Решили начать с гипотезы частичного раздела, развернули карты:

Посланник. Поищем, что вам подойдет. Чего желал император (Александр) в Тильзите? Ему тоже должно быть известно и то, чего хотел император Наполеон.

Министр. Он никогда вполне определенно не высказывался об этом. Мне кажется, что нашими были Молдавия, Валахия и Болгария; у Франции – Морея и, может быть, Албания и Кандия.

Посланник. Это не все. Что делали с остальным, даже и в том случае, если бы Румелия осталась за турками? Ведь об этом плане теперь мы говорим? Не так ли, граф?

Министр. Да! Мы желаем, чтобы вы получили то, что вам наиболее подходяще. Австрия ничего не сделала. Если она примет участие, ей немного нужно; но недурно было бы воспользоваться ею.

Посланник. Что же вы даете ей?

Министр. Кроацию; если этого слишком мало, то кое-что в Боснии.

Посланник. Босния – прямой путь в Албанию. По ее положению, – это наша естественная доля. Но вы забываете Сербию.

Министр. Можно ее сделать независимой, дать ей собственное правительство, поставить ее в сферу нашего общего влияния.

Посланник. Два сильных влияния в одной стране, не то же ли, что две хозяйки в одном доме?

Министр. Вы правы, это будет неудобно. Можно будет отдать эту провинцию австрийскому эрцгерцогу. Император Наполеон мог бы выбрать его из младшей линии для того, чтобы Сербия никогда не перешла к царствующей линии.

Посланник. Нет ли у вас каких-нибудь обязательств с сербами?

Министр. В этом отношении никаких; – только отнюдь не отдавать их туркам и постараться добиться для них отдельного правительства, хотя бы под управлением Порты, т. е. не отдавать их на избиение туркам.

Посланник. Вы берете слишком много. Все эти провинции в непосредственной связи; все их население останется на месте, и так как оно состоит из христиан, то будет за вас, тогда как в других областях большинство жителей – турки, которые уйдут вслед за оттоманским правительством во время его бегства. Следовательно, ваши провинции будут населены, а наши безлюдны”.[368]

Румянцев не обратил внимания на последнее возражение своего противника. Как бы то ни было, они ведь только для виду спорили по поводу этой гипотезы, не имевшей, по их мнению, никакой будущности. Назначая Константинополь исходным пунктом для похода на Индию, Наполеон заранее предрешал разрушение и полное расчленение Турции. Прения неизбежно должны будут расшириться, и тогда только наступит момент для серьезного столкновения аппетитов. Румянцев первый сорвал завесу: “Если турки, – сказал он, – будут изгнаны из Европы, – а это мне кажется неизбежным, имея в виду поход в Азию, я сомневаюсь, чтобы султан, которому заранее отсекут руки и ноги, разрешил пройти по своей территории. Да и помимо того, если турки будут изгнаны из Константинополя, что, по моему мнению, противно нашим интересам, конечно, если только его не отдадут такому же слабому, как турецкое, правительству, Константинополь, а также и большая часть территории, прилегающая к проливам должны отойти к нам, в силу положения, занимаемого этим городом, в силу нашего положения и требований нашей торговли, ключ которых лежит на Босфоре и Дарданеллах.

Посланник. Ключ от Черного и ключ от Мраморного моря! Это слишком много для одного выхода, граф; иметь и один из них было бы уже очень хорошо. Мне кажется, можно было бы предложить, чтобы у каждого был свой ключ.

