— С такой, что вся эта хренова кутерьма затеяна ради стриптиза.

— Не уверен, Мун, — повернулся к ней Хэмиш. — Вспомни: нам прислали простыни, чтобы мы заворачивались, если потребуется выйти в туалет.

— Показуха. Уловка, чтобы замаскировать истинные цели, — буркнула Дервла.

— Вот именно, — согласилась Мун. — Хотят, чтобы мы побольше выставили, а еще лучше — перетрахались.

— Нельзя быть такой циничной, Мун, — оборвал ее Хэмиш.

— Опомнись, парень! Ты что, забыл, что нам прислали презервативы с шоколадным ароматом?

— А вот мне нечего скрывать, — рассмеялся Гарри. — Если кто захочет посмотреть мой шланг, будьте уверены, — не откажу.

— Вот еще! У меня нет желания глядеть на твой пенис, — усмехнулся Дэвид. — Все просто: мы выполняем задание или нас лишают половины рациона. Но это не причина выставлять напоказ наши тела.

— Ах, какой скромник! — презрительно фыркнула Мун. — А что ты делаешь, когда разгуливаешь вокруг дома в трусах? Уверен, что у тебя красивое тело? Согласна. Но учти, ты его так любишь, что выглядишь настоящим пидором. Поэтому нечего кобениться и притворяться, что ради нашего задания не желаешь выставить напоказ телеса!

— Мужчина в нижнем белье меньше обнажен, чем в плавках, — возмутился Дэвид.

Джеральдина раздавила в кулаке пластмассовую чашку.

— Сборище мудил, вашу мать! Давайте наконец растелешивайтесь!

Но задание есть задание. Его пришлось выполнять. В итоге все оказались в спальне и, кто как мог, бравируя, принялись снимать с себя одежду. Самой осторожной оказалась Дервла. Она до самого входа в парилку не снимала белья, а потом быстро скинула и нырнула внутрь.

Джеральдина выглядела довольной.

— Слушайте, мы, кажется, поймали одну ее титьку? — спросила она. — И, без сомнений, задницу. Дадим прямо в анонсе. Стране не терпится увидеть чуточку больше милашки Дерво.

В парилке стояла абсолютная темнота. Было черно «словно в могиле», как написали на следующее утро газеты.

И жарко. Очень, очень жарко.

Следуя инструкциям, Газза и Джаз настелили второй пол из ароматизированного соснового дерева и с обеда включили установленные под ним нагреватели.

— Пахнет бесподобно, — заметила Мун.

— Ух, задницу жжет, — взвизгнула Келли.

— Ничего, привыкнешь, — успокоила ее Дервла. — Через минуту акклиматизируешься.

Пол был в самом деле горячим, но не настолько, чтобы невозможно было терпеть. Наоборот, прикосновение к нему казалось приятным, почти возбуждающим.

— Пресвятая Богородица! — послышался в темноте голос Дервлы. — Теперь понятно, почему парилку называют устройством для потения. — Прошло всего несколько минут, а она уже почувствовала, что на коже выступает влага. Капли текли по лбу, под мышками сделалось влажно.

— Прошибает до самого «не балуйся», — подхватила Мун, и все рассмеялись. — Господи, чья это жопа?

— Моя! — одновременно закричали трое или четверо «арестантов».

Все терлись друг о друга телами, но темнота казалась абсолютной, и никто не мог понять, чей рядом зад.

— Четыре часа! — напомнил Хэмиш. — Надо еще выпить.

По кругу на ощупь пошли пластиковые бутылки теплого «Бакарди» с «кокой», причем рома было явно больше, чем «коки».

— Что ж, это будет даже в кайф, — признался Гарри и отчасти выразил всеобщее мнение.

Тела и настроение разогревались.

День двадцать девятый

8.00 вечера

Колридж и Хупер провели смену, пересматривая пленки с самого первого дня, и теперь вернулись к записи вечера убийства. Они видели те же картинки, что меньше сорока восьми часов назад Джеральдина, режиссеры «Любопытного Тома» и сорок семь тысяч пользователей Интернета, которые наблюдали за событиями в режиме реального времени. Размытое, неясное голубовато-сероватое изображение транслировалось из мужской спальни камерами ночного видения. Комната казалась пустой, абсолютно безобидной и совершенно нормальной, за исключением странного сооружения из пластика в середине. Сооружения, в котором, как было известно полицейским, находились восемь подвыпивших голых людей: об их присутствии свидетельствовали только гротескные формы, время от времени колебавшиеся по ту сторону пластика. Жуткое, мрачное зрелище, если знать, что одной из этих живых форм вскоре предстояло стать мертвой.

