Казаки немного смутились. Черкес спокойно продолжал:

– Не стыдно вам? Сказали бы, мы бы и сами дали. Для этого вас сюда поставили? Увижико! – окликнул он товарища, – поди сюда, возьмем нашего барана.

И они подняли баранью тушу.

– Не отдавать! – приказал старший.

Казаки подбежали и ухватились за тушу. Черкесы не уступали:

– Не отдадим! – кричали они.

– Нагайками их! – скомандовал старший.

Казаки занесли было нагайки над черкесами, но вдруг из-за кустов выскочили горцы и набросились на казаков. Разъяренные черкесы кинулись помогать горцам. Казаки растерялись и запросили о пощаде. Их обезоружили, связали. Черкесам возвратили барана, а Иаго и его друзья забрали коней и ускакали.

Они прибыли в осетинскую деревню Хумалгу и заехали отдохнуть к знакомому осетину, который встретил их с распростертыми объятиями.

Утром, когда хозяин хорошенько разглядел откормленных лоснящихся коней, ему стало жаль выпускать их из рук; поэтому он вызвался поместить их на время у себя во дворе, а сам предложил друзьям поехать с ними в Дзауг, якобы по делу.

К вечеру приехали в Дзауг и устроились все в одном трактире. Друзья вышли в город только к концу дня. Им хотелось поскорее разыскать отца Нуну и разузнать про нее.

Коба отбился от друзей и бродил один по базару. Его внимание привлек оборванный нищий, он остановился перед ним и вдруг непостижимым образом уверился, что этот старик непременно должен быть отцом Нуну. Он вступил с ним в беседу и с первых же слов понял, что старик неохотно о себе рассказывает. Он еще больше утвердился в своей догадке. Оставив расспросы, он отошел в сторону и решил последить за стариком. Он так и сделал. Когда старик добрался до своей хижины, Коба стал издали следить за домом. Он видел, что туда вошел какой-то человек в бурке. Подождав еще некоторое время, он подошел поближе и прислушался. Он услышал имя Нуну и заглянул в окно. Его глазам представились ласково беседующие отец и дочь. Это он обрадовал их вестью об Иаго, сам же стремглав кинулся к товарищу – поскорей его известить, что Нуну и ее отец найдены.

Он торопливо шагал по темным ночным улицам города, стараясь не попадаться на глаза патрулю. В те времена запрещено было ходить по городу после девяти часов вечера: всех, запоздавших прохожих задерживали. А попасть в руки тогдашних блюстителей порядка значило почти наверняка погибнуть. Послышались шаги идущих навстречу караульных. Повернуть обратно незамеченным было уже невозможно, и Коба решил пробиваться хотя бы ценой жизни. Он нащупал в кармане пистолет. Но вдруг заметил, что стоит на мостике, и сразу же сообразил, что под ним можно спрятаться от патруля. Если даже его и заметят, все равно оттуда ему будет легче защищаться; на крайний случай он оттуда может пробраться к Тереку и переплыть его. Караульные вошли на мостик как раз в то мгновение, когда Коба скользнул под него.

– Отдохнем здесь малость, – предложил один из караульных, и все уселись на перила.

Они завели долгую беседу о проклятых басурманах, закурили трубки и просидели так почти до рассвета. Было очевидно, что мохевца они не заметили.

Коба смог выйти из своего убежища лишь после ухода караульных. Друзья ждали его с тревожным нетерпением. Радости не было конца, когда они узнали, что Коба разыскал Нуну. Оставалось только дождаться ночи, и тогда – конец томительной разлуке!

Предатель-хозяин не бездействовал. Он решил во что бы то ни стало завладеть приглянувшимися ему конями. Для этого ему надо было только сообщить властям о том, что абреки в Дзауге, навести на след. Абреков арестуют или перебьют, и в том и в другом случае он безнаказанно заполучит коней. И он пошел прямо к начальнику, но алчность его разгоралась с каждым шагом. Почему он должен предать в руки властей таких важных преступников безвозмездно? Он может еще заработать на этом!

Вскоре он уже стоял на балконе казенного дома и упрашивал есаула допустить его к начальнику.

– Хочу видеть начальника. Есть дело! – Есаул вынужден был доложить о нем.

