Доктор Карсыкса уперлась рогом, требуя официальное разрешение на выдачу на руки опасного вещества в количестве 245 г. И нет от кого-нибудь, а от ректора университета. Ее любимая ученица, Келтрен, все время поддакивала. В конце концов, пришли к компромиссу. Шус идет к детектору магического корпуса, профессору Сэйлэнару и получает разрешение от него, после чего Шус получает стальной ящик под магической защитой восьмого уровня, притом что их всего десять, и идет куда-нибудь подальше.

Шус отправился в далекое путешествие в магический корпус. Келтрен решила, что должна идти с Шусом и проследить, чтобы он не подделал Документ в каком-нибудь углу. В отличие от пути в медчасть Келтрен решила расспросить Шуса об всем, не иначе как для доклада Карсыксе или силам зла. Она даже попыталась поубавить металла в голосе и говорить по-дружески.

– Скажи, Шус, а зачем тебе слезы дракона?

– Я же сказал, профессору Фамберу нужно.

– А зачем ему?

– По делу профессора Сэйлэнара.

– А что за дело-то?

– Секреторное и крайне опасное.

– Правда! А что за секрет? Я так люблю секреты.

– Чужие?

– И чужие тоже.

– Не сомневаюсь.

– Ну так что за секрет?

– Не скажу!

– Ну, пожалуйста.

Келтрен взяла Шуса за руку и прижалась к нему. Как говориться в «Май кампф», чтобы узнать секреты врага, годятся все методы. Или это не оттуда?

– Что ты делаешь!

– Знаешь, Шус, а ведь я могла бы стать твоей девушкой. У тебя ведь никого нет. Ты только расскажи, что за дело.

– Не буду я тебе ничего рассказывать! И отцепись от меня!! Ты не в моем вкусе.

Шус не думал, что информация об их отъезде была такой уж секретной, просто никакого желания рассказывать что-либо Келтрен у Шуса не было, тем более, вдруг она на самом деле шпионка халифата?

– Ты что подумал, что я посмотрю на такого как ты!!! Да я…

В ее голос вернулся металл, который правда в конце фразы сорвался на визг. Она непонятно за что отвесила Шусу пощечину, вернее оплеуху, учитывая силу удара, развернулась и гордо удалилась прочь.

Заставка на окне в кабинете директора Сэйлэнра уже сменилась. Теперь там тоже был виден океан, возможно даже тот же самый, но на его поверхности разворачивался бой. Две сверкающие металлом лохани обменивались электрическими разрядами, лучами лазеров и протонными торпедами. На заднем плане виднелся какой-то тропический остров. Неожиданно противостояние закончилось. Из морских пучин вырвалась та самая помесь спрута с китом и заглотила обе лохани сразу. И остался только безмятежный океан и тропический остров на горизонте.

– Ну и зачем ты пришел, Шус? Что, не смог открыть дверь?

– Спасибо профессор, я по другому вопросу. Дело в том…

– Постой, не надо о деле. Я очень редко нарушаю свои привычки и сейчас не намерен, а одна из моих привычек состоит в том, что если я пустил к себе кого-нибудь, то голодным он не уйдет.

– Но…

– Не спорь со старшими! Садись и ешь.

– Но куда?

– На пол. Понимаешь, я узнал, почему у того стола такие маленькие ножки. Дело в том, что люди в том мире едят на полу.

– Вы предлагаете мне то, от чего отказался учитель?

– Да.

– Но ведь это будет предательство.

– Кто тебе это сказал?

– Никто, я сам это понял.

– Слушай себя больше и умрешь на первом же повороте. Тем более, Фамбер ведь не узнает, а значит это не предательство.

– Но…

– Садись, я тебе говорю!

Делать было нечего. Шус сел на пол и подумал, что это ужас какой-то, ему отдает приказание уже… четвертый человек и он всех слушается. С этим надо что-то делать.

Перед ним возник тот же стол, что и в первый раз. Он был наполовину пуст, в смысле, половина еды была съедена, хотя ее поеданием занималась только Втри, а накрыто было на шестерых.

Бледный и несчастный японец, выдравший себе уже все волосы, сидел в городе Токио на кухне своего ресторана. Он отказался от идеи немедленного харакири. В конце концов, столовый нож не слишком подходит для того, чтобы выпускать себе кишки, вырезая флаг страны восходящего солнца на своем животе, а фамильный меч, принадлежавший его прапрадеду-самураю, хранился дома. На дрожащих ногах он вернулся в ту самую комнату, которая стала ареной его позора и из которой давно уехали высокие гости и увидел стол, тот самый стол. Правда, суши кто-то самым свинским образом съел, даже не воспользовавшись палочками. Он оперся о стенку, и вдруг стол исчез прямо у него на глазах. Это была просто какая-то чертовщина. Человек, который не выражал эмоции уже пятьдесят лет, открыл рот, а когда закрыл, принял решение: «Надо пойти в храм, не важно даже какой. Первый, какой попадется. Хотя нет, лучше в монастырь».