— Он мог это сделать внутри, — задумчиво проговорил Хупер. — Почему он не убил в парилке?

— Или она, — напомнил сержанту инспектор. — Мы говорим «он» по привычке. Но не должны упускать из виду, что преступником может быть женщина.

— Конечно, сэр, это так. Но я о том, что никто бы не заметил, если бы он или она воспользовались небольшим ножом, который очень легко пронести в парилку. Чиркнуть по горлу и ждать, пока остальные не почувствуют запаха крови. А когда поймут, что жидкость под ними — это кровь, а не пот, будет поздно — все перемажутся. Возможно, так и планировалось.

— Обыск не выявил небольшого ножа ни в парилке, ни в комнате.

— Не выявил. Но если преступник передумал и последовал за жертвой в туалет, он мог заменить на кухне маленький на большой.

— Не думаю, сержант. Каким образом точно определить в темноте свою жертву? Безошибочно нанести удар? И оставаться уверенным, что дело сделано? Преступник мог полоснуть не по горлу, а по носу, отрезать нос другому человеку или собственный палец.

— Приходилось рисковать. Лучший шанс мог не подвернуться.

— Он ничего не знал наверняка и, если бы шанс не подвернулся, продолжал бы ждать.

— До каких пор? Пока жертву бы не выселили и она не ускользнула от него навсегда?

— Однако преступник знал, что номинация на этой неделе не состоится, и это давало ему или ей по крайней мере восемь дней форы.

— Я хочу сказать одно, — настаивал на своем сержант, — если бы мне приспичило убить в этом доме, я бы предпочел темную парилку, полную пьяных людей, и решил бы, что лучшего шанса не представится.

— Употребление спиртного — это фактор. Я хочу сказать: преступник предполагал, что рано или поздно люди начнут выходить в туалет.

— Однако не знал наверняка.

— Согласен. Он ничего не знал наверняка. Когда бы и каким бы способом он ни решил убить, это было рискованное преступление.

Колридж сверился со временем на экране. Они включили паузу в 23.38. Стоило нажать на воспроизведение, и цифры сменятся на 23.39; в эту минуту из парилки появится Келли Симпсон, чтобы совершить последнюю в своей жизни короткую прогулку.

Келли Симпсон, такая молодая, такая пылкая, уверенная в своей замечательной, полной увлекательных событий судьбе, вошла в этот дурацкий, бессмысленный дом, чтобы умереть. Колридж вспомнил первый день ее «ареста»: как она прыгнула в бассейн и закричала, что все здесь «супер». Но судьба предала ее, и настал последний день Келли. Она поплыла опять. Но на сей раз в собственной крови.

— Я говорю о том, сэр, — продолжал сержант, — что если бы преступник заранее намеревался убить (а мы предполагаем, что дело обстояло именно так), он наверняка обдумывал возможность расправиться с жертвой снаружи. Но не мог знать, что она обязательно выйдет в туалет, и не был уверен, что его не опознают, когда он за ней пойдет.

Колридж долго всматривался в экран. Трудно было поверить, что в идиотской полиэтиленовой конструкции умещались восемь взрослых людей.

— Если только катализатор преступления не возник уже после того, как все вошли в парилку. Перед самой отлучкой Келли в туалет. После чего преступник, подчиняясь спонтанной ярости, бросился за ней.

— Или внезапно вспыхнувшему страху.

— Совершенно верно: или страху. Коль скоро эти люди до «ареста» друг друга не знали...

— По крайней мере, нас в этом уверяли, — заметила появившаяся в комнате Триша, которая вернулась с чаем для всех.

— Согласен с поправкой, констебль, — кивнул Колридж. — Как нас в этом уверяли. Мы исходили из версии, что катализатор возник в период между помещением «арестантов» в дом и их входом в парилку. Но вполне возможно, что нечто ужасное случилось, когда они уже находились внутри.