Дама успокоилась и устроилась в кресле поудобнее.

- К вам обращалась одна моя подруга, и она осталась весьма вами довольна.

- Спасибо, мы польщены, - вежливо ответила Сима.

- Вы сделали фотографии ее мужа с секретаршей, такой селедкой, ни рожи ни кожи. - Она удовлетворенно погладила себя по широкому бедру, безвкусно обтянутому дорогущим трикотажем из

магазина "Шелк и кашемир". - А теперь она начинает бракоразводный процесс, и ее адвокат надеется отгрызть у изменщика и деспота изрядную часть его состояния, хотя бы официального. Так вот, я хочу сделать

то же самое.

Сима едва не поморщилась, вспоминая свое бесславное падение

с дерева. Слава богу, хоть фотографии заказчице понравились. Ну,

если не понравились, так пригодились.

- Сейчас, минутку, подойдет босс, и мы решим вашу проблему, пообещала она.

* * *

Когда они избавились от посетительницы, кофе почти остыл.

- Ну, что там у тебя стряслось? - вздохнул Володька, пытаясь напустить серьезный вид на свое простецкое румяное лицо.

- Ты не поверишь!

- Да поверю, поверю, говори уже, - устало произнес Снегирев.

- Я приехала к матери водителя Олега Хлопина. Мать мне поет:

такой мальчик, маменькин сынок, всем со мной делился, у него нет от

нее секретов и так далее. А в столе у него дисконтная карта из секс-шопа!

- О-о! - оживился Снегирев и отхлебнул холодный кофе.

Это становится интересным!

- Подожди, самое интересное впереди, - интриговала

его Сима. - Через его приятеля я нашла адресок квартиры,

которую он снимал, и посетила его любимый магазин. Жуткое, доложу

я тебе, зрелище! Но об этом потом. Так вот... - Сима сделала

эффектную паузу. - Хлопин приходил в магазин в день убийства, восемнадцатого, с шикарной шмарой, брюнеткой, очки от Шанель, костюмчик от Гуччи, и с ней же, по словам старушенции-соседки, закатился к себе на квартиру. И уж так они там трахались, что у бабки стены дрожали.

- Ну и что же здесь особенного? - немного завистливо спросил Володя.

- А ты подожди, будет тебе особенное, - пообещала

Сима. - Пришла я на квартирку, а дверь открыта. И бездыханный труп секс-террориста-тихушника Олега Хлопина в исключительно пикантной позиции, то есть прикованный наручниками к кровати и с завязанными глазами, красуется на шикарном сексодроме.

- Насильственная смерть? - с интересом спросил

Снегирев.

- Не знаю, - пожала плечами Сима. - По крайней

мере, без видимых следов. Но и это еще не все. Я залезла в компьютер,

а там ни одного текстового файла, одни изображения. И на всех мускулистый красавец Хлопин в обнимку с дамочками..

- Ух ты! Похоже на шантаж! - восхитился Володя.

А кто же эта жгучая красотка, с которой он развлекался?

- Пока не знаю. Одно ясно, что не Светлана Артемова. Она в то

время была дома, спать укладывалась. Во всяком случае, со слов домработницы.

- Да, лихо все закрутилось. Ну что ж, по крайней мере,

вовсе не очевидно, что Артемова - убийца, и твоя работа не пойдет

псу под хвост.

- Ну да, это радует, - кисло сказала Сима. - Если

честно, то я и сама не знаю, за что хвататься.

- А ты подумай, схемку нарисуй, ты же это любишь, - съехидничал Снегирев. - А вообще не расстраивайся, в кои-то веки настоящее дело, а не туфта с обманутыми женами.

Сима послушалась ироничного совета босса и уселась за письменный стол, разложив разно-цветные ручки. В центре она крупно нарисовала "Артемов" и стала от него вести стрелки разного цвета. Красным цветом и ближе всего к нему она обозначила семью: жену и дочь, чуть в сторонке - сестру, ведь и у нее может быть корыстный интерес. Синим и немного подальше - домработницу и водителя. Потом подумала и водителя обвела черной рамкой. Вокруг она нарисовала несколько зеленых, по ее мнению, в цвет долларов, кружочков и поставила знак вопроса. Это обозначало бизнес. А еще, между прочим, существовали родственники умершей первой жены, и не худо бы и с ними познакомиться. Сима подумала и прочертила стрелку от жены к водителю, надписав поверх: "Шантаж?"