Шус и не представлял, что в результате действий директора Сэйлэнара происходят такие катаклизмы в душе человека в другом мире. Этого, может, даже сам Сэйлэнар не знал.

– Действительно вкусная эта сырая рыба. Вы правы, директор, учитель не всегда прав.

– Наелся?

– Да.

– Тогда говори, что у тебя за дело.

– Понимаете, дело в том, что учитель послал меня собирать вещи. И в списке, который он мне дал, указаны слезы дракона, а они есть только в медчасти, а доктор Карсыкса не дает их без вашего письменного разрешения. Так что я пришел за разрешением.

– Постой, Шус, скажи мне, что тебе нужно: дурацкая бумажка или слезы дракона?

– Ну, так я же говорю…

– Заткнись! Шус, я повторяю: «тебе нужна дурацкая бумажка или слезы дракона?»

– Слезы дракона.

– Ну так лови!

Сэйлэнар, типичным движением фокусника, достал из воздуха скляночку и бросил Шусу. Тот перепугался и бросился ловить ее, но почему-то в противоположную сторону. Пузырек, не долетев до пола каких-нибудь нескольких сантиметров, повис в воздухе и мягко опустился на пол. Приземление Шуса было менее мягким.

– Спасибо, – поблагодарил Шус, потирая ушибленный бок и поднимая баночку с пола.

– Не за что.

– А откуда это у вас?

– Из шкафа Карсыксы, будь проклят тот день когда я к ней пошел лечится!

– А вы можете заболеть? – не поверил Шус.

– Конечно. Я что – не человек? Всякий может подхватить насморк.

– И что же?

– После ее лечения я не переношу вида всего, что хоть отдаленно напоминает о врачах и таблетках. Ладно, иди. Тебе ведь много еще чего осталось собрать.

– По правде говоря, я только начал.

– Иди, хотя нет, еще кое-что. Если тебе еще что-то понадобится, заходи ко мне.

Когда Шус добрался до своей комнаты, уже стемнело. «Поразительно, как быстро летит время, – размышлял Шус. – Пока что я нашел только одну вещь из всего списка, а всего в нем пунктов… десять, двадцать, двадцать пять… еще лепешка бараномамонта. Интересно, а у Втри дела получше чем у меня? Наверное они уже давно с господином Холдаром сидят в кабинете учителя, а что сделал я?!»

– Выпустите меня! Выпустите!!! Я студентка Университета, а этот… лежащий в углу, немного выпивший человек – личный телохранитель его величайшего величества халифа Хул-Дул-Гур-Бур-Фур V…

– Ой, больше-е со-олнце-е-е, Ой, большое со-о-олнеце! Как тепло при десяти миллионах градусов, Ка-а-ак тепло при ни-и-их!

– Да помолчите вы, господин Холдар, я…

– Слушайте, вы оба, заткнитесь, – перебил Втри охранник, – сейчас придут и разберутся кто здесь кто, а пока помолчите! По-моему тот, который горланит песни – просто пьянчуга, а ты…

Все это происходило в камере для заключенных в окружном отделении городской милицейской самообороны. Втри и Холдар сидели в довольно тесной камере без окна, с двухэтажной кроватью, стулом, рукомойником и унитазом.

– Кто я?

– Ты…

– Нет, не говори! Вначале я скажу все, что я думаю о тебе. Ты жирный, тупой, безмозглый, жирдяй!!!

– Ах ты!!!

Охранник встал, хоть и с трудом, со стула и хотел что-нибудь нехорошее седлать этой мерзкой девчонке. Правда он сам не знал – что, поскольку применять к заключенным какие-либо телесные наказания запрещено. Его очень оскорбило то, что его назвали жирным, во многом потому, что это было абсолютной правдой. Он мог претендовать на главный приз на сельскохозяйственной выставке свиней. Вообще, люди не очень любят правду. Ведь она так неприятна и больно режет слух. Большинство людей хотели бы слышать исключительно приятные для себя вещи. Наконец он придумал, что с ней сделает, и готов был немедленно привести свой план в исполнение, но ему помешал скрип решетки. В нее вошел невысокий, почти облысевший мужчина с трубкой в зубах и серыми ясными глазами. Таких иногда называют законсервированными. То есть, его возраст колебался где-то между сорока и семьюдесятью. Охранник выпрямился и попытался переместить часть жира из области живота в область груди.