– Зачем пришел? – спросил начальник, когда есаул ввел к нему неизвестного человека.

– Дело есть, ваша милость! – и он выразительно взглянул на есаула.

– Выйди! – сказал начальник есаулу. – Теперь мы одни, говори.

– Я напал на след абреков.

– Каких?

– Иаго, Парчо, Коба, Элберда и Вепхия.

– Что ты говоришь?! – воскликнул начальник, и радость сверкнула в его глазах.

Не проходило дня, чтобы слухи об отважных делах этих абреков не нарушали его покоя; к тому же их жизни были дорого оценены правительством, и сам начальник мог нажиться на их поимке, мог рассчитывать на благодарность, чины и славу.

– Где они? – с нетерпением спросил он.

– Их здесь нет, но я могу их найти.

– Не врешь?

– Ей-богу, говорю правду!

Начальник поглядел на него в упор и спросил:

– Что просишь за услугу?

– Тридцать туманов за голову и чин офицера.

– Многовато, не дадут. – сказал начальник, хотя абреки эти были оценены и повыше.

– Что ж, тогда я пойду!

– По десять туманов и крест святого Георгия, – не хватит?

– Нет, ваша милость! – и доносчик повернулся к выходу.

– Постой… Говори окончательно, – сколько? – остановил его начальник.

– Ты – хороший человек, полковник, прославленный человек… Только ради тебя – по двадцать туманов.

После долгой торговли они согласились на пятнадцати туманах с человека и на чине юнкера за донос.

– Когда же? – спросил начальник.

– Дайте мне два дня сроку, и я все сообщу.

Предатель вышел, радуясь сделке, а начальник, также очень довольный, вышел в соседнюю комнату, где его дожидался хевский диамбег, прибывший к нему с докладом. Правителя Хеви, как обычно, сопровождал Гиргола. Начальник был уверен, что беседует с доносчиком с глазу на глаз, а между тем за дверями стоял Гиргола и трепетно, напряженно следил за всем разговором. Он услышал имя Иаго, узнал, что на днях его убьют или арестуют, и острая радость пронзила его сердце. Время не умерило его ненависти к этому человеку. Он по-прежнему горел чувством мести. Но вдруг доносчик обманет, не вернется, передумает? Нет, на этот раз Гиргола не упустит Иаго, сам выследит своего лютого врага, в могилу сойдет вместе с ним! И он выбежал вслед за предателем.

Тот шагал, упоенный успехом, и не замечал идущего следом за ним Гирголу. Они вместе дошли до трактира и вошли в него.

Гиргола потребовал себе вина, разговорился с половым и узнал, что предатель остановился в этом трактире с товарищами. Он ловко выведал все, что ему было нужно, и совершенно уверился, что Иаго находится здесь.

Он тотчас же снял смежную комнату и долго подслушивал через тонкую перегородку. Он отчетливо слышал каждое слово. Утвердившись в своих догадках, он кинулся к диамбегу. Тот послал к губернатору за распоряжением об аресте абреков, а Гиргола вернулся в свою засаду.

Он вошел в трактир, когда никого из абреков не было дома, – все они ушли на базар, – и стал их ждать с нетерпением и тревогой. Те вернулись поздно и были, казалось, чем-то сильно взволнованы. Пока Гиргола разбирался в шуме голосов, ворота трактира заперли и выйти на улицу тайком от соседей было уже невозможно. Он остался на ночь в трактире, пододвинул тахту к перегородке и весь обратился в слух.

Наутро вернулся человек, отсутствие которого так беспокоило его друзей. Это оказался Коба. Он сообщил радостную весть о Нуну. Как ужаленный, вскочил Гиргола с тахты. Нуну жива! Он давно уже примирился с мыслью, что она лежит на дне Терека, придавленная тяжелыми валунами.

Она жива и завтра встретится со своим Иаго! Они будут счастливы, а он, Гиргола, отвергнутый, униженный, ненавидимый всеми, будет влачить позорную жизнь! Нет, он этого не допустит!

Звериная злость обуревала его. Окажись здесь Нуну, он собственной рукой рассек бы ей грудь.

Коба рассказывал обо всем: как он напал на след Нуну, где живет ее отец, рассказывал так подробно, что Гиргола мог бы с закрытыми глазами найти эту хижину.