Логичнее всего было бы отправиться к дочери Артемова. Но сначала надо было встретиться с Костровым и доложить ему о последних событиях.

* * *

Естественно, он уже все знал.

- Я вовсе не уверен, что смерть насильственная, - сказал он. Результат экспертизы трупа будет только через несколько дней, а пока рано о чем-то говорить. Может, его смерть вовсе и не связана с нашим делом. Так, сексуальные заморочки.

- Таких совпадений не бывает, - с видом победителя сказала Сима и вытащила дискеты. - Взгляни сам.

Костров загрузил дискету и открыл первый файл.

- Ничего себе! - по-мальчишески присвистнул адвокат. - Теперь хотя бы понятно, откуда пришли снимки.

- Шантаж? - спросила Сима.

- Возможно...

* * *

Вика ловко выехала из потока машин, несущихся по проспекту

Вернадского, на тихую боковую улочку и припарковалась у нового кирпичного дома нестандартного проекта. Она поставила маленький "Рено-Клио" на сигнализацию и вошла в подъезд.

Небольшую, но очень стильную квартиру-студию купил отец, когда окончательно понял, что его девочка не способна ужиться с мачехой. Вика всегда была замкнутой, не тяготилась одиночеством, поэтому

жить одной ей даже нравилось. Она чувствовала себя свободной и самостоятельной. Если бы не одно обстоятельство. Вика очень, очень скучала

по отцу. Чтобы не попадать на Светлану, к которой она с первого

взгляда испытывала ледяную враждебность, Вика звонила отцу

только в офис, отрывая зачастую его от важных совещаний. Но он никогда

не отвечал ей, что занят. Он любил ее, свою маленькую единственную

девочку. Пока не появилась Светлана, которая змеей вползла

в их дом. Которая сначала очаровала деда, затем тетку, а потом и самого

отца.

Вика бросила ключи в прихожей, сняла ботинки и куртку и прошла

в комнату. Пожалуй, ее жилье мало отражало личность владелицы. Оно

свидетельствовало только об определенном достатке: стандартный евроремонт

с белыми стенами, геометрической формы неуютные светильники, обилие

дорогой техники, модные диваны с обилием подушек и подушечек. А сама

Вика скучала по вышитым ее старой нянькой Сашей "думочкам", которые так сонно и уютно ложились под щеку. Вика иногда думала, что в такой квартире даже неинтересно устраивать беспорядок, хотя дважды в неделю, когда она была на занятиях, приходила горничная и наводила здесь стерильную чистоту. О вкусе хозяйки свидетельствовали только несколько картин в простых рамах, написанных самой Викой. Наверное, они не представляли никакой художественной ценности, но рисовать Вика начала несколько лет назад по совету психиатра, который называл это "арттерапией". Действительно, это не просто помогало избавиться от мучительных переживаний, но и в какой-то степени в них разобраться. Ее картины представляли собой абстрактные полотна, написанные в цветовой гамме, которую опытный психолог связал бы с "депрессивным восприятием мира" и "пессимистической самооценкой". Но Вике они были по-своему дороги.

Кухни так каковой не было: минимум мебели со встроенной техникой, отделенной от всего остального подобием барной стойки с высокими круглыми табуретами. Вика открыла холодильник и выудила оттуда большое зеленое яблоко. Но есть не хотелось.

Она старалась не думать о том, что отец мертв, что никогда больше она не увидит добрых морщинок вокруг его глаз, не положит голову на его плечо... Вика сняла с полки большой фотоальбом в кожаном переплете и принялась его листать. Вот она, крошечная, щекастый пухлый младенец, на руках у счастливого отца. Первоклассница с большим белым бантом, держащая за руки родителей. Загорелая девчонка, обнимающая отца за шею, на фоне ярко-синего моря. Но везде, на всех снимках - на первом плане отец со своей любимицей, и только где-то сзади - мама.