– Но как можно было отправить сына к Генри Моро, если вы с отцом никогда не любили друг друга? Неужели вы не догадывались, что старик способен перенести свой гнев и разочарование на вашего ребенка?

– Я не мог думать ни о чем, кроме собственной вины и горя. И я надеялся, что мой отец поладит с внуком. Кажется, так и случилось, потому что, насколько я слышал, Кордеро вернулся, чтобы по-настоящему заняться Данстан-плейс.

– Откуда вы узнали? Если вы поддерживаете связь с Адой, она хорошо хранит вашу тайну!

Он покачал головой:

– Она, как и все остальные, думает, что я мертв. Когда я исчез, то, действительно, намеревался умереть. Я вышел в море на маленькой лодочке без воды и продуктов, ожидая, что море заберет мою жизнь. Вместо этого меня, когда я уже был без сознания и на грани смерти, подобрал один старый пират. Он-то и научил меня всему, что знал сам. Я начал новую жизнь, сменил имя и на многие годы стал Роджером Рейнольдсом, пиратом, капитаном капера. Один из самых моих верных людей все это время следил за Данстан-плейс.

– Кто?

– Бобо.

– Раб?

– Бобо – свободный человек, как вы и я… если кто-то вообще может быть по-настоящему свободным в этой жизни. Он работает на меня и, поверьте, я ему хорошо плачу.

– Корд рассердится, когда узнает об этом. Он и так уже ненавидит вас за то, что вы расстались с ним. Но позволять ему считать, что вас нет в живых…

На его лице отразились печаль и сожаление.

– В любом случае, я не собираюсь возвращаться назад, в жизнь моего сына. Мне достаточно знать, что у него есть вы и что он вернулся домой.

– Так вы намерены снова его покинуть? – Селин больше не могла скрывать свой гнев. Корд не заслужил такого обмана!

– Он верит, что меня нет в живых. Я предпочитаю, чтобы все так и было.

– И вы были пиратом?! Да вы – трус, мсье!

– Я был одним из самых знаменитых каперов, потому что мне было все равно – жить или умереть. В этом случае мужчина бросает вызов судьбе. Но в одном вы, безусловно, правы: я оказался слишком трусливым, чтобы самому взяться за воспитание сына. – В голосе его звучала печаль. – Теперь он потерян для меня, как и его мать.

Селин слишком хорошо знала, с какой болью в душе живет Кордеро, чтобы быть объективной, и не могла уступить и позволить этому человеку спрятаться от осознания вины перед своим сыном. Она взяла Огюста Моро за руку и заставила выслушать ее.

– Еще не поздно встретиться с ним, сообщить ему, что вы живы. Вы, безусловно, любите его настолько, чтобы попытаться объяснить, почему заставили его уехать. Не позволяйте ему идти по жизни с сознанием того, что вы вышвырнули его из родного дома просто потому, что не любили его. Вы представить себе не можете, какую рану нанесли ему этим поступком.

– Но я же сказал вам, что не бросал его! – горестно воскликнул Огюст. – Я скучал по нему с самого дня его отъезда, клянусь оставшимся глазом! Но теперь уже поздно сожалеть. Он только еще больше меня возненавидит, когда узнает правду.

Селин даже расплакалась от безысходности. Смахнув слезы, она повернулась к нему спиной, не желая, чтобы он видел ее отчаяние.

– Я не хотел причинить вам боль, Селин, – извинился Огюст. – Я просто хотел встретиться с женщиной, которая однажды подарит сына моему сыну.

Она почувствовала на плече тяжесть его руки, но не повернулась к нему.

– Вы и Кордеро не собирались делать больно, но сделали! Из-за вашего поступка он не может позволить себе ни одного живого чувства, не способен никого полюбить…

– Уверен, вас он любит…

Она повернулась к нему и, вскинув голову, усмехнулась. Посмотрела ему прямо в глаза и покачала головой. Горькое разочарование, зазвучавшее в ее тоне, удивило Огюста Моро.

– Нет. Он меня не любит. Он не смог бы меня полюбить, даже если бы захотел, потому что он не умеет любить. Его никогда не учили любить – он узнал только, как терять любовь.

Смерть Александра, нежелание Генри Моро подарить Корду хотя бы толику любви – как могла она объяснить все это здесь, в саду? Боясь, что Огюст уйдет, а она так и не успеет убедить его повидаться с Кордом, Селин предприняла еще одну попытку.

