Как можно быстро окучить картошку
Первое сообщение из Свердловска пришло ровно через десять дней после того, как друзья отправили свой запрос на имя Товарища Председателя Горсовета.
Но за несколько дней между победой на Стерле и сообщением из Свердловска произошло еще два события, которые едва не испортили настроение как адмирал-генералиссимуса, так и его начальника штаба.
Во-первых, наутро после боя Никита, разбуженный вездесущим Петькой, не успел улизнуть в тайгу, и бабка Алена снарядила их окучивать картошку на огороде. Петька сначала понадеялся, что тяпка у бабки Алены только одна. Но бабка из-под вороха сломанных вил, граблей и лопат извлекла вполне пригодную для окучивания тяпку и, грустно охая о чем-то своем, старушечьем, сунула ее Петьке.
Он даже спасибо сказал от безвыходности, хотя благодарить особо и не за что было. Попробуй тут разыщи миллионы, когда дыхнуть времени нет…
Никита жил с бабкой, хотя и отец и мать у него были. Сразу после войны его отец навсегда уехал жить в Куйбышев, а за матерью-агрономом через год приехал какой-то дядька с Украины. Мать сказала Никите, что это его новый папа и что они втроем будут жить на Украине. Но Никита отказался ехать и остался жить с бабкой Аленой. Говорят, у него появился где-то на Украине брат, но Никита говорить об этом не любил и брата не признавал. Мать у него красивая, и если бы мать вернулась к бабке Алене, Никита принял бы ее. А вот как быть с братом, он не знал… И мать и отец присылали им с бабкой деньги. Какой месяц — оба, а какой месяц — ни тот ни другой. Бабка Алена тогда ворчала под нос, а Никита собирался «тронуться» в сторожа. Но потом деньги опять приходили, и насчет сторожей Никита так ни разу и не говорил с председателем.
Книги «Три мушкетера» и «Граф Монте-Кристо», благодаря которым по деревням загремели мушкетерские сражения, года полтора назад Никите тоже прислала мать…
У картофельной межи присели, погрустили немножко.
Вдруг на дороге, что вела к Туре, появился дядька Филипп, старший конюх, с двумя жеребчиками в поводу — Орликом и Косатым. Борода у дядьки Филиппа — от груди до ушей. Сам невысокий, а сапоги размера шестидесятого, потому дядька Филипп никогда не поднимает высоко ноги, а волочит их по земле, и серый шлейф бархатистой пыли стелется за ним по дороге. Во рту у дядьки Филиппа цигарка, кепка надвинута до бровей, и он всегда идет будто бы наугад — только и видит, что под ногами у себя.
Друзья переглянулись и, не сговариваясь, разом сунули тяпки в картофельную ботву.
— Дя Филипп! А дя Филипп! Вы не купать ли Орлика да Косатого?
Дядька Филипп глянул одним глазом из-под козырька, проволок ногу дальше.
— А может, мы покупаем, а? — не отступался Петька, задом двигаясь перед дядькой Филиппом.
Дядька Филипп остановился, поднял голову, рассеянно поглядел на друзей, будто соображая, что им надо от него. Потом сунул поводок Орлика Петьке, а Косатого — Никите. Никита выхватил из-за пояса дядьки Филиппа скребницу, и в один миг друзья оказались на лошадях. А конюх сделал шаг в сторону, к траве, что была как раз у Никитиного огорода, и сел. Дядька Филипп всегда так. Он и с места не сдвинется, пока друзья не возвратятся назад.
Летит же время на реке! Когда друзья хватились, что пора возвращаться, солнце поднялось почти к зениту. Зато, правда, лошади лоснились рыжими боками, будто олифой смазанные. Уж и песком, и скребницей, и так — ладошкой, и грязью их для чистоты мазали.
Ясно, что о себе друзья при этом тоже помнили.
А вот тяпки — хоть убей — из головы у обоих выскочили.
Вспомнили о них, когда увидели, что на огороде не один дядька Филипп, а еще кто-то в знакомом полушалке. Такой полушалок во всей деревне только у бабки Алены и есть.
Дядька Филипп не сидел, а работал. Дядька Филипп тяпал землю, а бабка Алена шла следом. Друзья как увидели это, так и обмерли оба. У бабки Алены висел через плечо длинный сыромятный ремень. А дядька Филипп кончал уже пятый рядок, и даже цигарки в зубах у него не было.
