выйдя из ресторана, «джинсовая куртка» оказывается передо мной на расстоянии прямой видимости, но мой взгляд в его сторону расфокусирован: я отвлечен беседой со швейцаром. К тому же на стороне незнакомца сгущающиеся сумерки. Он сворачивает влево и исчезает со сцены.

— Ну, значит, машина моего приятеля вон та, — говорю я.

— Это машина товарища Мачаидзе, — объясняет швейцар.

Держу пари, он уже смекнул, что никакого приятеля нет и в помине.

— Мачаидзе? Футболиста?

— Он не футболист, нет. Большой человек!

— Тогда третья, — простецки продолжаю я. — Мой приятель никогда не опаздывает.

Швейцар хитро щурит на меня свои белесые глаза.

— Интересуетесь, да? — с намеком спрашивает он.

Все понято как надо. Нащупываю в кармане некую шуршащую бумаженцию и переправляю ее в ладонь швейцару. Он зажимает купюру в кулаке и рассматривает кулак с прозорливостью рентгеновской установки.

— К нам много людей приезжает, — наконец говорит он. — Это машина моя. Заработанная честным трудом!.. Вон та — товарища Мачаидзе. А чья третья, я не знаю.

Переставляю «Ниву», уступаю дорогу дикому мотоциклисту, с ревом стартующему из ближайших кустов, и возвращаюсь в ресторан. Здесь оживленно. Какой-то подвыпивший верзила схватил Ольгу за руку и тянет танцевать. Девушка отбивается, но вырваться из объятий этакого экскаватора ей не по силам. Как водится, за развитием событий заинтересованно следит весь зал, но никто не вмешивается.

— Олег! Олег! — завидев меня, кричит девушка.

На хорошей спринтерской скорости срываю ленточку и вклиниваюсь между Ольгой и верзилой. У меня большие сомнения по поводу того, понимает ли этот мешок с песком доступный нам язык, но я как можно громче и внятнее все же советую ему идти своей дорогой.

— А это кто такой? — удивляется звезда танцевального вечера.

Не успеваю представиться. Несильный, но достаточно ощутимый толчок отбрасывает меня в сторону. В зале воцаряется тишина. Прижавшись к стене, испуганно следит за развитием событий Ольга. Сейчас у меня нет времени ее успокаивать.

Снова подхожу к верзиле и возобновляю переговоры. Я мог бы уложить его с одного удара, но два обстоятельства мешают мне это сделать немедленно. Во-первых, важно, чтобы в последующем за всем милицейском протоколе было отмечено: драку начал не я. А во-вторых, нелишне было бы знать, какими силами, кроме этого монстра, располагают нападающие, если таковые имеются в наличии.

Верзила на уговоры не поддается. Он ударяет правой. Эффектным этот удар кажется только из последних рядов партера, ибо я успеваю увернуться, и размером с хороший кирпич кулак со свистом проносится в миллиметрах от моего лица, навевая приятную прохладу. Слышу, как кричит Ольга. Экскаватор разворачивается для второй попытки. Напоследок еще раз гляжу в тупо ухмыляющееся лицо незнакомого мне человека и в следующую секунду многократно выверенным ударом отправляю его в нокаут. До счета «шесть» верзила стоит как бы в ожидании аплодисментов, потом тяжело рушится на пол. Занавес.

Зал, до того молчавший, взрывается. Слышатся негодующие крики. Официанты ожили и решительно бросаются к месту действия. Ольга опережает их и преграждает путь, будто надеется меня защитить. А в двери, неумолимый и грозный, уже вырастает милицейский наряд.

10

Пока меня, Ольгу и находящегося в блаженном состоянии тихого согласия со всем миром верзилу опрашивают в районном отделении милиции, в переговорном пункте местного узла связи происходят заслуживающие внимания события. Из кабины номер четыре некий молодой человек ведет со своим абонентом следующий диалог.

АБОНЕНТ. Слушаю.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Это я.

АБОНЕНТ. Да?

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Мы не можем войти с ним в контакт. Он возит с собой какую-то девчонку.

(Продолжительная пауза).

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Вы слышите?

АБОНЕНТ. Да.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Что делать?

АБОНЕНТ. Изолируйте ее. Я жду до завтра.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Да, но…

(В трубке гудки отбоя.)

Молодой человек покидает переговорный пункт, садится за руль серой «Волги» и уезжает. Минуту спустя к телефонистке обращается еще один молодой человек, настроенный решительно. Выдернув из кармана рубашки краешек удостоверения, он называет свое звание и имя.

— Слушаю вас, — испуганно произносит телефонистка.

Обладатель удостоверения задает ей один-единственный вопрос:

— Куда и по какому номеру только что звонили из четвертой кабины?

11

Наш лагерь мы опять разбиваем на берегу: никаких возражений со стороны Ольги на этот счет не поступает. Пейзаж не отличается разнообразием: те же заросли, тот же пляж. Я вожусь с палаткой. Девушка стоит у воды и смотрит в темноту. Любопытно, что она там увидела.

— Вот теперь это похоже на отдых, — говорю я. — Ресторан, драка, милиция… Я все думал, чего не хватает в моей жизни? Теперь мне ясно: в ней не хватало приключений!

— Перестань, — обрывает меня Ольга.

Подхожу к ней. Обнимаю ее за плечи.

— Что с тобой? — спрашиваю.

Девушка отстраняется.

— Ничего, — говорит она.

— Может, тебе не нравится здесь? Давай поедем в Крым. — предлагаю я. — Завтра к вечеру будем в Ялте.

— Ах, оставь…

Ольга нервничает и на сей раз не пытается этого скрыть. Последующие попытки убедить ее в том, что все худшее позади ни к чему не приводят. А может быть, я не очень доказателен, ибо сам в это не верю.

— Тебе надо отдохнуть, — мягко заключаю я. — День какой-то сумасшедший…

То, что я думаю в этой связи о дне завтрашнем, остается при мне.

Часом позже Ольга, как доброе привидение, возникает у «Нивы», в кабине которой несет свою нелегкую ночную вахту некто О. М. Никитин.

— Оля? — неуверенно предполагаю я отнюдь не потому, что не верю своим глазам.

Девушка открывает дверку и в течение шестнадцати ударов моего гулко бухающего сердца молчит, глядя куда-то в сторону.