— Войди в хижину, тут кто-нибудь может нас услышать, — сказал я ему.

— Не хочу! — резко отрезал Амбо. — Ты мне скажи, дашь ружье или нет?

— Нет, не дам!

— Ну хорошо! Ты мне не друг! — крикнул он в бешенстве и бросился бежать по тропинке в селение.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Что могут наделать три ожерелья, нож, топор и бутылка коньяку. Арики и Боамбо в гостях у Смита. Угощение на яхте. Принципы плантатора. Горячий спор. Хижина вечного огня.

I

На другой же день мы с Боамбо пошли к Арики. Я захватил с яхты бутылку коньяку, три ожерелья, нож и топор, предполагая, что подарки сделают главного жреца более сговорчивым. До сих пор Смит давал мне для обмена с туземцами только мелочи — ожерелья, зеркальца, — а инструменты и сельскохозяйственные орудия, которых было порядочно в трюме, берег для себя. Но сейчас он придавал большое значение моей миссии и стал более щедрым. Если бы я потребовал у него еще коньяку или топоров, он охотно бы дал, но я считал, что пока и этого хватит.

Арики встретил нас сухо. Он даже не встал с нар, на которых сидел, и не пригласил нас сесть. Но мы с Боамбо сели и без приглашения. Я предложил Арики сигарету, но он резко отказался от нее. Он был мрачен, глаза гневно сверкали. Жрец бросил на меня холодный, пропитанный ненавистью взгляд и раздраженно заговорил о моем хождении в Калио. Зачем ходил? Кто мне позволил? Ведь он же мне говорил не ходить? Значит, я его в грош не ставлю! Его, рапуо, пуи-papa пуя[18]! Что я себе позволяю? Тут не земля пакеги!

Я вытащил из пакета нож и подал ему.

— Рапуо, возьми его. Это подарок от третьего пакеги.

Он посмотрел на нож из-под нахмуренных бровей и оттолкнул мою руку. Тогда я взял из корзинки, висевшей посередине хижины, ямс, очистил с него ножом кору и нарезал. Жена Арики свистнула от изумления. До сих пор она очищала и резала ямс раковиной. Я протянул ей нож и сказал:

— Возьми его. В большой пироге есть много таких ножей.

Женщина взяла нож и пошла похвастаться соседкам.

Арики сидел на нарах все такой же мрачный и потемневший, как грозовая туча. Он не мог простить мне моего нахальства. Хожу по селениям, лечу людей без его разрешения! Как я смею!..

Тогда я вытащил из пакета топор с короткой рукояткой и протянул ему его.

— Рапуо, это подарок от третьего пакеги. Возьми его.

Он сразу понял, что я ему даю и для чего эта вещь — железный топор походил на каменные топоры туземцев. Однако он отказался его принять.

В хижине валялось довольно толстое полено, приготовленное для костра. Двумя-тремя ударами я его рассек пополам. Арики не выдержал и свистнул от восторга.

— Возьми его, — я положил топор к ногам главного жреца.

Он не нагнулся его взять, но и не оттолкнул.

Вернулась жена Арики. С ней была и Канеамея. Я им дал по ожерелью и видел, какая радость вспыхнула в их глазах. Ожерелья Смита действительно творили чудеса. Они могли смягчить самое черствое сердце. Третье ожерелье я дал Арики. Он молча повесил его себе на шею.

Оставалось третье «чудо» — бутылка коньяку. Но она была моим последним козырем, и не следовало так скоро пускать его в ход. Нож, топор и ожерелья были достаточны, чтобы искупить мою вину перед Арики за хождение в Калио без его согласия. Теперь оставалось самое важное — уладить дело Смита, склонить Арики не бросать его в океан и дать ему возможность спокойно жить на острове.

Боамбо заговорил о «третьем пакеги». Он сказал главному жрецу, что третий пакеги — хороший человек и надо ему разрешить жить на острове, а не бросать в океан. Но Арики и слышать ничего не хотел. Он резко прервал вождя.

— Откуда явился третий пакеги?