Никита подбежал к нему спереди, так, чтобы дядька Филипп оказался между ним и бабкой Аленой.
— Дя Филипп, дай я…
Дядька Филипп даже не взглянул на него.
— Дя Филипп… — отступая, по мере того как двигался вперед дядька Филипп, канючил Никита.
Но лишь на следующем рядке дядька Филипп сказал:
— Чего ж давать… Поменялись, выходит…
— Дя Филипп… Это мы не менялись, ну, запоздали вроде… Дя Филипп…
Дядька Филипп угрюмо закончил шестой рядок и только после этого, молча ткнул тяпку Никите, а сам неторопливо пошагал к заждавшимся его Орлику и Косатому. Никита схватил тяпку и торопливо, стараясь не поворачиваться задом к бабке Алене, замельтешил, будто приплясывая, вокруг каждого куста.
Бабка Алена молча шла следом, и тонкая сыромятина безрадостно висела на ее плече.
То, что бабка Алена грозилась иногда отправить Никиту на Украину, это, Никита знал, она болтала только. А вот протянуть по голым ногам сыромятиной бабка Алена могла.
Петька — благо его тяпка оказалась нетронутой — схитрил: начал рядок с другого конца огорода. И поначалу торопился, а потом успокоился, стал работать ровней.
То ли бабка Алена заметила это, или еще что, но подошла и теперь уже молча пристроилась позади него. И через минуту Петька вынужден был перенять приплясывающую тактику Никиты.
Бабка Алена стала переходить от одного к другому.
Все это еще бы ничего. И по ногам сыромятиной — тоже терпимо. Но какой-то леший приволок на дорогу, что шла окраинами к Туре, Семку Нефедова, парня вообще никудышного — рыхлого, вислогубого второгодника. Да это бог бы с ним — сиди он хоть десять лет в одном классе. Плохо то, что он появился теперь на дороге и долго оторопело глядел на пританцовывающих друзей. Потом исчез. А через десять минут рядом с ним уже стоял Мишка. Еще через десять минут возле них оказался Колька тетки Татьянин, потом Светка с Димкой и кучерявой Кравченко.
— Чего это вы?.. — неуверенно полюбопытствовал Мишка, когда Никита оказался близко от него, а бабка Алена дежурила возле Петьки, Никита метнул один быстрый взгляд в сторону бабки Алены, обронил:
— Да вот… Соревнуемся.
— На что?.. — заинтересовался настырный Мишка.
— Х-хы… — шевельнул разгоряченными губами Никита, не взглядывая на Мишку. Пот градом катил с его лица, и сохранить выражение невозмутимости было трудно.
— А если я выиграю? — опять неуверенно поинтересовался Мишка. Никита только плечом шевельнул: мол, куда тебе… А на самом деле это бабка Алена снова приближалась к нему, и вдаваться в разговоры нельзя было. Мишка постоял-постоял еще немного, потом азарт болельщика растревожил его, и он пристроился ходить рядом с бабкой Аленой. Попытался узнать у нее, как лучше: слева направо обегать куст или справа налево. Но бабка Алена таких тонкостей не знала и оставалась бесстрастной, как настоящий судья.
Часа через полтора, очумелые от скорости и напряжения, друзья с трудом распрямили спины.
— Все, бабушка Алена… — ласково заметил Никита.
— А я гляжу, — сказала бабка Алена, — заморятся не заморятся? Филипп-то, куды ему, — слабее…
— Д-да?.. — зачем-то переспросил Петька.
— Ну! Куды ему, — повторила бабка Алена и, тяжело нагибаясь к лопухам у обочины, добавила: — А я гляжу: заголодают не заголодают?
Петька посмотрел на Никиту. Но Никита глядел мимо — в какую-то одному ему известную точку у синего, в лесах, горизонта.
Бабка Алена достала из лопухов узелок с провизией и толстый запотевший чайник с водой.
— Яж кумекаю: заробятся мужики — надо полдневать… Сальце вот, луку маленько…
— Д-да? — опять некстати переспросил Петька, потом равнодушно заглянул в узелок, первым сердито приложился к чайнику, отдал его Никите, подумал и взял с разостланного платка самый большой кусок сала, еще подумал и взял средний по величине кусок хлеба, потом сел рядом с платком и стал сердито жевать.