Министр. Один без другого ничто. Наше географическое положение и обладание Черным морем, – даже более чем наши политические интересы, – требуют, чтобы мы владели Константинополем. Вы далеко от Константинополя, да и, кроме того, у вас будут настолько хорошие владения, что вы не будете иметь повода нам завидовать”.[369]

После этих слов, совершенно противоречащих мысли, высказанной императором Александром за несколько часов до совещания, оба собеседника поспешили приступить к рассмотрению других вопросов, как будто они хотели на этот раз только коснуться жгучей почвы. Министр оказался более требовательным, чем его государь, более русским, чем царь. Не делая ни малейшего намека на идею о Византии, как о вольном городе, он требовал Константинополь и даже отказывался отделить его от Дарданелл. Убедил ли он императора согласиться с его мнением и выражал ли он точно волю своего правительства? Говорил ли он только от себя лично? Быть может, в его требованиях следовало видеть только способ спорить, одно из тех требований, которое выставляется для того, чтобы из отказа от него создать себе право на вознаграждение? Если Коленкур и питал сначала такую несбыточную надежду, второе совещание, состоявшееся через день, должно было вполне рассеять его иллюзию. Доктрина русского министра определилась вскоре еще точнее и энергичнее.

Однако министр, желая подготовить почву, приступил к ней осторожно и начал с предложения императору Наполеону “всего, что могло быть ему подходящим”.

Посланник. Что подразумеваете вы под этим, граф?

Министр. Ну! Например, что, кроме Мореи и Архипелага, вы можете взять Албанию, о которой не было речи. Эта страна находится возле нас и даст вам драгоценные средства для вашего флота. Император Александр лично пришел к мысли, что это будет подходяще для императора Наполеона. Кроме того, вы можете еще приобрести Египет, даже Сирию, если это вам нравится.

Посланник. Вопрос об Албании до сих пор считался решенным. Вы часто называли ее мне и даже еще третьего дня указывали на нее, как на приобретение, относительно которого вы не возбуждали никаких сомнений. То, что вы намерены предложить без Албании, было бы то же самое, что дать Валахию без Молдавии. Затем вы тотчас же ведете нас в Азию, граф. Я очень рад идти за вами. Однако будем подвигаться шаг за шагом, распределим по порядку наши идеи и разделим сперва Европу, так как, я думаю, следует начать с этого пункта.

Министр. Ну, что же! Валахию и Молдавию с прибавкой Болгарии, пожалуй, даже Сербию, вот что нам подходяще. Франция возьмет Морею, Албанию, Архипелаг, часть Боснии. Другая часть Боснии и Кроация отойдут к Австрии. Конечно, все это при условии, что Румелия и Константинополь останутся за турками.

Посланник. С прошлого раза вы очень сильно увеличили вашу долю, граф. Если пойдет так дальше, вы скушаете все. Австрия не поблагодарит вас за долю, которую вы ей предназначаете. Я даже хорошенько не знаю, что думать о нашей собственной. Взгляните на карту. Сербия лежит вне вашего географического положения.

Mинистр. Императору она не нужна; не будем более об этом говорить, если, по вашему мнению, это неприемлемо. Отдайте ее в таком случае, как мы говорили, какому-нибудь эрцгерцогу их младшей линии или какому-нибудь европейскому принцу, например, если хотите, принцу Кобургскому, или кому-нибудь другому. Если вы хотите сделать нам приятное, назначьте ее в приданое одной из наших великих княжон (какой вам угодно), хотя бы как собственность ее супруга, если вы найдете это нужным. Как православная, она будет служить связью между принцем, за которого ее выдадут замуж, и жителями этой страны. Они крайне фанатичны и высказывая эту мысль, я думаю сослужить службу делу мира и указать на единственное средство поддержать спокойствие среди этих дикарей. Быть может, будет даже полезно выговорить, что дети будут воспитываться, в духе греческой веры. Впрочем, я не придаю никакого значения этой мысли, она исходит лично от меня.

Посланник. Императору будет, конечно, очень приятно доставить удовольствие лично императорской семье, но Сербия будет плохим приданым для великой княжны, если она будет обязана там жить. Поставить одну из ваших великих княжон между вами н нами, не значит ли поступать на деле противно вашим принципам, о неудобствах непосредственного соприкосновения великих держав и, может быть, подать повод к некоторым недоразумениям, ибо фактически вы будете царствовать там, где будет ваша великая княжна. Как видите, я держусь вашей доктрины. Впрочем, вы знаете, что я не уполномочен ни отказывать вам, ни давать согласие.