— С луны, — поспешил ответить Боамбо.

— С луны! А как явился? У него имеются крылья? И зачем он явился? Бросить его в Большую воду! Сейчас же!

— Не спеши! — остановил его Боамбо. — Третий пакеги еще не сходил на наш остров. Он живет на большой пироге, и мы не властны над ним.

— Проклятие! — гневно крикнул Арики.

Боамбо опять завел разговор о пакеги. О, они хорошие люди, полезные люди! Я его спас от кадитов, лечу людей нанаем кобрай — разве этого мало? И у других пакеги племя научится чему-нибудь полезному. У них есть такие чудные вещи, каких ни один занго не видел до сих пор.

Канеамея поставила перед нами кувшин с малоу и села на нары. Когда я на нее посмотрел, она опустила голову, но я успел заметить в быстром взгляде ее темно-зеленых глаз какую-то неуловимую, тихую печаль.

— Набу, — обратилась она к отцу. — Тана Боамбо прав, пакеги — хорошие люди.

— Молчи! — прикрикнул на нее Арики и, обратившись ко мне, спросил: — Что есть в большой пироге? Скажи!

— Много вещей есть в большой пироге, рапуо. Большие и маленькие стекла: если на них посмотришь — видишь свое лицо.

— Знаю, — нетерпеливо прервал меня Арики. — Еще что?

— Есть много топоров, таких, как тот, который я тебе дал. Человек таким топором может сделать пирогу за каких-нибудь два-три дня.

Арики недоверчиво посмотрел на меня и спросил:

— Может?

— Может.

— Что еще есть?

— Есть много удов, которые испускают громы и убивают птиц на лету.

— А людей убивают?

— И людей убивают.

Арики проглотил слюну и опять спросил:

— Еще что есть в большой пироге?

— Много вещей, как тебе объяснить? Ты должен сам посмотреть.

Главный жрец опустил голову и задумался. Он решал судьбу Смита. Суждено ли будет плантатору всю жизнь сидеть на своей яхте, превратившейся для него в тюрьму, или главный жрец разрешит ему жить на острове?

Я вытащил из пакета бутылку с коньяком и протянул ее Боамбо. Обжигающая жидкость забулькала в его горле. Арики посмотрел на него с легким удивлением — он впервые видел стеклянную бутылку, — но прикинулся равнодушным. Боамбо зацокал языком, может быть, нарочно, чтобы показать главному жрецу сколь вкусна жидкость в этой чудной бутылке. Арики не вытерпел, выхватил у него бутылку и отпил только один глоток. Коньяк понравился ему, и он отпил еще один глоток, потом еще один. Нет, этот напиток не походил на малоу. И кокосовое вино очень, очень приятно, но содержит совсем мало алкоголя: сколько бы его не пить, голова остается трезвой. Листья бетеля, которые туземцы жевали вместе с ядрами кенгаровых орехов и маленьким кусочком извести, тоже не дурманили головы. А это питье словно разливается по всему телу и быстро опьяняет человека. Если хлебнешь чуть побольше, искры сыпятся из глаз. Арики зачмокал губами и несколько раз повторил: «Тацири! Тацири!»

«Дело налаживается», — подумал я и начал уговаривать вождя и главного жреца, не откладывая, поехать на большую пирогу, чтобы собственными глазами посмотреть на все чудеса, о которых я им говорил, попробовать других, еще более крепких, напитков и уже тогда решать судьбу Смита. Разумеется, оба отказались, но я очень настаивал. Если они поедут на большую пирогу, то получат много подарков от третьего пакеги. Чего они боятся? Ведь вчера Зинга была уже на яхте, и ничего плохого с ней не случилось. А третий пакеги не сойдет на остров, если его не пригласят лично. Да, да, они должны сами договориться с ним о подарках, ибо все эти чудные вещи в пироге принадлежат ему.

Первым согласился Боамбо, а немного погодя — и Арики. Он порядочно хлебнул, и язык у него заплетался. А человеку, выпившему больше положенного, море по колено.