– Пожалуйста, мсье, я вас умоляю: поговорите с ним! Объясните ему, почему отослали его из дома. Неужели ваша Элис не захотела бы этого?

Огюст протянул руку и осторожно вытер слезинку у нее на щеке. Он смотрел на нее сверху вниз, и выражение сожаления на его лице постепенно сменилось смирением. Наконец он вздохнул:

– Это будет нелегко.

Селин вытерла взмокшие ладони о юбку, тяжело вздохнула и согласно кивнула.

– Да, это будет непростая встреча. Боюсь, Корд будет потрясен, и очень рассердится. Может, лучше будет, если я сначала поговорю с ним.

– Нет, пока рано. Мне необходимо привести в порядок кое-какие дела. Я свяжусь с вами через Бобо в случае необходимости. До тех пор, пожалуйста, сохраните мою тайну.

Корд хотел, чтобы между ними больше не было никаких секретов и, если не считать смерти Жана Перо, она обо всем ему рассказала. Теперь Огюст Моро хочет, чтобы она нарушила свое слово.

– Я не могу лгать ему.

– Вы и не должны лгать, просто ничего пока не говорите.

– Разве это не то же самое, что ложь?

– Пожалуйста, Селин. Храните мою тайну еще три дня.

На лице Огюста Моро появилась улыбка, которая, без сомнения, разбила не одно женское сердце на многочисленных островах. Точно такой же была бы улыбка Корда, позволь он себе такую роскошь. Селин не смогла отказать Огюсту.

– Ну ладно, три дня.

Он взял ее руку и поцеловал, потом кивнул и покинул сад. Она смотрела, как он удаляется по тропе и исчезает за деревьями.

Надеясь добраться до дома до начала ливня, Селин повернула на одну из недавно расчищенных тропинок. Внезапно откуда ни возьмись появилась Ганни. Рабыня сломя голову неслась навстречу хозяйке. Селин испугалась, не увидела ли служанка Огюста Моро, но в этот момент поняла, что в руках Ганни держит сюртук Кордеро.

– Мисса, идите домой!

– В чем дело? Что случилось?

Рабыня дрожала. С широко открытыми глазами она протянула Селин сюртук. Девушка взглянула на белую ткань подкладки: по ней расплылось широкое кроваво-красное пятно.

– Где Кордеро? С ним что-то случилось? Ганни судорожно сглотнула и указала на тропинку за спиной Селин.

– Он пошел проверить новое поле. Его ранили. Кровь так и хлещет. Бобо… говорит… вам лучше идти туда!

Селин схватила сюртук, не обращая внимания на то, что испачкала кровью платье. С Кордом случилось несчастье, он тяжело или – если судить по количеству крови на сюртуке – смертельно ранен. Нельзя терять ни секунды.

Она бросилась по тропинке вслед за Ганни, споткнулась о корень и упала, но тут же вскочила и побежала дальше.

Ганни вела ее в глубь тропического леса. – В темных зарослях, куда не проникал ни один лучик света, Селин видела только белую блузку служанки, бегущей между деревьями, Селин вытянула вперед руки, стараясь защититься от лиан и хлещущих ветвей. Земля, мокрая от дождей, превратившись в густую, скользкую грязь, налипала на туфли Селин, мешая идти.

– Ганни! – закричала Селин, испугавшись, что потеряет служанку из вида в густых зарослях. – Мне кажется, мы не туда бежим. Я не вижу даже намека на тростниковое поле.

Как жаль, что она почти не слушала Корда, когда он рассказывал где расчищают новые поля под тростник. Теперь Селин пыталась припомнить хотя бы что-нибудь, что помогло бы разыскать его. Тропинка сузилась и пошла по настоящему болоту. Селин начала сомневаться, может ли Ганни вообще найти дорогу.

Зеленые обезьяны легко прыгали с ветки на ветку, словно издеваясь над Селин. Струйки пота бежали по ее перепачканному лицу, всклокоченные волосы стали влажными и разметались по плечам, прилипли к шее. С гор донеслись раскаты грома. Селин услышала, как крупные капли дождя застучали по широким листьям над ее головой, но потоки воды пока еще не проникали сквозь естественную крышу.